|
|
Предыдущая |
Глава 7. Мальчик ТагMori licet, cui vivere non placet. Можно умереть тому, кому не нравится жить. Миша пришëл с работы неожиданно рано, и прервал Алëнкины размышления над самой глобальной проблемой: «Как жить дальше?» Он сам реально устал и замучился, а тут ещë есть было нечего. Алëнка ничего не успела приготовить, а может, теперь ни готовить, ни учиться не собирается. Вчера она заказала ужин в ресторане — нашла решение, а сегодня, наверное, забыла. Но, увидев разочарованную мину на лице Миши, вспомнила, вскочила из-за компа и принялась жарить яичницу, это у неë получалось всегда. Благо, она не так долго готовится, что настроение у Миши даже не ухудшилось. Да и некуда было больше, если честно сказать. С одним разводом было всë более-менее понятно, с остальным — сложности. Даже съездить домой, забрать вещи сегодня не смог — морально был не готов. За ужином не разговаривали, но когда перешли в комнату, Алëнка, недолго поколдовав за компьютером, запустила файл на печать. Получилось очень мало, но для самой Алëнки всë читалось очень прикольно: за этими короткими фразами были мысли, и даже очень много и разных. А в данном случае, осталось только начать разговаривать. Она протянула Мише листочек, на котором было написано:
Новая жизнь с Мишей
На чëм должны строиться отношения? Любовь и дружба... Роскошь человеческого общения... Нельзя врать! Необходимо Мишино перерождение. Обсудить с Мишей статью «Садо-мазо в семье и на работе» и написать еë. Стать равными!!! Хочу сделать из Миши счастливого человека и счастливого мужчину. Миша быстро просмотрел листок, ухмыльнулся недоверчиво, поднял на Алëнку глаза. Она стояла рядышком и ждала, может, сам Миша начнëт, но у него было не то настроение, чтобы сразу въехать в эти тезисы. А вообще, она прикольная: такая маленькая, а сейчас строящая из себя учительницу, которая, как ей кажется, всë знает. А она ждала хоть слова, чтобы с чего-то начать, но не дождалась, пришлось вещать самой. — Миша, это то, о чëм я думала сегодня. Попыталась перевести в слова то, что есть в мозгах. Иначе, как я тебе смогу донести то, чего я хочу? — Ты думаешь, это надо донести? — усмехнулся недоверчиво Миша. — Это просто так не чувствуется? — Чувствуется, но в любом случае, надо обговорить. Иначе, забредëм в разные стороны. — А мы ещë не забрели? — спросил Миша. Конечно, допустить, что она могла что-то придумать новое для них — вполне возможно, но слишком далеко они разбежались. Да и разные пути были к этому моменту у каждого, да и вместе столько ошибок натворили. — Забрели, — согласилась Алëнка. — И не только в эти выходные, но гораздо раньше. У тебя есть какие-нибудь мысли по этому тексту? — Есть, но они тебе не понравятся, — ему тут многие пункты не нравились, особенно те, что касались его. Хотя они все касались его, и возможно ещë в большей степени, чем те, в которых он был записан. — Я представляю, что ты имеешь в виду. Особенно пункт 3 и дальше, — Алëнка уселась в кресло, стараясь как можно меньше прикасаться телом к нему, побои ещë давали о себе знать. — Да, пункт три, особенно, — вздохнул Миша. — Но не я начала. Кстати, ты знаешь, откуда это появилось? Я тебя однажды спросила, спишь ли ты с Леной? Ты помнишь, что сказал? И я тебя понимаю... и что были другие обстоятельства, и мы были другие, и скажи ты правду, я не знаю, как отреагировала бы. Я же надеялась, что я — твоя любимая женщина, а каждая любимая должна быть единственной. Или не должна? Это сейчас я знаю, что ревновать вредно, что нет у меня права на тебя. Есть желание — живëм, нет такого — лучше разойтись сразу. А каждый имеет право жить так, как он хочет. — Алëн, ты можешь мне объяснить, зачем тебе понадобилось это? — спросил Миша, но она только кивком спросила: что именно? — Ну, этот праздник боли? — Мне захотелось, — Алëнка пожала плечами. — Я же тебя просила, но ты и шага не сделал в этом направлении. — А уговорить? — Миша, конечно, вспомнил, как она предлагала — в шутку, а тут вдруг ушла к чужим людям. А ему, выходит, не доверяет, считает, что он не способен. — Да сложно уговорить на то, что человек не хочет, — Алëнка явно уклонилась от прямого ответа. — Алëнка, а усечëнная информация — это ложь или нет? Вот когда я тебя спрошу, и ты мне ответишь, но, всë равно, останется что-то такое, что я даже спросить не смогу, а ты сама не захочешь рассказывать. — Миш, вообще, пожелание не врать, я понимаю, очень сложное. Вот ты сказал, что хотел от нас отдохнуть, но это не было правдой, а тем более причиной. Ты захотел от нас с Леной сбежать. Я как это поняла, решила в отместку сбежать от тебя, тем более, ты едешь по Воронежу и говоришь, что подъезжаешь к Саратову. Но через два часа берëшь трубку в нашей квартире. Это тоже усечëнная информация или специальная ложь? И даже не во спасение. Давай, с сегодняшнего дня перестанем врать друг другу. — Давай, попробуем. И ты мне сможешь рассказать про выходные? — Да, рассказать я могу всë. И даже знаю, как ты поведëшь себя, если я скажу то или другое. Скажи, есть разница провела я эти четыре ночи с женщиной или с мужчиной? — Нет разницы, по-моему, не со мной же. — Ты уехал в командировку, — Алëнка, насупив брови, хмуро смотрела на него. — И разница, по-моему, есть: если это будет женщина, ты успокоишься, а если это будет мужчина, ты сегодня будешь думать, просчитывать варианты, а завтра побежишь разбираться. Не так, что ли? — Это всë теория, а правда где? — Миша, конечно, понял, что в этом она отчасти права. Потому как если есть такой мужик, которому Алëнка доверяет больше, чем ему — это, по-любому, неправильно. Так быть не должно. — Это и есть — правда, или возможный вариант развития событий после развилки. Ладно, давай потихоньку буду давать правду, — Алëнка дождалась, чтобы Миша кивнул в знак согласия. — Я сегодня встречалась с нею, с этой девушкой, по магазинам ходили. Миша недоверчиво посмотрел на Алëнку. — Доказать тебе, что это она и есть, можно, но доказательства нужны серьëзные. Лучше всего вызвать еë сюда и раздеть, чтобы ты сам всë увидел, что она в таком же виде, как и я, а может, и сильнее избита. Только согласится ли она? Но у меня есть ещë одно доказательство. Хочешь? — Ты без неë можешь его предоставить? — Кажется, да, — Алëнка встала перед Мишей, опустив руки. — Ну-ка, ударь меня! — Алëн, прекращай. Я не хочу. — Скажи, лучше, не могу. Вот, это и есть доказательство — воспитание. Мужчина не может бить женщину, особенно беззащитную. И тебе остаëтся только одно — поверить мне на слово, если я тебе не смогла доказать. Но если тебе нужны имена, фамилии, явки... Нужны? — Нет, не надо. Считай, поверил, считай, уговорила. И ты думаешь, что моë перерождение может быть только через боль? — Миша решил переключить разговор на другую тему, не понимая, что, вообще, она имеет в виду. — Зачем? Ты сколько раз уже перерождался, менялся. Неужели трудно ещë раз повторить? Главное, знать, что на что менять, чтобы одну лишнюю ерунду заменить на другую, более комфортную. — Тоже ерунду? — ухмыльнулся Миша. — А какова вероятность, что ты заменишь лишнее в последний раз, и эта замена будет сразу очень близка к самому правильному выбору, где гарантия? У меня нет. Я выкинула несколько страхов, заменила желаниями. — И что? Всë можешь и ничего не боишься? — Ничего не боюсь и всë могу. Ты всë не веришь? Ну, хоть попробуй — ударь. — Да не хочу я! Даже честно скажу — не могу. А ты можешь? — Я — да, — Алëнка не выделывалась. Она только хотела выйти на новый уровень, и вывести его туда же. — Тогда, ударь. Алëнка, не раздумывая и не примериваясь, залепила Мише такую пощëчину, что в глазах у того забегали зайчики, в голове зашумело, а щëку-то как опалило. Глаза у него округлились, рука потянулась потереть. — Ты с ума сошла?! Больно же, — посетовал Миша, не зная что ещë сказать. — Но ты попросил, — она даже не оправдывалась. — Я ошибся. Но тебе, зачем это надо? — Понимаешь, Миш, я ищу пределы своих возможностей и пока не нашла. Любую боль я могу выдержать. Ты только пробуй. Бей! — Ну, вот пристала. Не буду, сказал же, — запротестовал Миша. — Верю! — Всë, этот вопрос исчерпан. Больше с такими вопросами и просьбами не пристаю, — Алëнка утихомирила своë чудовище, и хоть предстала перед Мишей обычной девушкой, спросила о том, что Мише совсем не хотелось обсуждать. — Давай, будем разбираться с тем, что проще — с твоими страхами. Хочешь? — Давай попробуем. И чего же я, по-твоему, боюсь? — с сомнением посмотрел на неë Миша. — Меня, — честно сказала Алëнка. — Не боюсь. Мне казалось, что я даже люблю тебя. — Не казалось, любишь, даже сейчас, — что правда, то правда, как бы он еë не боялся, он всë равно хочет любить еë. Но следом она заявила: — Хотя бояться и любить нельзя, поэтому и не получается любить, как надо. — А как надо, ты знаешь? — Миша даже улыбнулся, подумав, что она корчит из себя Великую учительницу. — Знаю: общение на равных, желание быть вместе, равенство вообще, — совсем не задумываясь, сказала она. — И как это равенство может быть достигнуто? — Миша даже не понимал задачи, и тем более, не знал правильного ответа. — Да только ты признай себя равным мне, я уже готова. Я тут посчитала, что ошиблась, подчинив тебя себе. Вчера я не видела другого выхода, но сегодня могу пересмотреть свою позицию. — И что для этого нужно? — Перерождение из тебя сегодняшнего в тебя счастливого, — это решение казалось ей самым простым, но Миша не понял еë, поэтому ей пришлось разъяснять: — Ведь ничего не нужно для этого, только пересмотреть отношение ко всему, сдвинуть точку сборки. Между тобой сегодняшним и самым счастливым человеком на Земле нет дороги, есть только качественный скачок, — она говорила и сама не понимала, как можно не воспринимать таких простых вещей. — Достаточно только закрыть глаза, открыть их с новым взглядом и посмотреть на новый мир, который тебя окружает. — Ты хочешь сказать, что у тебя так получилось? — недоверчиво спросил Миша. — Не один раз. Ты помнишь, как мы сняли эту квартиру? И как счастливы мы были в первые встречи? И хоть много было такого, что нам мешало, что приходилось преодолевать, но жили полной жизнью, как хотелось. — Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. — А ты входи в новую, она ещë лучше, — решения она принимала быстро, еë это не напрягало. — Алëн, а ты не обидишься? — Миша посмотрел на Алëнку настороженно. — На что? — не поняла она. — Если я тебе скажу, что ты чухню несëшь, — сказал он и сразу замолчал, но Алëнка только улыбалась и ждала продолжения. — И вообще, это всë пустой разговор. Ну, как мы можем быть равными? С такой разницей в возрасте... — горько вздохнул Миша. — Миш, я знаю, что несу. Вот эти твои дурацкие заморочки, только они нам мешают. Как ты не понимаешь? И особенно, что у нас с тобой такая огромная разница. И у меня даже верхнего образования нет, разве меня можно воспринимать всерьëз? — Алëнка начала заводиться. — Но ведь это ты меня вытащил на этот уровень. И что мне теперь опуститься ниже канализации, чтобы с тобой сравняться? Или быстро подрасти лет на 18? Ты боишься, что пройдëт несколько лет, и я тебя брошу? — догадалась об истинной причине его сомнений. — Бросишь. Я не думаю, знаю, — Миша сказал и для себя решил, что зря это он... нельзя было с нею так! — Откуда такая уверенность? — Алëнка уже была на грани, ей большого труда стоило сдерживать себя. Но она взяла себя в руки и продолжила разговор, наезжая: — Ты не хочешь со мной жить? Ты меня прогонишь? — она уже кипела. — Нет, я просто знаю, что тебе будет нужен другой человек, помоложе, красивее, сексуальнее. Тем более, ты будешь в самом соку, а я... — Миша даже не хотел озвучивать свои мысли, тем более, они ещë не были сформулированы в достаточной мере. — Я заведу любовника, а тебя на кладбище пора будет относить? — улыбнулась Алëнка, подмигнула и добавила: — Отнесу, ты не переживай! Что ты придумываешь? Тебе сейчас плохо со мной? — Сейчас хорошо, но что будет через год, два, ты знаешь? — Миша, ты помни одно, я тебя не держу, — Алëнка решила снижать давление, еë саму своя руководящая роль достала. — Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя мне обязанным, чем-то должным. Я, если честно, уже получила от тебя столько, что на всю жизнь хватит, — Алëнка посмотрела на него с благодарностью. Но ведь он не понял ничего, значит, надо объяснять: — Гнать тебя? Не хочу ни в коем случае. Я тебя люблю, ты мне нравишься, вот только чем нам заняться вместе, до сих пор не знаю. Кстати, ты не хочешь, чтоб я тебе помогла? — ей показалось, что она это сможет, лишь бы он позволил. — В чëм, Алëнушка? — ничего не понимая, спросил Миша. — Ну, разрулить эту ситуацию, вытащить эти баксы. Возьми меня к себе на работу. — Статью про садо-мазо хочешь написать? — ухмыльнулся Миша, он нашëл зацепку, на которой можно было выкарабкаться и даже выиграть. — Хочу, и не только это. Я не хочу тебя одного бросать на прорыв. Ведь это наша проблема, и нам еë решать вместе. — Алëн, давай потихоньку ложиться. Я, правда, устал, — попросил Миша, его голова не справлялась уже с потоком событий и мыслей. — И ещë на меня обиделся. — Обиделся? Да, за пощëчину. Да, попросил, но я же не думал, что ты сможешь. — Я всë могу. И мне это не нравится. Мне кажется иногда, что я не туда иду и тебя не доведу. Пошли спать. Прости меня, я больше не буду. — Но не только же пощëчина была сегодня, у тебя столько было слов неправильных. — И чем они неправильны? Я вторглась в твою личную жизнь, в твои проблемы? Я же только хочу их решить. — Благими намерениями... — Я в курсе, но я очень хочу помочь тебе. Возьми на работу, можно бесплатно, лишь бы нам выбраться из этого состояния. Мне это нужно, и тебе тоже. — Алëн, а если ты зазря потратишь на меня силы? И не получится ничего. — Тогда я успокою себя тем, что сделала всë, что могла. — Ох, мне бы твой оптимизм. — Так бери! Легче будет. Я так думаю. У меня есть предложение завораживающее своей новизной: не бойся ты меня, пожалуйста, я — хорошая. Я только хочу, чтобы мы как можно дольше жили вместе. — Сейчас хочешь? — Да, мы живëм только сейчас, а не через пять лет и не три года назад. Миша внимательно смотрел на Алëнку. «А она ведь и вправду, хорошая, даже сейчас, когда злится. Ей кажется, что я еë не слышу. Да слышу я всë. Но что она от меня хочет, непонятно. И чего ей так не живëтся? Ведь всë спокойно, надо только чуть-чуть притереться, научиться жить вместе, и всë будет в порядке. Ведь живëм уже, и живëм только потому, что любим. Я ведь еë, всë равно, люблю». Потихоньку стелили постель, укладывались. Алëнка осторожно разместилась у Миши на плече. И только вроде бы улеглись, как еë снова потянуло на разговоры. — Миш, а хочешь, я тебе напомню о твоих перерождениях? — Ты их знаешь? — удивился Миша. Откуда? И что она вообще о нëм знает? — Я не знаю, когда ты попал в ясли или в детский сад, потом в школу пошëл, потом в институт, в армию. Женился, Инна родилась, жил с родителями, жить стали отдельно, пошëл на работу, стал директором. Хватит? — И что это ты рассказала? — Так это и есть твои перерождения. Жизнь менялась, менялся и ты, менялась система ценностей, менялись мысли. — Но это же был не одноразовый акт, как ты хочешь. Это были длинные привыкания, настройка системы под новые условия. — Миша, я знаю, что это не быстро происходит, но ведь было же. И приход в школу требовал от тебя проявления в новом качестве — так? Но это было одномоментно, сами условия изменились и ты поменялся. Я по себе знаю, вот жила с родителями, теперь живу с тобой. А знаешь, как страшно было в первый раз остаться с тобой на всю ночь? Но смогла же, и мне так было хорошо. И сейчас идëт перестройка в сознании очень бурно — не успеваю за ходом своих мыслей. Скажи, твоя жизнь начала меняться с моим появлением? Или я себя тешу необоснованными иллюзиями? — Меняется и даже сильно. Я думал, что будет у меня с тобой романчик: погуляем, подружим, поживëм время от времени, а видишь, как получается. А может, ты и права — всë меняется. Разве мог я ещë летом предположить, что буду в конце января жить на съëмной квартире с девочкой, которая мало того, что младше меня на 18 лет, так ещë и позволяет себе меня учить. И я даже слушаю тебя — странно! — И что же тут странного? По-моему, всë естественно. Одно смущает, что ты очень долго себя на всë это уговариваешь. — А если я за тобой не успеваю? — Я вижу, чувствую. Но ты мне нужен, я люблю тебя. — Я тебя тоже люблю, — Миша обнял Алëнку, прижал еë к себе покрепче, она поддалась, сама прижалась и долго-долго молчала. — Миша, ты знаешь, какое перерождение самое страшное — уход на пенсию. А перед этим — армия, наверное. Ты почему мне никогда про неë не рассказываешь? — Я, вообще, не люблю про неë вспоминать. Армия — хорошая школа, но пройти еë лучше заочно. Хотя, как заочно еë пройдëшь? Я расскажу тебе когда-нибудь. А вообще, к сегодняшней теме есть одно — первые полгода. Есть и спать хочется постоянно, и работаешь больше всех, и учишься делать всë, но становишься приспособленным человеком для армии. Сейчас время не то, сейчас в армию не хотят идти, а в наше время брали всех, даже из института после первого курса. А вот тех, кто не служил, знаешь, как воспринимали? Как убогих. Если что и творили они, то сразу же, как диагноз: так он в армии не служил. И всë было понятно — калека, хоть телом, хоть головой. Нормальный человек должен был пройти армию. А тогда ещë Афган был. И представляешь, какая разница между тем, каким ты туда приходишь, каким становишься через полгода, и каким служишь перед дембелем. Ведь хотя бы с едой, она не меняется, но если в начале — постоянное чувство голода, то перед дембелем в столовую ходишь для порядка и не ешь ничего, а поправляешься — ужас. Кстати, и про пенсию ты права. Ходит человек на работу тридцать-сорок лет каждый день, а тут бах... и не надо. Одноразово. Но ведь потом привыкают, находят, чем себя занять. Алëн, а ты сама про это додумалась? — Да, нет, я не такая умная, чтобы до всего самой доходить. Я прочитала, какие самые большие в жизни человека потрясения. Только вот у мужчин — армия, а у женщин — первые роды и первый ребëнок. Я не боюсь, даже хочу, но не сейчас. Если ты согласишься, я бы хотела подождать год-полтора. Мы сможем? — Ты же взяла право сама всë решать, — Миша не наезжал, просто хотел услышать, как она к этому вопросу сейчас отнесëтся. — Миша, это будет наш ребëнок, и я хочу, чтобы мы вместе этот вопрос решили. — Хорошо, вместе решим. Вот научимся жить вместе, значит, научимся и решать вместе, да? — Спасибо, родной мой, — Алëнка поцеловала его в щëку. — Спи, тебе рано вставать завтра. — Так тебе тоже, ты же на работу собиралась. — Я тебе не буду мешать. И только хочу помочь. — Спи-спи, помощница. Они замолчали, Алëнка быстро ровно задышала и, кажется, уснула. А Миша лежал и думал, что умная, всë-таки, у него Алëнка. И с логикой у неë всë в порядке, и желания-то нормальные, естественные, правильные. И вообще, может, надо прислушиваться к ней. То, что она может обидеть не задумываясь — может. Ударить — тоже. Так не надо еë вынуждать. А, вообще, она сказала ещë в понедельник утром, что вернулась, потому что любит, потому что верит в себя, в Мишу, в них обоих, что у них может получиться. Общение на равных — странная формулировка, не Алëнкина. И не было у неë такого до сегодняшнего дня. Из сумрака? Или от мужика? Или всë же это была женщина? Уж очень она меня пыталась убедить сегодня в этом, и только поэтому верится с трудом. Ладно, пусть будет так, как она говорит. Сегодня у неë не вытащишь ничего, поэтому принимаем эту версию, как основную. А с перерождениями она угадала. Пусть это не так называлось, и вообще это никак не называлось. Но сейчас она требует, хочет, чтобы я подтянулся на еë уровень, избавился от страхов. Но у меня нет страха перед женщинами. И не боюсь ничего и никого, особенно, Алëнку. А она видит, что ли? И почему она может залепить мне пощëчину, а я не могу? Странно. Какой такой барьер у меня стоит? Нельзя бить беззащитных женщин, это не мужское дело! Но и позволять себя бить — это, тем более, не мужское. Так что же выходит, она права? А ведь и Ленка говорила про этот страх, и ей он мешал, получается. Ну, давай решим, что не боюсь я их. И что поменяется? Ничего не должно бы глобально поменяться. Надо всë же учиться жить в новых условиях. Миша немножко помусолил мысли о том, что есть ещë один у него барьер, который он не знает, как сейчас переступить — возраст. Уж слишком она молода для учительниц, тем более, для гуру. Хотя, устами младенца... Ведь и такое было: мальчик Таг учил в свои четыре года как предсказывать погоду по полëту птиц и как строить города, чтобы можно было защищаться от врагов. И его слушали, потому как он правильно говорил. Но, то были они, а то — Миша. И в этом — самая большая разница. Ладно, и это придëтся решать в самом ближайшем будущем.
|
Следующая |