Николай Доля, Юля Миронова
Американка Must Die
Лишь тот что-то значит, кто что-то любит. Не быть ничем и ничего не любить — одно и то же..
Людвиг Фейербах
А Госпожа, подойдя к санаторию, присела на лавочку и думала. Несколько раз подходили мужики, но она игнорировала их, даже не одаривала своим страшным взглядом, они сами понимали и отходили. Свете надо было срочно определиться со всей этой игрой. Они зашли слишком далеко и поэтому, не разобравшись во всëм — продолжать страшно. А разбираться надо с самого начала... не с появления Юли в еë жизни, а Жанны... Не были бы они так похожи одна на другую, может, и не было бы сегодняшних проблем у Светы.
==========
С первого дня знакомства Жанна для Светы стала непререкаемым авторитетом сразу и навсегда. Она будто поставила себе целью исполнять все Светины желания и просьбы, и чем дольше это продолжалось, тем больше Света считала себя обязанной. Когда она спросила, зачем Жанна это делает, та неопределëнно пожала плечами и сказала:
— А если не тебе, то кому? У меня есть такая возможность, и мне нравится видеть тебя счастливой.
— Не понимаю, — лепетала Света, хлопая ресницами.
— А мне вот захотелось... Ты со мной как-нибудь в гости сходишь?
— Конечно! — с радостью согласилась Света.
— Это и будет твоей благодарностью за всë, что я для тебя сделала.
Прошла неделя, вторая, третья... Жанна выполняла все капризы Светы и даже не намекала о компенсации. Свете пришлось напомнить про поход в гости, Жанна серьëзно посмотрела на неë, подумала несколько секунд, и сказала:
— Хорошо. Завтра без двадцати полночь на остановке «Застава», у свечки. Ты сможешь уйти из дома на всю ночь?
— Конечно, там где я, там мой дом.
Света не знала, куда и зачем идëт, даже не задумывалась — идëт с Жанной. Оделась прилично, в меру строго, пришла. Жанна появилась в 23-40, и, взяв Свету за руку, потащила во дворы. Они долго блуждали, пока не подошли к невзрачному тëмному домику, Жанна не звонила и не открывала замки, но как-то они там оказались. В доме никого, кроме Светы с Жанной, не было. Они сидели на диванчике, потягивали вино, разговаривали, в камине горел огонь и на столике горели три свечи. Разговаривали о счастье — несчастье, о смысле жизни, о желаниях и страхах. А часам к трëм началось что-то непонятное. Жанна вдруг замолчала, подняла вверх указательный палец и сказала:
— Тише, сейчас ребëнок закричит.
Всë затихло, и через несколько секунд встревожено и как-то неестественно громко где-то рядом закричал ребëнок, а у Светланы мурашки поползли по телу. Лишь ребëнок умолк, Жанна продолжила разговор, а Света стала обращать внимание, что Жанна иногда озвучивает то, о чëм она сама только подумала. Каждый раз она замолкала минут на пять, приходя в себя, но этим дело не закончилось. Вдруг Жанна раскрыла такую Светину тайну, которую вообще никто знать не мог! Она рассказала про измену еë мужа, даже в больших подробностях, чем Света сама знала. Не прошло и часа после крика ребëнка, как Света вдруг заметила, что что-то стало совершенно не так. В течение их разговора она слушала Жанну и всë время смотрела на пламя свечей — оно так притягивает внимание, но вдруг поняла, что свечи заменили! Она отчëтливо помнила свои мысли о том, что скоро свечи догорят, и надо будет вставать их менять, а есть ли они ещë? И где же хозяева?
Но Света не спала, она всë время за ними наблюдала!!! Свечи, от которых она не отрывала взгляд, были новые, и только-только успели разгореться. Не могла она заснуть! Значит, было что-то другое... Крыша съезжала основательно, а Жанна виду не подавала и продолжала что-то весëлое рассказывать. Света поняла, что ничего не поняла, Жанниных слов она уже не воспринимала, мысль давно потерялась. А ещë она положила руки на бëдра и поняла, что сидит без юбки. Света обернулась — юбка лежала рядом, но она еë не снимала!!! Тем более, не укладывала аккуратненько на диван, а сверху ещë... лежали также аккуратно сложенные Светины трусики. Она непроизвольно закрылась, Жанна хитро улыбнулась.
У Светы дар речи пропал. Она, хватая ртом воздух, а глазами показывая то на свечи, то на свою одежду, яростно требовала объяснений.
— Жанна... — Света даже не знала, что спросить. — Это ты?
— Я? — Жанна недоумëнно вскинула брови.
— Свечи, юбка... ты?..
— Нет, свечи догорали, ты решила их сменить, потом сказала, что тебе жарко и сняла юбку. Да, я сказала, что в этом доме бельë не положено. Ты сняла трусики, при этом добавила, что лифчики ты не любишь — отвыкла. Ты что, не помнишь? Это было минут 20 назад.
— Не помню. Я не могла... Могла?.. Не понимаю, — вытаращив глаза, Света смотрела на неë и не знала, что теперь делать? Вскакивать, одеваться и бежать? Или что-то ещë будет? Жанна сюда зачем-то еë затащила.
Жанна улыбнулась и спросила:
— А хочешь, я научу тебя жить так, как я живу?
— Жанна, я бы хотела, но я боюсь... Я не понимаю, что происходит?..
— Ничего. Мы с тобой разговариваем.
— А вот это: юбка, свечи... гости? Где хозяева?
— Ты думаешь, если я это объясню, тебе будет легче?
— Я тебе так благодарна за всë, что ты для меня сделала... Помнишь, ты мне предложила, в качестве благодарности, сходить в гости? Мы здесь и могли об этом где угодно поговорить, и не всю ночь.
— Хочешь правду?
Света только кивнула, с надеждой глядя в глаза Жанны.
— Я хочу тебя научить жить так, как живу я, но взамен ты выполнишь одну мою просьбу.
— Ну, слава Богу, смогу с тобой рассчитаться. Чем я тебе могу быть полезна?
Глаза у Жанны стали серьëзными, голос ещë ниже и твëрже:
— Мне нужна рабыня...
От этих слов и тона голоса у Светы всë внутри заледенело.
— Какая рабыня? Настоящая?
— Да, я хочу, чтобы ты несколько дней была моей рабыней.
Света так перепугалась, что сразу забыла про сделку, но Жаннина просьба — запредельна не смотря ни на что. Света только спросила:
— Зачем тебе это?
— Света, за всë, что было раньше, ты мне ничего не должна — я всë делала по своему желанию. Я ещë раз повторяю: это — сделка. Я дам тебе знания за несколько дней твоей несвободы. Ты можешь отказаться хоть сейчас, в этом случае я извинюсь за свои дурацкие фокусы, за эту ночь, за свою помощь тебе, и мы расстанемся навсегда. Сегодня. Прости.
— Мне можно подумать? — спросила Света, потому что такой выход еë не устраивал.
— Тебе час на размышление.
Света спрятала трусики в сумку, надела юбку и ходила по комнате, думала. Жанна сидела, обхватив голову руками, чтобы Света не попадалась ей на глаза. Решиться просто так, неизвестно на что, было затруднительно и глупо, но расставаться с Жанной Света тоже не хотела. Она попыталась у неë хоть что-нибудь узнать, но Жанна, не поднимая головы, тихо спросила: «Да? Нет?». И Света согласилась.
Жанна ожила, объяснила, что сначала Света отработает, а потом Жанна будет еë всему учить, довела до сведения правила поведения рабыни. Света воспринимала всë происходящее, как дурацкую игру, но Жанна очень серьëзно предупредила, что ей не нужна Светина игра в рабыню, ей нужна настоящая рабыня.
— Есть большая разница между тем, что ты сказала, что отдала власть над собой, и когда ты поняла сама, что вся власть над тобой у меня, а у тебя остался последний шанс на исправление — поэтому ошибок быть не может.
Света только кивнула головой. Тут всë и началось...
==========
Ведь только ради повторения своей инициации с Жанной, Света так быстро согласилась на игру в Американку с Юлей. Она ведь три года считала, что это — самый лучший способ вложить нужные мысли в голову обычной девушке, но она ошиблась... или судьба так распорядилась, чтобы показать кое-что неизвестное Свете. Юля... такая похожая на Жанну, и такая маленькая, неопытная, наивная... любимая. Конечно, было бы проще, если бы Юля сразу попала под власть Светы... но, не судьба. И если в начале игры Света подумала, что ей повезло — она попала в роль рабыни, то сейчас она даже не знала, что можно придумать.
Две роли рабыни с Жанной и теперь с Юлей — исчерпали себя полностью, даже, можно сказать, дополнили одна другую. Если Жанна в основном работала на чувстве голода и естественных потребностей, то Юля — только на сексе, на боли... ну и унижение, в конечном счëте, в обоих случаях. А если нельзя унизить или наказать, то Госпожа унижается сама... а это возможно только в том случае, когда рабыня отдала себя в руки. Света не была рабыней у Жанны, как только Жанна получила готовую на всë Свету, она ничего не потребовала, только учила! Как же Юле всë это дошло? Или это Света ей подсказала каким-то другим способом, не через слова. Хотя и слова были, когда правила устанавливали, когда Света потребовала Таньке боли за Юлино «Прости». Это же Юля просила прощения у Светы, а за это надо было Госпоже наказать рабыню... Потому что Госпожа не может быть виновата.
==========
«Тут бы не перебрать, не придумать лишнего. Я же не только была рабыней, я и Госпожой побыла немного. Итак, одежда... с чего начиналось в обоих случаях: Жанна раздела и всю мою одежду бросила в камин, а с Юлей я изначально была голой, потом она дала мне такой наряд... А я, вообще, вывела свою Таньку на четвереньках голышом, на поводке из номера. И она пошла! Это я еë умоляла взглядом... и с Жанной мне было жалко мою одежду. Еда... да, тут у Юли времени было мало, не то, что у Жанны. Это Жанна могла сутки не кормить, чтобы я как собачка брала губами с еë рук кусочек хлеба, который она только откусила, который изо рта... или кормить, пока меня не вырвало... или заставить выпить бутылку водки без закуски. Могла ли я сломать Жанну? Нет! Даже если бы я подчинилась сразу, в том виде, в каком ей нужно было, то она бы сразу закончила... Самым страшным был третий день — она проверяла, насколько я готова ей подчиниться. Она пугала тем, что повезëт меня на какую-то квартиру и сдаст на целые сутки напрокат. Пусть меня используют в этом клубе в качестве дешëвой проститутки человек двадцать-тридцать, и чтобы я там не отлынивала, а с радостью всех обслужила... тогда она сможет заработать... рублей сто. Когда я умоляла взглядом этого не делать, она злилась и рисовала картины ещë страшнее: от татуировки на заднице или на лобке до клеймения, что поведëт меня по городу в таком виде или в магазин за едой отправит.
Потом она сказала, что я ей надоела. В холодильнике есть немного еды, дня на три хватит точно, но я должна растянуть это на неделю, потому как в установленный срок я не уложилась, и ей придëтся уйти одной. Она разрешила мне есть и ходить в туалет по своему усмотрению и ушла. Похоже, и дверь не закрыла, но я уже и не проверяла — так страшно было.
Она ушла, а я осталась думать. К еде почти не притрагивалась, откладывая на потом, в туалет ходила — будто отпрашивалась у неë, когда уже терпения не было. Я искала причину, по которой ей нужна была эта рабыня — такой не нашлось. Если для того, чем она мне грозилась — я уже была готова и на это, ведь если это нужно Жанне, значит, я не только могу — хочу. К ночи я себя на всë уговорила. Вот только здесь я поняла, что я самая настоящая рабыня Жанны, и обратной дороги уже нет. Мне было без неë очень плохо. Я всю ночь не спала, стоя на коленях, просила Бога, чтобы она вернулась. Утром она пришла. Как я ей обрадовалась! Но она строго на меня посмотрела и спросила:
— Ты зачем меня звала?
— Я на всë готова, Госпожа. И простите меня, если можете. Я не могу без Вас, — слëзы сами катились из глаз.
— А если я тебя не освобожу никогда?
— Я хочу этого, Госпожа. Простите меня, пожалуйста! Я так виновата за то, что не смогла выполнить своë обещание. Я прошу Вас дать мне ещë один последний шанс.
— А куда тебе можно будет поставить клеймо, на котором будет написано, что ты моя рабыня?
— Куда Вы прикажете, туда и поставят, — и посмотрела на неë с такой надеждой, с таким благоговением, будто всю жизнь только мечтала об этом.
— Вот теперь я тебе верю, Светочка, — она в первый раз за всë время назвала меня по имени, — я тебе дам шанс.
— Спасибо, Госпожа, спасибо, — я не могла стоять и, рыдая, упала к еë ногам. Я была готова их целовать, если бы мне это разрешили.
— Мне от тебя требуется два дела. Давай, успокаивайся.
Я с трудом проревелась. Когда моë дыхание восстановилось, и плечи перестали вздрагивать, она подняла меня и сказала:
— Мне нужен один твой поцелуй. Поцелуй самой правильной рабыни в мире.
У меня всë в душе и голове перевернулось. Да ради этого я не знаю, на что была в тот момент способна. Поцелуй... как в тумане. Полное блаженство пополам с мукой. Самое искреннее желание пополам со страхом... ведь ещë одно дело... смогу ли я, не оплошаю ли? Но оказалось, этот поцелуй и был вторым делом, а первым — успокоиться...
После этого Жанна меня почти сутки учила новой жизни. Я столько всего узнала, всë впитывала, как губка, ведь еë, такую родную и такую жëсткую, можно было воспринимать только так. После этого она меня освободила и только потом объяснила, зачем ей нужна была рабыня: чтобы я всë лучше запомнила, чтобы не спорила по каждому несоответствию в словах, чтобы не считала свои жизненные установки более правильными, чем еë.
Ей, вообще, не нужна была рабыня, но из меня она еë сделала, да и из других тоже, как я сегодня поняла... Так чего же я разревелась утром? Мне показалось, что Жанна меня не совсем освободила, поэтому я с таким рвением бросилась в эту игру... Потому что мне комфортна роль Американки? Или то, что я сказала Юле, и есть правда? В той нашей жизни в Обществе — одни рабыни? Ведь рабыня, как раз, и может всë, лишь бы был получен приказ... Так это, выходит, я уже три года... точнее, всю жизнь... играю в одну и ту же игру? Не надоело? Вот только сегодня, в первый раз стало дискомфортно, когда она заставила рабыню сделать то, чего не может сделать даже всемогущая Госпожа. И надо доиграть! Это совсем не та игра, в которую играла со мной Жанна. Теперь у меня есть рабыня... А удовольствие как получить? В Американке нет удовольствия. Нет, и не может быть».
==========
Госпожа посмотрела на часы, прошло не менее трëх часов с того времени, как она отослала Таньку. «Сама я — скотина!» И со всех ног помчалась в номер. Дверь была не заперта, Танька стояла в углу со сжатой задницей, как тогда, и даже не шевельнулась, не вздрогнула, вообще, не отреагировала на Светино появление хоть и не знала, кто вошëл в номер. Что это? Что делать? Госпожа обратила внимание, что в номере всë-всë убрано, в ванной висит стиранное бельë, все принадлежности рабыни аккуратно разложены на одном кресле.
— Танечка, скажи мне, — повернув к себе рабыню лицом, спросила Госпожа: — что ты тут делаешь?
— Я ошиблась... и сначала сидела в кресле, как Вы мне позволили, а потом пересела рядом с ним... но не смогла там высидеть. Простите, Госпожа. Я так виновата...
— А почему ты здесь?
— Я... я... я... — Танька заплакала от бессилия.
— Ты что-то хочешь?
Танька, сжавшись, слегка кивнула.
— А что?
— Писать, — еле слышно произнесла рабыня, из глаз еë потекли слëзы.
— А, писать... — улыбнулась Госпожа, — это хорошо. Пойдëм!
Госпожа, захватив с собой фаллоимитатор, пошла в туалет и присела на унитаз. Танька вошла следом и, ещë сильнее сжавшись, стала, понурив голову, у двери. За любую инициативу, за любое желание она должна быть наказана. Вот и оно, наказание.
— Ноги расставь шире, — приказала Госпожа, и как только Танька стала, как сказали, открыла кран, вода зажурчала в раковине.
Да, это было издевательство — Танька крепилась из последних сил. Она стояла вся красная от напряжения и стыда. Казалось, ещë немного и она не выдержит. А Госпожа никуда не торопилась. Хотя, пора уже, наверное:
— Танечка, ты до сих пор хочешь, чтобы я тебя изнасиловала?
Рабыня покраснела ещë сильнее, откуда еë Госпожа могла знать мысли той еë? Да, она хотела тогда, но не сейчас же.
— У меня нет желаний, кроме желаний Госпожи, — пролепетала Танька.
— Единственное, что я не хочу — насиловать, это — грязно, и... невозможно — ты же согласна.
— Да, Госпожа. Вы можете делать со мной, что угодно.
— Ты специально такой большой выбрала, чтобы мне больнее было?
— Нет, другого не было, простите, Госпожа.
— Хорошо. Как я понимаю, это должно было быть сразу после порки?
— Да, Госпожа.
— Можно я закончу? Ты разрешишь?
Танька сжалась не от того, что ей предлагают, а что еë Госпожа у неë спрашивает позволения. На глаза навернулись слëзы.
— Не бойся, это не больно, по крайней мере, не больнее порки. Развернись и наклоняйся!
Танька повернулась лицом к двери, широко расставила ноги, наклонилась. Писать хотелось невозможно! Ещë эта вода. А что будет сейчас? Госпожа провела рукой по битой заднице рабыни. От предвкушения неизвестного у Таньки дух захватило, кожа покрылась мурашками. Она боялась по-настоящему, она даже вздрагивала, как от холода.
И вдруг Танька услышала, как еë Госпожа провокаторским тоном сказала:
— Пс-с-с... Псс-с-с...
Это было последнее! Этого выдержать было нельзя, и Танька описалась, по-настоящему, под еë ногами разливалась лужа, но остановиться она не могла. Ей было та-а-ак стыдно!!! Так обидно и противно за себя. Но Госпожа всегда права... Как только Танька закончила, до неë как будто с небес, донëсся голос еë Госпожи:
— Что же ты натворила? Разве так можно? Ай-я-я-яй... Таня, Таня... — она взяла рабыню за волосы развернула к себе лицом.
Рабыня была пунцовая, из еë закрытых глаз текли слëзы. Госпожа наклоняла еë всë ниже и ниже, пока рабыня не опустилась и не села в эту тëплую лужу, Танька сильно и не сопротивлялась.
— Ты знаешь, как котят отучают от этого? — с этими словами Госпожа опустила голову рабыни до пола и стала еë лицом водить по луже.
Танька беззвучно плакала. Да, она была наказана за то, что хотела... И ещë она понимала, что Госпожа права. Она всегда права! И только этого объяснения ей было достаточно, чтобы принимать всë, если не как должное, то как естественное. Когда Госпожа вдоволь набаловалась, она подняла мокрое лицо рабыни и спросила:
— Ты будешь ещë мимо унитаза ходить в туалет?
— Как Вы прикажете, Госпожа.
— Ты такая умница, Танечка! Я бы тебя даже поцеловала сейчас, если бы не... Ты мне только скажи, тебе удалось попробовать еë на вкус?
Танька облизала губы — попробовала...
— Да, Госпожа... очень понравилось. Я не могу Вас просить, но очень хотела бы, чтобы Вы в следующий раз пописали мне в рот. Я постараюсь всë принять, — сказала она, но так и не решилась открыть глаза. — Я не прошу, я хочу этого...
Госпожа, потянув еë за волосы, подняла и, наклонив голову рабыни к раковине, промыла лицо, и сказала:
— Убери здесь всë, прими душ и постарайся не задерживаться, — и вышла из ванной.
Танька умылась, вытерла и помыла пол в ванной, приняла душ и вышла. Сейчас еë ещë и насиловать будут. Кошмар! Но ведь она сама этого просила... требовала, хотела... Надо быстрее всë делать! Она даже вытираться не стала, потому что пользоваться чужим полотенцем она не могла, а своего у неë не было.
==========
Госпожа, предоставленная сама себе, думала о своей роли, о своëм удовольствии. Анализировать можно было только опыт с Юлей, потому что опыт с Жанной — не годился. Ведь было решено — Жанне рабыня была не нужна, только Светино безграничное доверие.
«Итак, что мы имеем? Можно было протащиться, превращая обычную девушку в рабыню: тут есть и интерес, и действие. Тут было бы два желания, страхи, сопротивление, и была возможность получить удовольствие для Госпожи: когда она выполнит трудную задачу — превратит еë в рабыню, а ещë большее удовольствие, когда она еë освободит... Но так не получилось. Юля сама себя на всë уговорила, отдала всю власть над собой, сказала себе, что она уже в последний раз ошиблась, поэтому еë Госпожа имеет право на всë.
И вот сейчас она доказала это сполна. Да, она наказана была только за то, что вслух надо было произнести своë естественное желание, но это — только повод. Дальше наказание за то, что выполнила приказ правильно. Она не сопротивлялась — оправдала даже себя, не говоря уже о Госпоже. И после всего этого — такой правильный ответ! “Как Вы прикажете”. Не буду считать, что я унизилась при этом, но мне надо было проверить. А ещë еë просьба... Не знаю, не решусь... сегодня, точно. И так — перебор.. Я знаю, что она сможет, но это не то... Не это нужно.
Боль? Не знаю, сможет ли она повторить, а тем более, переплюнуть Жанну и Общество, в котором эти порки стали давно необходимостью. Нет, через боль я, то есть, эта Госпожа, не может получить удовольствия. Да и сама, будучи Танькой, я уже всë получила в этом направлении.
Секс. Почти то же, что и порка. Еë можно заставить сделать мне что-то. Но у меня получалось доставить ей удовольствие только изредка... Наверное, когда уже сознание срывалось, и тело требовало и реагировало. А если я рабыне? Она, будучи Госпожой, хотела мне доставить удовольствие... я не смогла даже расслабиться. И любое движение еë горячего влажного языка — как раскалëнным железом по интимным местам и, тем более, по душе. Удовольствия мне не будет! А если надо игру заканчивать, значит, остаëтся только одно...» — решила для себя Света и очень грустно улыбнулась.
==========
Выйдя из ванной вся мокрая, Танька была заслана обратно — вытираться, а когда она вернулась, Госпожа ей сказала:
— Да, Танечка, насиловать я не буду, как бы ты этого ни хотела. Я не хочу. Давай мы с тобой на сегодня договоримся, что ты будешь поменьше сегодня плакать.
— Как прикажете, Госпожа.
— Скоро ужин, и тебе нужно выглядеть соответствующе, — Госпожа что-то задумала, но что? Этого Танька не могла понять, да и не пыталась. — Сегодня я сильно тебя не буду доставать, по крайней мере, пока на ужин не сходим. Мне нужно чтобы ты там выглядела прилично. Садись на кровать.
Танька присела на самый краешек. Госпожа накладывала ей макияж, рисовала стрелки, накладывала румяна и тени.
— В столовой не делай угрюмой рожи и веди себя по-человечески, — предупредила Госпожа.
— Да, Госпожа, — натянуто улыбнувшись, произнесла Танька.
— Надень вот это, — она подала Таньке Юлин парадно-выходной наряд: чëрную юбку и белую блузку, из своих запасов нашла чëрную косынку на шею. Вот, теперь всë класс! Сама же оделась во всë чëрное, и стала вообще неотразимой, особенно в глазах Таньки.