Глава 3

Вагон мерно раскачивался, а за окном проплывал летний пейзаж среднерусской полосы. Мелькали придорожные дома, сотрясаемые стуком паровозных колес, мальчишки с воплями бежали вдоль дороги, мелькая кроссовками, а бабки, отрываясь от прополки запыленных огородов, с осуждением смотрели им вслед из-под руки. Удивительно, к чему только не способен привыкнуть человек. Даже жить в десяти метрах от железной дороги и круглосуточно слушать грохот проходящих мимо поездов. А, может, в этом-то вся и суть. Когда поезда гремят, переваливаются на рельсах, раскачивают боками вагонов, пролетая мимо, может именно в этот момент так приятно сказать: «А вот я лично – ну так вообще никуда и не тороплюсь!» И спокойно присесть на лавочку, прислонившись спиной к забору, рассматривая огромный подсолнух, склоняющий золотистую голову за солнцем. Может быть, именно поэтому люди живут около железной дороги. Ради того, чтобы в полной мере прочувствовать, как хороша их собственная неспешная жизнь, наблюдая за обрывками чужих путешествий, улавливая звуки улетающей музыки. Да, так о чем это мы? Разумеется, о Паше.

Паша сидел в открытой коробке, запутавшись в вате, и недовольно надувал зеленые щеки. Вообще-то он был спокойным мальчиком, всегда вежливым, в меру шаловливым. Не хулиганом. Ведь оживить муляж курицы на учительском столе не является хулиганством, правда? Тем более, какое там было оживление, так, смех один. Настоящего заклинания Паша еще не знал, поэтому наложил на муляж заклятие голоса. Все, что смогла сделать несчастная птица из папье-маше, так это дважды прокукарекать. После чего учительница, с выкатившимися от ужаса глазами, хлопнула по муляжу классным журналом, что напрочь выбило заклятие. Паша ожидал громовых санкций, записи в дневник, вызова родителей в школу, но все закончилось на удивление мирно. Учительница, все так же глядя на класс расширившимися глазами, закончила урок, после чего написала в газету письмо с просьбой исследовать непонятный феномен. Газета не ответила. Очевидно, они были завалены подобными просьбами, и до Пашиной учительницы просто не дошла очередь.

Так вот, как говорилось, Паша был обыкновенным мальчиком, не считая, разумеется, магических способностей. Но в данный момент ему хотелось капризничать, что-нибудь разбить или злостно нахулиганить. Ему просто было скучно. Сначала его развеселило превращение в жабу, но потом выяснилось, что все не так радостно, как казалось. Питаться мухами и комарами Паше не особенно понравилось. Он бы предпочел голубцы со сметаной, но жабам такая еда не полагается. Попытка съесть леденец закончилась тем, что у Паши язык прилип к конфете, а потом долго болел живот. Кроме того, что за интерес все время сидеть в коробке? И даже нос высунуть нельзя, потому что, как выяснилось, люди не особенно любят жаб. Так и норовят сделать какую-нибудь гадость. Поэтому Паша с нетерпением ждал прибытия в Энск, чтобы бабушка сняла заклятье. Единственное, что пугало его в Энске, это то, что бабушка была бывшей учительницей, и поэтому каникулы могли плавно превратиться в продолжение школы. Но сейчас он готов был приветствовать первое сентября, лишь бы избавиться от надоевшей зеленой кожи.

Приоткрыв глаза и оглядев купе, Паша обнаружил, что никого нет. Родители куда-то вышли. Паша попытался пошевелить лапками, чтобы составить какое-нибудь заклинание для развлечения, например, запустить мыльные пузыри, но ничего не получилось. Очевидно, что так же, как желудок жабы не предназначен для поедания конфет, так и жабьи лапки не могут помочь в реализации заклинания. Вместо того, чтобы любоваться на разноцветно-радужные мыльные пузыри, Паша просто вывалился из коробки и шлепнулся на пол. Это было больно. К сожалению, никто не озаботился подложить перинку или, в крайнем случае, матрасик на пол купе. Паша обиделся. Протиснувшись в щель, оставленную в двери купе, он, переваливаясь, побрел по коридору на поиски родителей. Однако, вместо родителей он нашел проводника.

- Эт-то еще что такое? – ошарашено произнес проводник, разглядывая ковыляющую по проходу большую зеленую жабу. – Это откуда тут взялось?

Вопрос был, разумеется, риторическим, так как никакого ответа от жабы проводник не ожидал. Паша замер, наивно глядя вверх. Проводник вздрогнул, увидев широко раскрытые детские глаза жабы, и поднял ногу. Паше казалось, что он никогда не видел таких огромных башмаков, хотя размер был вполне средний – не более сорокового-сорок первого. Но это, конечно, с точки зрения человека, которому данный башмак не грозит опуститься на голову.

- Что вы делаете? – возмущенный голос Елены Валерьевны, вынырнувшей неведомо откуда, стукнул проводника по затылку. – Бедный ребенок, ты испугался?

Она подхватила жабу и уставилась на проводника злобным взглядом. В этом взгляде было все – охотники и волк, сожравший Красную Шапочку, три поросенка, Иванушка и Баба Яга, Василиса Премудрая и Кощей Бессмертный. Елена Валерьевна нашла воплощенное зло в лице несчастного проводника. Тот только отфыркивался и нервно вытирал холодный пот, внезапно выступивший на лбу.

- Как вы могли так поступить! – Елена Валерьевна скрипела зубами, глядя на потеющего проводника, но руки у нее были заняты Пашей, и сделать она ничего не могла. – Это же – извращенный садизм! Раздавить ребенка! Как вы могли? Посмотрите, у него слезы на глазах! А если он заикаться теперь начнет?

Из дверей купе выглядывали пассажиры, привлеченные воплями Елены Валерьевны. Со стороны туалета уже спешил Александр Степанович, болезненно морщась и представляя, что его жена сейчас сделает с работником железной дороги, повинном лишь в том, что не желал допустить пребывание вредной живности во вверенном ему вагоне. Александр Степанович проклинал себя за то, что не досмотрел за женой, которая после превращения Паши в жабу стала несколько более нервной, чем обычно, и не желала контролировать свои магические способности. Проводник, увидев множество свидетелей, несколько воспрял духом. Решив, что сумасшедшая баба явно не убьет его при таком количестве народа, он пошел в наступление.

- А есть ли у вас справка, необходимая для провоза домашних животных по железной дороге? – елейным голосом поинтересовался он, всеми силами демонстрируя вежливость и готовность к взаимопониманию.

- Какая справка? – недоуменно захлопала ресницами Елена Валерьевна. – Никакой справки мне не нужно. Он у меня в паспорте значится.

- Кто? – проводник подумал, что было бы неплохо поинтересоваться у мужа этой женщины насчет справки из психдиспансера, а то мало ли, какие пассажиры попадаются. Может, она буйная...

- Как кто? Мой сын! – Елена Валерьевна продемонстрировала жабу, рыдающую от унижения у нее на руках.

- Это ваш сын? – проводник решил, что женщина – явно буйная, в крайнем случае – просто помешанная, но изоляция ей, разумеется, никак не помешает. – Это, с моей точки зрения, да и не только с моей, земноводное. Жаба, проще говоря. Зеленая. Обыкновенная. Может, необыкновенная, я не животновод, чтобы в них разбираться. Если это ваше домашнее животное, то необходима справка, что оно не больно, не ядовито, не представляет опасности для окружающих.

Елена Валерьевна растерянно оглядывалась, слушая одобрительный гул пассажиров. Александр Степанович, наконец, добрался до жены и решительно взял ее за локоть. Проводник, обнаружив такую всеобщую поддержку, решил добить павшего врага.

- Кстати, а где у вашей зверюшки намордник? Поводок? Ошейник? – он уже смотрел гордо, чувствуя свою победу. – Знаете, а вот провозить животных в нарушение установленных правил – строжайше запрещено. Вообще-то нужно бы высадить вас на ближайшей станции.

Елена Валерьевна охнула и потребовала показать ей эти самые правила. Проводник немедленно, как факир, достал папочку, выдернул оттуда бумажку с подписью и печатью, подсунул этот документ под нос Елене Валерьевне.

- Прошу! Никаких проблем! – издевательски-ласково сказал он. – Вот они – правила, подписано, пропечатано и прошито! Все, как положено!

Взглянув на бумагу, Елена Валерьевна побледнела и сжала Пашу так, что он даже квакнуть не мог. Александр Степанович, вытянув шею, исхитрился тоже посмотреть, что написано в документе. Он быстро понял, в чем суть проблемы. Дело в том, что с официальным документом, подтвержденным подписями и печатями, бессмысленно и невозможно бороться никаким колдовством. Сама печать является мощнейшим охранным заклинанием, которое может взломать далеко не каждая ведьма. При наличии такого документа, Елена Валерьевна не могла даже элементарно отвести глаза проводнику или пассажирам. Она ничего не могла. Александр Степанович присвистнул. Жена с надеждой посмотрела на него.

- Позвольте и мне взглянуть, - Александр Степанович решительно теснил жену в сторону их купе, подмигивая проводнику приглашающе. Тот как-то сразу все понял, смущенно заулыбался и пошел следом.

- Конечно, никаких проблем, сейчас сядем и рассмотрим ситуацию подробно, - громко заявил проводник, входя в купе. Пассажиры поняв, что скандал закончился, со вздохами разочарования исчезли.

- Сколько? – строгим шепотом спросил Александр Степанович, тщательно закрыв дверь купе. Елена Валерьевна не сводила с мужа взгляда, в котором были клятвы никогда не сказать ему ни одного плохого слова, разом прекратить все скандалы и подавать в постель тапочки, утренний кофе и бутерброд с икрой. Кабачковой, разумеется.

- Как можно! – столь же строгим шепотом ответил проводник. – Нарушение правил!

- Сколько? – стоял на своем Александр Степанович.

- Дача взятки должностному лицу при исполнении служебных обязанностей! – отбарабанил проводник на одном дыхании.

- Ну, как хотите, - поскучнел Александр Степанович. – Я, вообще-то, о взятке и не думал. Так, маленький подарок. И штраф, разумеется, за провоз домашнего животного без намордника, полагающегося по правилам.

- Ну, если так... Тогда конечно... - протянул проводник, глядя в глаза Александру Степановичу. – Штраф. Правда, с квитанциями у меня сейчас напряженно. Не выдали, видите ли. Надеюсь, вы меня поймете?

- Конечно! Вы же не виноваты! Вы же от этого безобразия только страдаете! – воскликнул Александр Степанович трагическим шепотом. – Они не выдают, а вам тут – отдувайся! Так сколько?

- Меньше пятисот не могу, и не уговаривайте, - жарко заговорил проводник. – Тут же все пункты нарушены. Все до одного.

- Нет, уважаемый, признайтесь, это вы погорячились, - рассудительно сказал Александр Степанович. – Ну какой намордник на жабу? Или – какие прививки? Какая регистрация по месту жительства? Что вы... Вы можете показать мне образец подобной справки? Сто!

- Четыреста пятьдесят! – сбавил проводник. – И только из уважения к вашей супруге, которая явно обожает зверюшку.

- Сто десять! – Александр Степанович покосился на жену, которая продолжала судорожно сжимать Пашу. – И только потому, что моя жена действительно любит это животное.

- Четыреста! – сообщил проводник, с надеждой поглядывая на Александра Степановича. – Все же справки о прививках полагаются каждому животному, перевозимому по железной дороге.

- Сто двадцать! – Александр Степанович твердо намеревался сэкономить.

- Триста пятьдесят! Но только для вас! По пониженному тарифу оштрафую, внесем в список, как мышь декоративную.

Елена Валерьевна взвизгнула, представив, что у нее на руках мышь. Паша набрался храбрости и громко квакнул, но его рот был немедленно закрыт материнской ладонью. Паша в который раз пожалел, что жабам не полагаются зубы, уж он бы сейчас всем показал! Как впился бы от всей души, никто бы тогда не позволил себе затыкать ему рот!

- Знаете, я вот подумал... - вздохнул Александр Степанович. – Мы все устали, время позднее. Давайте – двести, и – все в полном ажуре.

- Без ножа режете! Меня же не поймут! Такое нарушение и такой штраф! Не сочетается!

- А у меня больше нет! – пошел с последнего козыря Александр Степанович. В доказательство он достал бумажник и продемонстрировал проводнику две сотенные бумажки, сиротливо лежащие там. О том, что все деньги традиционно находятся в ведении Елены Валерьевны, он благоразумно промолчал.

- Ну разве что так... - разочарованно заявил проводник, протягивая руку. – Но только для вас. Из уважения, так сказать... Вы – человек понимающий...

- И без квитанции, - многозначительно напомнил Александр Степанович, вкладывая в протянутую руку двести рублей.

- Только вы уж проследите, чтобы ваша зверюшка в вагоне не показывалась, а то еще начальник поезда случайно увидит, - проводник уже выходил из купе, сопровождаемый вздохом облегчения Елены Валерьевны и просьбой принести чаю Александра Степановича.

- Можно было бы и меньше, - упрекнула Елена Валерьевна мужа.

- Что ж ты сама не договорилась, экономистка моя? – поинтересовался рассерженный Александр Степанович. – Значит так. Чтоб из купе – ни ногой! Хватит приключений.

- А в туалет? – робко спросила Елена Валерьевна.

- По очереди. Один идет, второй с сыном сидит. Только так. И – проводнику стараться на глаза не попадаться. И не нападать на него. Никаких там заклинаний и прочих безобразий. Нам до Энска нужно доехать, а не до ближайшего отделения милиции. Все ясно?

Елена Валерьевна кивнула. Она знала, когда необходимо подчиниться. Умная женщина понимала, что когда муж в таком настроении, то лучше не протестовать, отыграться за это можно будет и потом, благо поводов всегда находится предостаточно. Кроме того, она любила Александра Степановича, хотя и ругала его всегда нещадно, но в глубине души гордилась им и считала его очень, очень умным человеком. Александр Степанович же, со своей стороны, позволял Елене Валерьевне все, что той будет угодно, но в нужный момент всегда мог поставить ее на место, утверждая свое главенство в семье. «Все же приятно иметь жену-ведьму, да еще когда она смотрит такими влюбленными глазами, как вот в данный момент» – подумал Александр Степанович, нежно поглядывая на жену. Паша умильно квакнул. Ему нравилось, когда родители были в таком настроении. Елена Валерьевна ласково погладила зеленую бородавчатую голову сына.

А за окном продолжали пролетать деревни, дороги, леса, скрытые мягкими летними сумерками. На небе зажигались первые звезды, но их не было видно из окна вагона. Просто все знали, что они там есть.