Без риска быть... Николай Доля Астрология Живопись Имена Живое слово    Классика    Серебряный век    Психология    Сказки    Самиздат

О Софии Парнок Ольга Пахомова

С.Я. Парнок 1932-1933 гг.

Часть 3

Большая Медведица

— 1 —

Под первым стихотворением точной даты нет — и в В.т., и в Ч.т. стоит: январь 1932 г.

С.В. Полякова, сообщая, что С.Я. Парнок и Н.Е. Веденеева познакомились в Кашине в январе 1932 г., не указывает источник информации. Остается думать, что это О.Н. Цубербиллер, т.к. среди родственников Веденеевой, с которыми общалась Полякова, таких свидетелей быть не могло.

Некоторые предположения по поводу обстоятельств этого знакомства я выскажу позднее, когда речь пойдет о письмах Парнок к Веденеевой. Начинать же с предположений мне не хочется, поэтому сейчас я просто перечислю несколько фактов, которые сузят интервал, во время которого это знакомство могло произойти.

6 января, в среду, в сочельник, согласно записям Горнунга, Парнок была в Москве: Горнунг заходил к ней и она собралась было читать ему свои стихи,но этому помешал визит знакомой Парнок — Софьи Филипповны.

Последняя запись в Ч.т. — датированная 22-м января (пятница) «Цыганская песня», посвященная Максаковой, — отличается своим внешним видом от прочих стихотворений, ей посвященных: почерк уверенный, яркий, четкий, и само посвящение просто — Максаковой — без имени и отчества или инициалов (появилась раскрепощенность и сопутствующая ей небрежность.)

И последнее, в качестве лирического отступления, небольшая пейзажная зарисовка: новолуние — время, наиболее благоприятное для наблюдения за звездами невооруженным глазом, — в начале 1932 г. приходилось на 1-12 января. А понятиями из области астрономии пронизан цикл «Большая Медведица». Уже в первом стихотворении, еще до московской встречи:

«...Где особые законы Тяготенья, притяженья И отталкиванья тел.»

БМ1, собственно, об этом и написана — о попытке создать повод для московской встречи:

Нет такой загадки тонкой, Нету хитрости, которой Я понять бы не могла, — Отчего ж держусь сторонкой, Мысли отвожу и взоры Я от левого угла? Это зона телефона, Зона головокруженья, Зона непонятных дел, Где особые законы Тяготенья, притяженья И отталкиванья тел. Я бы физика спросила, Пусть мне объяснит научно Этот феномен чудной: Что за роковая сила Неизменно, злополучно В том углу владеет мной? Позвонить? Эх, будь что будет! Надо быть смелее, право, — «Дайте-ка мне А.Т.С. ... « Строгий физик не осудит: Я звоню не для забавы, — Здесь научный интерес.

Телефон, о котором идет речь в строках:

«...Отчего ж держусь сторонкой, Мысли отвожу и взоры Я от левого угла?»

— это домашний телефон О.Н. Цубербиллер. На Никитском бульваре 12а у нее был личный телефон. Его номер: К 50180 (из телефонного справочника 1932 г.). Поэтому «левый угол» — это не левый угол коридора коммунальной квартиры, как думает Д.Л. Бургин, а левый угол комнаты, как мы и чувствуем, читая стихи.

Ситуация со звонком осложнялась тем, что в 1932 г. у Н.Е. Веденеевой не только не было личного телефона — его не было и в коммунальной квартире, где она жила. Общий телефон в квартире появился только осенью 1933 г. (письмо Н.Е. Веденеевой к сыну без даты, написанное после октябрьских праздников 1933 г.). Парнок должна была сначала узнать рабочие телефоны Веденеевой и «ловить» ее на кафедре или в лаборатории.

Однако узнать номер телефона — иметь физическую возможность позвонить — это обстоятельство ничего не решало. Первый звонок мог оказаться и последним. Объяснение было невозможно. Человека сначала надо было «приручить», а для этого Парнок следовало попытаться найти какое-то поле для их постоянного общения. И это могло быть только поле Нины Веденеевой, в этом «строгий физик» отказать не мог. То, что Парнок пошла именно таким путем, подтверждают строки:

«...Я звоню не для забавы, — Здесь научный интерес.»

Об этом же говорит и то обстоятельство, что в последние годы жизни Парнок стала как бы невидима для своих «коллег»: просто она перестала бывать там, где бывала прежде, а ходила туда, где была Нина. Замкнутого образа жизни Парнок не вела, подтверждением тому письмо Н.Е. Веденеевой к сыну от 12.01.33, где о Парнок говорится: «У нее очень много друзей. Все к ней идут и чувствуют себя около нее хорошо и легко.» Но, видимо, это были не те люди, что пишут потом воспоминания.

Однако вернемся из января 1933-го в январь 1932-го и попытаемся определить, что стало поводом для встреч наших героев.

Когда, даже мельком, просматриваешь даты под стихами, написанными весной 1932 г., возникает ощущение некоей цикличности. Если же эти даты сопоставить с днями недели, то получится следующая картина:

БМ2	«Я, как слепая, ощупью иду...»	4 февраля,	четверг
БМ4	«Ветер из Виоголосы!»	24 февраля,	среда
БМ5	«В начале пятая глава...»	24 февраля
БМ6	«Седая голова. И облик юный...»	10 марта,	четверг
БМ7	«Ведь ты не добрая, не злая...»	13 марта,	воскресенье
НД1	«Да, ты жадна, глухонемая,...»	24 марта,	четверг
НД2	«Жить, даже от себя тая,...»	24 марта,	четверг
	«До Родиона-ледолома...»	20 апреля,	среда

Здесь видно, что все точно датированные стихотворения зимы-весны 1932 г., за исключением БМ7, написаны в четверг или в среду, причем кульминационные — БМ4, БМ5 и «До Родиона-ледолома...» — в среду. Это наводит на мысль, что встречи происходили по средам. Причем они носили в некотором смысле обязательный характер. Во всяком случае Веденеева, несмотря на все, что впоследствии происходило, могла сделать краткий перерыв в своих посещениях, но не могла перестать ходить туда вовсе. То, что поводом к встречам была астрономия, будет показано далее. Где это было? В планетарии? В Доме Ученых? Еще где-то?

Открытие планетария в 1929 г. стало событием для Москвы. Для Нины оно не прошло незамеченным: она посылает сестре Ольге открытку с фотографией планетария. То, что Дом Ученых был для Веденеевой «дом родной», следует и из писем самой Веденеевой, и из писем к ней Парнок, и даже в записках Горнунга при единственном упоминании о Веденеевой говорится: «Неожиданно для меня Н.Е. предложила мне два билета в Дом ученых на концерт в пользу собирательницы северных песен и сказок Ольги Эрастовны Озаровской...».

Как бы то ни было, темы «лекций» в точно указанные дни, можно сказать, известны, и желающие и имеющие возможность могут попытаться это место установить.

— 2 —

Первое посещение состоялось 3 февраля 1932 г. Об этом говорит БМ2:

Я, как слепая, ощупью иду На голос твой, на теплоту, на запах... Не заблужусь в Плутоновом саду: Где ты вошла — восток, где скрылась — запад. Ну что ж, веди меня, веди, веди Хотя б сквозь все круговороты ада, На этот смерч, встающий впереди, — Другого мне Вергилия не надо!

Казалось бы, вот место, о котором должны сказать комментаторы:

«...Не заблужусь в Плутоновом саду:»

Но только Д.Л. Бургин берет на себя смелость прокомментировать его. Приведу цитату из ее книги «София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо»:

«В первой строфе этого стихотворения она (Парнок) сравнивает Веденееву с богиней солнца, которая вошла в ее слепой (лишенный чувств) мир и дала ей возможность ориентироваться «в Плутоновом саду», то есть саду Гесперид, и мифологическом пространстве у входа в Аид (Смерть). Затем поэт заменяет миф о солнечной богине, путешествующей в подземный мир, на классический литературный контекст о том, как Данте и Вергилий спускаются в Ад.»

Сад Гесперид, находившийся на краю света, Бургин помещает у входа в Аид. Логично: где кончается этот свет, начинается тот. И, оказавшись у входа в Аид, садом Гесперид он быть прекращает, а становится Плутоновым садом. Вероятно, название меняется в зависимости от того, с какой стороны смотреть: с того света или с этого. Солнечная же богиня — это, по-видимому, нечто среднее между Персефоной и Гелиосом.

То, что ясно Д.Л.Бургин, неясно С.В.Поляковой — «первоклассному переводчику с древних языков, филологу-классику». {Послесловие, стр.522, С.Я.Парнок. Собрание стихотворений, Инапресс, 1998} По поводу Плутонова сада она благоразумно промолчала.

Но экскурса в древнегреческую мифологию Парнок мало — в последней строке возникает Вергилий, — видимо, от того, что имеет некоторое отношение к переходу с этого света на тот. Все это так не похоже на Парнок!

В качестве особенности ее поэзии (тем более поздней) все, пишущие о ней, отмечают стоящий за каждой строчкой «ничем не опосредствованный личный опыт», ее «антикнижность». С.В. Полякова видит в этом отличие Парнок от акмеистов, «пропускавших факты действительности сквозь растр культурно-исторических ассоциаций». {С.В. Полякова «Поэзия Софии Парнок», стр.43, С.Я. Парнок. Собрание стихотворений, Инапресс, 1998} А здесь на 2 четверостишия таких ассоциаций — целый букет.

И уж совсем невероятна мысль, что Парнок могла адресовать все это Веденеевой. Видимо, чтобы поразить ее своей начитанностью?

Однако у «Плутонова сада» есть и совсем иное толкование, одним рывком приближающее нас к реалиям, описанным в этом стихотворении. Проблемы, связанные с недостатком эрудиции, в наше время легко решаются с помощью поисковых систем Интернета. Вот какой текст среди прочих был получен при вводе в Аппорт в качестве запроса слова «Плутон» с тем, чтобы выяснить отношение данного бога к саду Гесперид:

«Плутон был открыт Клайдом Томбо (США) в 1930 году. Из 9 известных больших планет Солнечной системы Плутон наиболее удален от Солнца. Среднее расстояние Плутона от Солнца составляет 39,5 а.е. Плутон выглядит как точечный объект 15-й звездной величины, то есть примерно в 4 тысячи раз слабее тех звезд, которые находятся на пределе видимости невооруженным глазом.» и т.д.

Значит, Плутон — это что-то новое в 1932 году. И если Плутон не мифологический персонаж, а планета, то Данте — уже совсем рядом. У Данте рай состоит из 10 небес, 7 из которых проецируются на Луну, Солнце и 5 известных к тому времени планет Солнечной системы. Если быть точнее, то 1-е небо — Луна, 2-е — Меркурий, 3-е — Венера, 4-е — Солнце, 5-е — Марс, 6-е — Юпитер, 7-е — Сатурн. Далее следуют: 8-е — звездное небо, 9-е — кристальное небо или Перводвигатель, 10-е — Эмпирей или Райская роза.

Но если планет в Солнечной системе (кроме Земли) не 5, а 8, то 8-е небо становится Ураном, 9-е — Нептуном, а 10-е — Плутоном.

Плутонов сад — высшее небо Рая: Райская роза.

«Паря глазами, свыкнись с этим садом,» — говорит о нем старец — Бернард Клервоский —, обращаясь к Данте (Рай. Песнь 31.97, пер. М. Лозинского).

Так что же это за «Плутонов сад», где впотьмах, наощупь, по стенке движется Парнок? Уж не описан ли здесь первый приход Парнок к Веденеевой?

Здесь наступает подходящий момент, чтобы описать дом и квартиру, где жила Н.Е. Веденеева. Кое-что из сказанного далее носит гипотетический характер. Это касается нумерации домов по Кропоткинскому переулку, претерпевшей некоторые изменения. Но сведения о том, где жили Веденеева и Авраменко, получены от членов семьи Веденеевой, проживавших вместе с ней в 50-е годы, и за их достоверность можно поручиться.

В справочнике «Вся Москва» за 1926 г. правая (четная) сторона Кропоткинского переулка на отрезке от Кропоткинской улицы до Бол. Левшинского переулка описана так:

д.18 — Застр. Шиловский и Крохин (7 жителей)

д.20 — жил.товарищество (74 жит.)

д.22 — жил.товарищество (101 жит.)

д.24 — Аренд. Петерсен С.В. (46 жит.)

д.26 — жил.товарищество (136 жит.)

д.28 — Аренд. МОНО

Дом 22, соседний с 24-м, до нашего времени не сохранился. На его месте — панельная пятиэтажка. Но общее число домов на этом участке и их нумерация совпадают с 1926 годом. Адрес Н.Е. Веденеевой, начиная с 20-х годов до конца ее жизни, оставался неизменным. Об этом говорят надписи на конвертах адресованных ей писем. Адрес Е.И. Авраменко в последние годы ее жизни был Кропоткинский пер. д.24 кв.1 — это информация из личного дела Авраменко в архиве МИТХТ. При этом, от родственников Веденеевой, известно, что Веденеева и Авраменко жили тогда в разных домах. Это объясняется скорее всего тем, что домом 24 называются два двухэтажных здания: дом, выходящий на Кропоткинский переулок, и флигель, находяшийся за ним, в глубине двора. Теперь они числятся как д.24 строение 1 и строение 2, а прежде (в этом и заключается обещанная гипотеза) нумерация квартир была у них, по-видимому, сквозная.

Дом, где в 1932 г. жила Е.И. Авраменко (а тогда она тоже жила в кв.1), выходит на Кропоткинский как раз напротив Института им. В.П. Сербского. На фасаде дома доска, сообщающая о том, что когда-то здесь жил известный психиатр С.С. Корсаков. Железные ворота, расположенные справа, прежде были входом во внутренний двор, общий для обоих зданий. Сейчас у каждого из них свой хозяин и двор разгорожен на два кирпичной стеной. В те времена, когда здесь жила Веденеева, внутренний двор не был заасфальтирован и Вера Алексеевна Левашова, домработница Веденеевой, а по прошествии многих лет совместной жизни просто член семьи, в 50-е годы выращивала здесь цветы. Войдя в ворота и пройдя мимо дома, где жила Авраменко, в глубь двора, посетитель оказывался как раз перед подъездом, ведущим во флигель. В этом подъезде на первом этаже и находилась квартира Веденеевой. Теперь в ней — редакция журнала «Латинская Америка» и у двери подъезда висит соответствующая вывеска.

Квартира, где жила Веденеева, была единственная квартира на этаже в подъезде, что естественно для дома, построенного без расчета на то, что здесь когда-нибудь будет коммунальное жилье. Вошедший оказывался в начале длинного, уходящего вглубь коридора. Правая стена его была глухая, а по левой шли четыре двери, ведущие в комнаты жильцов. Дверь Веденеевой была третья. Окна комнат выходили на северо-запад во внутренний дворик. В конце коридора находились подсобные помещения и выход через черный ход.

Вот так выглядел Эмпирей, «Плутонов сад», Парнок. Это о нем:

«Дай руку, и пойдем в наш грешный рай!»

Осмотревшись, выйдем, чтобы зайти опять. Теперь уже вместе с Парнок.

«Я, как слепая, ощупью иду» — в «Плутоновом саду» темно — нет света? И Веденеева не встречает у дверей — «иду на голос твой».

Кто-то открыл входную дверь. И Веденеева, появившись слева из двери своей комнаты — с источником света? — и оставив ее открытой, скрывается в глубине коридора, извиняясь на ходу и приглашая Парнок подождать ее в комнате.

Все именно так, а не наоборот. Если бы Веденеева шла к себе, она вошла бы в комнату вместе с Парнок и той не пришлось бы идти наощупь. «Скрылась» — вряд ли в своей комнате скрываются, когда приходят гости. Веденеева не встречает Парнок — она спешит? — отсутствие света задержало ее. Значит, там, куда они идут начало в строго определенное время? Можно даже приблизительно сказать в котором часу. Заход солнца 3-го февраля в 17 ч. 06 м. Следовательно, на улице еще светло до 17.35. В окно комнаты Веденеевой можно было видеть закатное небо и понять, что окно выходит на запад. Закат за окном не может не заметить человек, все детство которого прошло в комнате с окном на запад.

«Я в детскую войду и вновь открою На запад обращенное оконце: Таким же заревом тогда пылала твердь И обагренное закатывалось солнце... А я мечтать училась, что герою»...

«Где ты вошла — восток, где скрылась — запад» — это не о том, что Веденеева движется в том же направлении, что и солнце. Наоборот, восход и закат — там, где входит и выходит Веденеева, а не там, где восходит и заходит солнце.

Веденеева скрылась, в воздухе остался аромат ее духов, и Парнок, минуя дверь ее комнаты, идет наощупь в полумрак подсобок — «на голос твой, на теплоту, на запах».

Нина Евгеньевна пользовалась духами? «И где земля, как ты, благоухала», «только нет, не успеть мне надышаться тобой» — из всех женщин, которым адресованы стихи Парнок, только о Веденеевой говорится нечто в этом роде.

С.В. Полякова в комментариях к первому сборнику Парнок пишет, что во внешности человека Парнок прежде всего замечает брови и зрачки. Может быть, такое мнение и спорно, но, действительно, запах — не то, о чем она пишет. То, что у Веденеевой есть еще и запах, поражает и саму Парнок — «все пять чувств ты опьяняешь сразу»!

Если в первой строфе тема Данте завуалирована («Плутонов сад»), то во второй она уже звучит явно:

«Ну что ж, веди меня, веди, веди... Хотя б сквозь все круговороты ада, На этот смерч, встающий впереди, — Другого мне Вергилия не надо.»

Почему этой темой пронизано стихотворение 4 февраля у Парнок, не упоминавшей досель о Данте ни разу? Оттого ли, что на «лекции» в среду 3 февраля речь шла о новых открытиях в астрономии и в частности об их связи с космологией Данте? Возможно Нина Евгеньевна выбрала ее для посещения, решив, что это будет интересно тому, кого ей представили как поэта. А, может быть, имя Данте прозвучало из уст самой Веденеевой. В письме к сыну от 05.06.1935 г. она говорит о Данте. Небольшая деталь: адрес лаборатории, где работала Веденеева, — Мерзляковский пер. д.1. В этом же доме после Октябрьской революции находилось общество Данте Алигьери — повод для Нины Евгеньевны не забывать о Данте.

— 3 —

Между датами написания БМ2 (4 февраля) и БМ4, БМ5 (24 февраля) пройдут две среды: 10 и 17 февраля. Где-то здесь располагается БМ3:

Мне снишься ты, мне снится наслажденье Баратынский

Глаза распахнуты, и стиснут рот. И хочется мне крикнуть грубо: О, бестолковая! Наоборот, — Закрой, закрой глаза, открой мне губы! Вот так мучительница... Наконец!.. Не будем торопиться всуе. Пускай спешит неопытный юнец, — Люблю я пятилетку в поцелуе!

Поцелуй, о котором говорится в последней строфе, — это, конечно, не реальное событие, а сон (эпиграфом из Баратынского Парнок хочет пояснить, о чем это, — что реального поцелуя не было, Веденеева знает и сама). Это сон, многократно затем воспроизведенный в воображении. А о чем первая строка: «Глаза распахнуты, и стиснут рот» ? Очевидно, что Нина слушает. Что? Не «Алмаст» ли? Не это ли?

В плен взяла певца с певучим сазом — красота твоя. Ранит сердце, опьяняет разум — красота твоя. Ах, как роза из садов Шираза — красота твоя. Ах, сравнима с лалом и алмазом — красота твоя.

Прототип Алмаст — Эрарская, но как звучат эти строки для Веденеевой! И кому, как не физику-кристаллооптику, должна быть понятна последняя строка, — понятна глубже, чем самому автору. Ведь кристалл рубина — это кристалл корунда (оксид аллюминия Al₂O₃) с примесью ионов хрома Cr₃+. А кристаллы алмаза состоят из атомов углерода, где каждый атом кристаллической решетки расположен в центре тетраэдра из других атомов углерода.

Оба кристалла светятся.

Светится женское лицо на майской фотографии 1933-го года. Светится уральский мрамор «Кропоткинской» (проект А.Н. Душкина и Я.Г. Лихтенберга 1933-1935, Гран-при на международных выставках в Париже (1937) и Брюсселе (1958), строительство открытым способом по ул. Остоженка в 1933-1935 гг., ввод в эксплуатацию в мае 1935 г.) — букет от Автора пьесы ее героине.

Впрочем, сейчас «Кропоткинская» уже не светится. Для экономии электроэнергии половина лампочек выключена, благодаря чему художественный эффект ликвидирован на все 100 процентов. Но Пречистенка уцелела — место действия этой пьесы, принадлежащей к числу редко играемых, потому что исполнителей на главные роли нелегко найти. И замечательно (и неспроста), что в России «постановка» пришлась на 30-е годы, «эпоху сталинизма» — эпохи ни при чем, душа свободна. Как писала Нина Евгеньевна Евгении Ивановне в 1921-м: «Жизнью своей я довольна. Не голодаю, душа свободна, бываю довольно часто в концертах, вижу симпатичных людей. Собираюсь начать новое исследование...»

Стихи... Мы не знаем на каких строках, читая «Алмаст», оторвала Парнок взгляд от текста. Очень может быть, что на газеле ашуга.

«Ты смотри же, разлюблять не смей — газелы» — это будет в октябре, но не в феврале ли, слушая «Алмаст», призналась Нина в своей любви к газелам?

Это предположения, а каковы же факты?

«Алмаст» переписана рукой Веденеевой.

Летом 1934 г., в поисках выхода из тяжелой депрессии, она едет в Армению, одна. Перед поездкой она пишет сыну: «Еду одна по воле фантазии. Мне необходимо такое путешествие, без него, я чувствую, я все еще буду хромать.»... «Армению я давно хочу видеть, она очень говорит моему воображению. А мне с ним приходится считаться» (письмо к сыну от 24.06.34). Ее маршрут... «Все горе в том, что мне самой неясен мой маршрут...» (письмо к сыну от 19.07.34). В Эривань, проездом через Ленинакан. Из музеев Эривани на Севан, здесь остановка в Делижане на 7 дней, далее Караклис, Степанаван. Что ищет Нина Евгеньевна?

На острове в Севане находилась крепость, дважды осаждавшаяся завоевателями и взятая при второй осаде. Уж не место ли действия «Алмаст»? Ясно одно — впечатление от «Алмаст» у нее особое. К сожалению, ничего не известно о восточных корнях Н.Е. Веденеевой, а о том, что они были, ее портрет и тем более портрет ее матери говорят сами за себя.

Упоминание пятилетки в последней строке БМ3 — свидетельство того, что тема Днепростроя уже прозвучала в общих разговорах в Кашине или в Москве.

1932-й год был четвертым годом первой пятилетки. «Выполним пятилетку в 4 года» — этим лозунгом жила вся страна. Строители Днепрогэса в 1929 г. на сессии ВУПЦИК, состоявшейся на Днепрострое, взяли на себя обязательство завершить строительство на 7 месяцев раньше срока — к 1 мая 1932 г. В феврале до этой даты оставалось меньше 3-х месяцев. Слово свое днепростроевцы сдержат: 1-го мая 1932 г. первый генератор станции даст промышленный ток. А 10 октября 1932 г. пуск первой очереди гидроузла будет праздновать весь советский народ, тогда же по просьбе днепростроевцев станция будет названа именем В.И.Ленина. Водохранилище будет заполнено по плану, и 1-го мая 1933 года пароход «Софья Перовская» пройдет через Днепровский шлюз. На его борту — руководители Днепростроя А.В. Винтер, Б.Е. Веденеев, начальник шлюза Н.Г. Третьяков, инженеры и рабочие, представители общественности и прессы.

— 4 —

Два стихотворения написаны в один день — среду, 24 февраля.

БМ4 предшествует БМ5, следовательно, написано первым «по горячим следам» события, грозившего, быть может, и полным разрывом отношений — первого и отвергнутого поцелуя. Оно хранит и отголоски того разговора, что этому событию предшествовал :

Ветер из Виоголосы! О, мой друг седоволосый, Настежь распахни окно — Пусть седые пряди треплет, Пусть взыграет в сердце трепет, Пусть согреется оно! Жаркая Виоголоса! Жители там ходят босы И без чопорных одежд. Губы женщин там алее, Да и кто там не лелеял Самых пламенных надежд! Щедрая Виоголоса! Там целуются без спроса, Там у женщин нрав таков, Что, целуя их, смеешься, Что, целуя, не наткнешься Ты на частокол зубов!

Таинственная Виоголоса — по ее поводу комментарии отсутствуют. Попробую сделать предположение: via Colossa (или via Colosa) звучит точно так же. Via — поитальянски, улица. Возможно, где-нибудь в Италии и есть такая улица. Colossa, на английском, — это Колоссы, город из книг Нового Завета (см. Послание к Колоссянам св. Апостола Павла). Как Колоссы по-итальянски — не знаю, но есть еще вариант — не Colossa, а Colosa. Colosa — родовая фамилия на Сицилии близ Сиракуз. Если предположение о via Colosa верно, то автор каламбура, конечно же, не Парнок. Парнок никогда не была в Южной Италии, да и ситуации, описанные в «Ветре из Виоголосы», вряд ли были возможны с ее участием: при всей свободе нравов Виоголоса представляется довольно патриархальной. К тому же по своему мироощущению Парнок — русская, а у русских отношения с собственным языком достаточно сложны, и на каламбуры их не тянет.

В качестве автора можно предположить М. Волькенштейна или М. Гнесина. Летом 1904 г. они путешествовали по Италии. Вот как рассказывает об этом Д.Л. Бургин: «Располагая очень небольшими деньгами, они проехали четвертым классом от Ростова-на-Дону в Венецию, провели месяц в Италии и вернулись морем из Неаполя в Одессу. По дороге они сделали остановки на Сицилии, Крите, в Афинах, Смирне, Хиосе и в Константинополе. Позднее Волькенштейн вспоминал: "В трюме, где нам были предоставлены нары, как пассажирам четвертого класса, было душно, грязно, и мы предпочли спать на палубе. Нас будили в 5 часов утра, поливая палубу, кормили бобами. Но впечатления были незабываемыми. Кипучая жизнь, памятники древней культуры, панорама Эгейского моря, тысячи островов..."». {Д.Л. Бургин «София Парнок. Жизнь и творчество русской Сафо», Инапресс, 1999, стр.66}

Эта картина уже более походит на Виоголосу.

То, что Парнок знает что-то о Сицилии, неожиданно всплывает в «И вот расстались у ворот...» (1 апреля 1926 г.): «Сегодня грешникам в аду не жарче, чем в Сицилии» — «жаркая Виоголоса» получает свою географическую привязку.

Однако, если 24 февраля разговор зашел о заграничных путешествиях, предпринятых в юности, это означает, что были затронуты все основные темы.

Первая поездка Нины за границу была весьма драматичной: отъезд осенью 1901 г. на учебу в Гент, остановка по дороге в Льеже и встреча в первый же день с будущим мужем, изменение первоначальных планов и начало учебы в Льеже, смерть отца, брошенные занятия. Летом 1903 г. выход замуж за Л.И. Сиротинского, а в декабре того же года рождение сына Евгения.

Таким образом все основные темы, касающиеся жизни наших героев (для Парнок — концептуальные): смерть отца, замужество, поиски призвания — должны были прозвучать неизбежно.

Знала ли Нина Евгеньевна что-либо ранее о Парнок — неизвестно, но 24 февраля она уже знала все и дала разрешение называть себя своим другом. А вот чего-либо другого она не разрешала.

Ответ на эту реплику Веденеевой и есть «Виоголоса»:

«Щедрая Виоголоса! Там целуются без спроса...»

Но мягкий, шутливый тон написанной «по горячим следам» «Виоголосы» сменяется совсем иной интонацией в БМ5:

— 5 —

В начале пятая глава (А их как будто бы сто двадцать!) — Уж обрываются слова, Уже им некуда деваться От рока, от себя самих, От обступившего молчанья, — И немота и встреча их Уж без пяти минут свиданье! А после — ночь... И оба врозь, И оба мечутся, тоскуя, И сердце прожжено насквозь Ожогом первым поцелуя... О, друг мой! Вот закладка где, Вот до чего я дочитала (Проворна я к своей беде!) — Не начинать же мне сначала! Опять о том, как пили чай, Как чинно восседали рядом, Как обменялись невзначай Каким-то сумасшедшим взглядом... Давайте же читать вдвоем Роман «отменно длинный-длинный». Хотите, вместе мы начнем? Но только прямо со средины.

Уже первая строка вызывает целую волну ассоциаций: «В начале пятая глава...» — накануне пятой встречи, пятое стихотворение. Наконец, для каждого, кто читал «Божественную комедию», пятая глава — это пятая песнь Ада, где повествуется о Паоло и Франческе, — что как-будто подтверждается последующим:

«О, друг мой! Вот закладка где, Вот до чего я дочитала...»

т.е. до того же, до чего и герои 5-й главы у Данте.

Однако:

«В начале пятая глава (А их как будто бы сто двадцать!)...»

Высказанная гипотеза о предшествующем развитии событий не допускает иносказательного толкования слов «а их как будто бы сто двадцать» как надежды на будущие продолжительные отношения. Напротив, отношения стоят на пороге разрыва. Подтвердить все же верность вышеизложенной гипотезы могло бы лишь существование некоего романа числом в сто двадцать глав. Но вряд ли Парнок или кто-то еще стал бы пересчитывать главы. Значит, число глав, а именно сто двадцать, должно быть одной из известных особенностей этого произведения, как, например, 100 песен «Божественной комедии» Данте.

Но есть ли такой роман? Да, есть. И в нем не просто сто двадцать глав, а именно «как будто бы сто двадцать» (80 глав написано одним автором, а 40 дописано другим) и 5-я глава в этом романе имеет особое значение: судьбы героев предопределены роком («...уже им некуда деваться от рока...») и в 5-й главе в зашифрованной форме это предсказание прозвучит. Это один из шедевров китайской классической литературы, роман Цао Сюэциня «Сон в красном тереме».

Роман был написан в XVIII веке. Его автор, выходец из знатной, разорившейся семьи, умер, не успев завершить свое произведение. Им написаны первые 80 глав. После его смерти, найденный кем-то среди хлама и старых бумаг, роман стал быстро расходиться по Пекину в списках. Многие пытались дописать его, но удалось это только Гао Э, будущему члену Академии Ханьлинь. Он дописал 40 глав, но авторство свое пытался скрыть.

В пятой главе предопределяется трагическая развязка романа. Попав во дворец феи, герой перелистывает книгу судеб и слышит вещую песнь. В ней иносказаниями говорится о печальной судьбе его рода в будущем.

Роман имел несколько названий, но наиболее часто создатель первых 80 глав называл рукопись «Историей камня» и «Сном в красном тереме».

Забавное предположение, что наши герои собираются читать «Историю камня», учитывая профессию Нины Евгеньевны.

Но как бы экзотически не прозвучало высказанное предположение, убедимся, что доводов «за» слишком много для случайного совпадения.

Само знакомство Н.Е. Веденеевой с этим произведением вполне возможно. Ее старшая сестра Ольга в свое время была студенткой восточного отделения филологического факультета Петроградского университета. К 1932 г. «Сон в красном тереме» еще не был полностью переведен на русский язык, но частичные переводы существовали и на русский, и на европейские языки (перевод на русский был опубликован в «Отечественных записках» еще в 1843 г.).

Роман изобилует стихами. Их пишут герои, они являются частью повествования, как в 5-й главе. Приведу два отрывка из предисловия Л.Н. Меньшикова к двухтомнику его переводов из китайской поэзии. Те ее особенности, о которых здесь пойдет речь, могут нам кое-что напомнить:

«Не последнюю роль в китайской поэзии играет не только рифма, как таковая, но и расположение рифм. Нередко большое по объему стихотворение имеет сквозную рифму. Опыт показывает, что по-русски сквозная рифма в большого объема стихах выглядит или искусственно (например, опыты перевода персидских газелей в 30-е гг.) или юмористически (как, скажем, у Апухтина его знаменитое «Когда будете, дети, студентами»). Однако во многих случаях передача сквозной рифмы необходима. Так, в одной из глав романа «Сон в красном тереме» кружок молодых людей играет в своеобразную литературную игру: заданы два стиха; каждый из участников должен дать свое продолжение, зарифмовав его с заданными строками. В таких случаях я сохранил для всей игры сквозную рифму, иначе перевод не вписывался в контекст романа.»

И второй отрывок:

«Послетанская поэзия периодов Сун (960-1278 гг., в небольшом числе образцов) и Юань (1279-1348 гг., в значительно большем) характерна развитием и преобладанием стихов формы цы (для Сун) и формы цюй (для Юань). Между этими двумя формами есть много различий, но они объединяются двумя отличительными чертами. Стихотворения этих двух родов писались на заданный мотив (мелодию). Каждый мотив требовал от стихотворений (песен, арий) определенного строгого строения, где (в отличие от прежней поэзии, обычно называемой ши) в большинстве чередовались длинные и короткие строки, составляя вместе строфу — свою для каждого мотива.

Кроме того, китайские стихи классического периода (ши, цы, цюй) строились на чередовании тонов, подобно тому как античное стихосложение — на чередовании долгих и кратких гласных, русское — на чередовании ударных и безударных слогов. В формах цы и цюй мелодические характеристики входящих в строфу слогов должны были повторять движение тональностей в мотиве.»

Что-то напоминает об «Алмаст»: газела ашуга и сквозные рифмы, мелодии в цы и цюй и проблемы, встающие при написании оперного либретто.

Наконец, само содержание романа. Четкой фабулы нет — это развернутое жизнеописание одной знатной семьи. Но что бросается в глаза русскому читателю (не знаю, как китайскому) — это абсолютное разграничение двух линий: любви и секса — в бытии главного героя. То же в письме Н.Е. Веденеевой сыну от 4.06.35 г., то же у Парнок — образ сухого вина. Причем об этом образе она вела речь с Ниной Евгеньевной. В БМ6:

«Да, я хотела б быть покрепче и посуше, Как старое вино...»

И не позднее 24-го февраля — ведь БМ6 говорит нам о том, что Веденеева отвергла попытку Парнок объясниться после 24-го: «Но ты полюбопытствуй, ты послушай...» — значит, слушать не захотела. Образ старого вина в БМ6 не расшифровывается, значит, Веденеевой он должен быть понятен.

О том, что в романе много стихов, уже говорилось. Вот первое стихотворение из 5-й главы в переводе Л.Н. Меньшикова. Его стоит прочесть, даже если бы оно не имело никакого отношения к нашему повествованию:

Она показалась из ивовой рощи, Явилась она из узорных покоев. Где легкой ступила ногою, Испуганно птицы взлетали над нею. И вот уже близко она, Прошла ее тень круговой галереей. Ее рукава закружились, как ветер, Духов орхидеи струя аромат; Качается платье тихонько, как лотос, Подвески из яшмы на платье звенят. Лицо улыбнулось, как персик весенний, Прическу, как тучу, скрепил изумруд: Слегка приоткрытые вишенки-губы, — В них зубы, как зерна граната, блеснут. Как плавно колеблется стан ее гибкий, Как пляшут снежинки под ветром зимой; Горит изумрудами и жемчугами, Как зеленью — утка, как гусь — желтизной. То выглянет вдруг, то закрыта цветами, И в меру смеется и в меру грустит; Проходит неслышно над озером тихим, То словно поплыла, то словно летит. Едва не срастаются бабочки-брови, Промолвили что-то, сказали без слов; Чуть-чуть подвигаются лотосы-ноги, Как будто бы стали, но движутся вновь. К досаде красавиц, сравним ее тело С отборнейшей яшмой, с прозрачнейшим льдом; На зависть красавицам, платье с цветами, Огнями сверкают узоры на нем; Редка меж красавиц подобная внешность, — Как холм благовоний, граненый нефрит; Затмила красавиц изящной осанкой, — Так мчится дракон, словно феникс парит. Что может сравниться с ее белизною? Под снегом цветущая слива весной. Что может сравниться с ее чистотою? Под инеем лотос осенней порой. Что может сравниться с ее простотою? Сосна молодая в ущелье пустом. Что может сравниться с ее чистотою? Угасший закат над прозрачным прудом. Что с грацией может сравниться такою? Дракона изгибы над тихой водой. Что можно сравнить с ее чистой душою? Студеную реку под ясной луной. Она среди древних Си Ши посрамила. Ван Цян из недавних пред нею бледна. В каком же краю родилась эта дева? Откуда спустилась на землю она? Когда не пришла она с пира бессмертных, Подобной не видывал Яшмовый пруд! Заставьте ее заиграть на свирели — В чертогах бессмертных такой не найдут!

«В каком же краю родилась эта дева?         Откуда спустилась на землю она?»

Вспомним:

«...И откуда ты взялась такая — вся любимая? Ты орлица с ледников Кавказа...»

И зачеркнутая строфа из «Выпросить бы у смерти...»:

«Все на тебя, вздыхая, Дивуюсь я: И откуда же ты такая, Любовь моя!»

«Откуда же ты такая?» — этой темы никогда прежде не было в стихах Парнок.

Похоже, что в БМ5 речь идет о романе китайском, а не английском. Английским комментаторы его полагают из-за того, что в строках:

«Давайте же читать вдвоем Роман «отменно длинный-длинный»«

содержится неточная цитата из поэмы Пушкина «Граф Нулин», а именно из следующих строк:

«Роман классический, старинный, Отменно длинный, длинный, длинный»

Интересно, однако, взять из «Графа Нулина» более развернутую цитату:

«...........к несчастью, Наталья Павловна совсем Своей хозяйственною частью Не занималася, затем, Что не в отеческом законе Она воспитана была, А в благородном пансионе У эмигрантки Фальбала. Она сидит перед окном, Пред ней открыт четвертый том Сентиментального романа: Любовь Элизы и Армана, Иль переписка двух семей. Роман классический, старинный, Отменно длинный, длинный, длинный, Нравоучительный и чинный, Без романтических затей.»

Героиня, не занимающаяся хозяйством, сидящая перед окном над томом романа. Не Нина ли Евгеньевна процитировала Пушкина, говоря о себе?

«Она сидит перед окном; Пред ней открыт четвертый том...»

И не об этом ли окне:

«Ветер из Виоголосы! О, мой друг седоволосый, Настежь распахни окно...»!

Несколько замечаний по поводу 24 февраля.

Горнунг 16.02.32 записал: «С.Я. <Парнок> рассказала мне, что О.Н.<Цубербиллер> едет в марте к знакомым на Кавказ, на «Змейку» (гора и поселок близь Пятигорска) и дала мне адрес этого места. Там есть колония «толстовцев»; мне такая поездка показалась очень заманчивой: все это время я не находил себе места и мечтал куда-нибудь уехать.»

Разговор состоялся во вторник, накануне среды 17.02. Горнунг услышал свое — он «мечтал куда-нибудь уехать». А Парнок, возможно, думала о своем: Ольга Николаевна будет отсутствовать в марте и это толкало Парнок на форсирование событий.

И еще одна — знаменательная — деталь: 23 февраля, т.е. накануне среды 24-го, Мария Пазухина дарит Парнок то, что будет потом называться Веденеевской тетрадью.

Это тетрадь в черной клеенчатой обложке. На нее одет чехол из голубой холщовой материи с двумя завязками, вышитый бежевыми нитками и серебряным люрексом. На последней странице карандашом дарственная надпись:

Софии Яковлевне Парнок с глубокой благодарностью для новых, чудесных стихов

23/II/32         Мария Пазухина Москва

... В наше время бумажного голода Примите мой скромный подарок...

— 6 —

Тот же Горнунг 01.03.32 пишет: «В Колонном зале Дома Союзов концерт пианиста Григория Романовичa Гинзбурга. Я слушал его много раз вместе с Фейнбергами. И Самуил Фейнберг и Гинзбург — оба ученики Александра Борисовича Гольденвейзера и потому знают друг друга с юности. Гинзбург хороший пианист, и я решил повести на его концерт С.Я.<Парнок>. У него, как обычно, в программе была западная классика. Он играл Листа — сонет Петрарки, несколько вещей Шуберта в обработке Листа, Кампанеллу Паганини в обработке Листа. С.Я. слушала его в первый раз и он ей очень понравился.»

1 марта, во вторник, Парнок слушала сонет Петрарки Листа в ожидании развязки событий 24 февраля. Но 2 марта Нина Евгеньевна, по-видимому, пропустила. Но не могла перестать ходить туда вовсе! — 9-го она будет. Свидетельством тому БМ6:

Седая голова. И облик юный. И профиль Данта. И крылатый взгляд, — И в сердце грусть перебирает струны: Ах, и люблю я нынче невпопад! Но ты полюбопытствуй, ты послушай, Как сходят вдруг на склоне лет с ума... Да, я хотела б быть покрепче и посуше, Как старое вино, — ведь я стара сама! Чтоб время испарило эту сладость, Довольно мне. Я не хочу хотеть!.. Счастливы те, кто успевают смладу Доискриться, допениться, допеть... Я опоздала. Занавес опущен. Пустеет зала. Не антракт, — конец. Лишь там, чем безнадежнее, тем пуще, В райке еще безумствует глупец.

«Но ты полюбопытствуй, ты послушай...» — слушать Нина Евгеньевна, очевидно, не захотела. Перестать ходить — не могла! Она ходила вместе с Авраменко? Надо было объяснять кому-то свое прекращение посещения «лекций»?

Однако, «лекция» 9 марта 1932 г. — о чем она была?

— 7 —

Ведь ты не добрая, не злая Ведь ты, как сухостой, суха, — Зачем несу тебе, не знаю, Я семизвездие стиха. Мою Медведицу Большую Кому я в руки отдаю! Ни одесную, ни ошую Не быть тебе вовек в раю. Не холодна ты, а прохладна, Не горяча ты, а тепла. Зачем же ты волной громадной В воображеньи протекла!... Но не пойми меня превратно: Ни проклиная, ни скорбя, Я не беру даров обратно, — Что ж делать! Я люблю тебя.

В первой строфе автор говорит о том, что он написал 7 стихотворений:

«...Зачем несу тебе, не знаю, Я семизвездие стиха.»

Как так? Ведь 7-е еще не написано. Оно в процессе написания. Неизвестно, напишется ли еще. Значит, уже есть 7 стихотворений? А с БМ7 их станет 8. Но БМ7 безусловно войдет в цикл — слишком сильное и удачное завершение. Поэтому из 8-ми будет сделан выбор. Кто же пострадал и был отвергнут?

Ч.т. хранит следы колебаний с выбором стихотворений, составивших цикл «Большая Медведица».

Как известно, Парнок, начав писать «веденеевские» стихи, перестала заполнять Ч.т. Листочки со стихотворениями 1932-1933 гг. были вклеены туда после ее смерти, очевидно, О.Н. Цубербиллер. По крайней мере, так же очевидно, что тот, кто вклеивал эти листки, не видел Веденеевскую тетрадь: «Седая роза» вклеена второй в цикле «Ненужное добро», хотя дата под ним 16-17 ноября 1932, и название месяца хоть и написано небрежно, но первые 3 буквы различимы отчетливо.

Далее необходимо описать, как выглядят листки со стихами БМ в Ч.т.

Вероятно, цикл был записан на двух больших листах нелинованой бумаги (все стихи 1932-33 гг., как и прочие стихи в Ч.т., написаны карандашом). На первой странице первого листа заголовок — Большая Медведица (подчеркнуто) — и первое стихотворение. На обороте — 2-е и 3-е стихотворения и 4-е до слов «Щедрая Виоголоса». На первой странице второго листа — 4-е стихотворение, начиная со слов «Щедрая Виоголоса», 5-е и две первых строфы 6-го. На обороте две последние строфы 6-го и 7-е. Нарезать из этих двух листов отдельные стихотворения без того, чтобы кто-то из них при этом ни пострадал, невозможно. Поэтому в жертву были принесены те, у которых были «дубликаты»: БМ1 и БМ4.

В Ч.т. БМ1 — на большом листе белой бумаги (бумага остальных стихов желтоватая, блокнотная). Недостающий конец БМ4 взят от «дубликата». Т.е. «дубликата» условно — наверняка этот текст был написан раньше: это листок, на одной стороне которого написано БМ4, а на другой — БМ5. Под обоими стихотворениями дата 24/II 1932 (под стихами на больших листах у дат нет указания года).

В качестве 3-го стихотворения в цикле в Ч.т. вклеено «Жить, даже от себя тая». Оно не результат нарезки больших листов, а «дубликат» на отдельном листочке (на обороте ничего нет) с датой 24.III. Причем первая палочка римской цифры III в два раза короче остальных. Стихи в Ч.т. пронумерованы: «Большая Медведица» — полностью, «Ненужное добро» — частично. В «Ненужном добре» нумерация кончается на «Измучен, до смерти замотан...». Стихи, в В.т. датированные июнем, в Ч.т. отсутствуют. Восьмым вклеено летнее, кашинское, «Самой себе». Номер на нем не проставлен, и далее номера отсутствуют. Мы говорим сейчас о нумерации потому, что на листке с «Жить, даже от себя тая» цифра 2 исправлена на 3. 2 — это порядковый номер стихотворения в цикле «Ненужное добро». Он, видимо, был проставлен Парнок, когда она стала переписывать стихи с черновиков в Веденеевскую тетрадь. А исправление на 3 сделано, вероятно, тем, кто вклеивал листки в Ч.т., и означает порядковый номер в цикле «Большая Медведица». Поэтому потом ему пришлось среди ненумерованных стихотворений искать подходящее на второе место в «Ненужном добре». Была выбрана «Седая роза» (быть может, именно по «пейзажному принципу», как наиболее похожее на написанное в марте).

Такое упорное помещение «Жить, даже от себя тая» на третье место в «Большой Медведице» не могло быть просто ошибкой со стороны Ольги Николаевны — ведь при нарезке БМ3 не должна была пострадать (пострадала БМ1 — оборотная сторона листа). Значит, на третьем месте на листе и стояло «Жить, даже от себя тая» (быть может, оно было перечеркнуто?). И по смыслу стихотворения это тоже кажется верным: вряд ли после 24-го февраля, когда все стало явным и не только для Парнок, можно оправдать эти строки. Может это написано 24/II днем, еще до встречи с Веденеевой? И робкая палочка добавлена потом? Но похоже, что это и есть одно из стихотворений семизвездия, о котором говорится в первом четверостишии БМ7.

БМ7 слишком хорошо, чтобы им не заключить цикл. Пришлось выбирать, и окончательный выбор был сделан в пользу «Глаза распахнуты». Это стихотворение в Ч.т. отсутствует. Возможно, что оно из тех стихотворений, которые Парнок не записала. О том, что такие стихи были, есть свидетельство Горнунга. Вот его запись от 26.05.1932: «Сегодня С.Я. прочла мне немного своих новых стихов. Она рассказала, что у нее есть стихи на интимные темы, которые она даже не всегда записывает.»

Вернемся к БМ7. Е.А. Калло указывает на его связь с Откровением св.Иоанна Богослова (Апокалипсисом):

«Стихотворение отсылает к посланию Господа Ангелу Лаодикийской церкви из Откровения св. Иоанна Богослова.

Важно, что седьмое стихотворение цикла («седьмая звезда») связано с седьмым, заключительным, посланием Ангелам церквей (седьмой звездой из десницы Божьей). См. Отк.3,15-19: «Знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: «Я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь, что несчастен и жалок, и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не видна была срамота наготы твоей, и глазной мазью помажь глаза твои, чтобы видеть. Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак будь ревностен и покайся.»« («Sub rosa», комментарии, стр.650)

БМ7 написана 13 марта 1932 г. в Прощеное воскресенье, накануне Великого Поста. Парнок помнит текст Апокалипсиса или же перечитывает его? Используя в БМ7 выражения и образы Апокалипсиса, она полагает, что Веденеева поймет эту связь. Почему? Вряд ли Нина Евгеньевна была знатоком Нового Завета. Ответ, может быть, здесь:

«...Зачем несу тебе, не знаю, Я семизвездие стиха. Мою Медведицу Большую Кому я в руки отдаю!»

Большая Медведица появляется в стихотворениях цикла впервые. До этого они еще и не были циклом. И появляется она в контексте Апокалипсиса. Но есть ли какая-то связь между Большой Медведицей и Апокалипсисом?

«В Апокалипсисе сказано: «Иоанн семи церквам, находящимся в Асии: благодать вам и мир от Того, который есть и был и грядет, и от семи духов, находящихся пред престолом Его.» (Ап.1:4)

Созвездие Большой Медведицы до сих пор называется во Франции Колесницей Душ. Изображения этого созвездия в виде Колесницы Душ см., например, в средневековой книге Apiani.

Престол — или Трон — это известное созвездие, перед которым как раз и расположена Большая Медведица. См. любую средневековую звездную карту, кстати, в греческом тексте Апокалипсиса вместо синодального «престол» так и стоит «Трон» (тронос).»

Это — из книги А.Т. Фоменко «Методы статистического анализа исторических текстов. Приложения к хронологии» (гл.5 «Новая датировка астрономического гороскопа, описанного в Апокалипсисе» (Г.В. Носовский, А.Т. Фоменко)).

Впервые попытка дать астрономическое толкование Апокалипсиса была сделана Н.А. Морозовым в его книге «Откровение в грозе и буре» (1907 г.). О трудах известного революционера, поэта и ученого, почетного академика Николая Александровича Морозова (1854-1946) сейчас можно легко почитать: он один из предтеч творцов «новой хронологии». Для нас интересно, что многотомный труд Морозова «Христос» (История человечества в естественно-научном освещении) вышел из печати, соответственно: Книга 1 — 1924 г., Книга 2 — 1926 г., Книга 3 — 1927 г., Книга 4 — 1928 г., Книга 5 — 1929 г., Книга 6 — 1930 г., Книга 7 — 1932 г.

Дискуссия по поводу астрономического толкования Морозовым Апокалипсиса велась на страницах журнала «Мироведение» в 1931-1932 гг. Кстати, и почетным академиком Н.А. Морозов был избран в 1932 г.

Так, может быть, в среду 9 марта 1932 г. там, куда ходили Парнок и Веденеева, речь шла об астрономическом толковании Апокалипсиса? Очень соответствует тому времени: антирелигиозная лекция в канун Великого Поста.

В воскресенье Парнок, погруженная в свои мысли, перелистывает Апокалипсис: неужели в нем есть хоть что-нибудь похожее на то, о чем говорилось в среду? Но она доходит только до конца третьей главы. Неожиданное созвучие того, что она читает, тому, что чувствует, — и возникает БМ7.

Большая Медведица в тексте стихов появляется впервые в последнем стихотворении цикла. И становится его заглавием. Случайность?

Вообще-то у Парнок таких случайностей не бывает. Она ничего не говорит «ради красного словца». Это не ее «техника». Она сильна другим. Может быть, попозже я скажу об этом. Тем более маловероятно, что название цикла стихов, адресованных женщине, которую автор этими стихами хочет сразить, ничего ей не говорит.

Надо сказать, что все астрономические понятия, появившиеся в стихах и письмах Парнок 1932-1933 гг., некоторым образом связаны. Звезды Большой Медведицы (Дубхе (a) и Мерак (b)) указывают на Полярную звезду, но, кроме того, в противоположном направлении, являются указателем на Регул (a) — самую яркую звезду созвездия Льва. Вспомним, в письмах к Веденеевой 1932-1933 гг. Парнок вдруг обнаруживает знание того, что она Лев по знаку Зодиака. В январе Лев полностью не виден, но Регул над горизонтом.

Звезды Большой Медведицы Мегрец (d) и Мерак (b) указывают на созвездие Близнецов, где находился Плутон в момент своего открытия.

Возможно, разговор о звездах состоялся еще в январе в Кашине. О том, что там не только «пили чай», свидетельствует самое первое — январское — стихотворение, где Парнок играет непривычными словами:

«...Где особые законы Тяготенья, притяженья И отталкиванья тел. Я бы физика спросила, Пусть мне объяснит научно Этот феномен чудной...»

Такие разговоры за общим столом не ведутся.

«Ты помнишь коридорчик узенький В кустах смородинных?... С тех пор мечте ты стала музыкой, Чудесной родиной.»

Характерная для Парнок точность деталей: «в кустах смородинных», а не «смородины» говорит о том, что на ветках не было листьев.

Характерная для Парнок нравственная бескомпромиссность дает основания думать, что «с тех пор мечте ты стала музыкой» — это о первой встрече, а не о том, когда было сказано «да».

Под стихами дата 5/II 33. Годовщина где-то рядом. (В январе было «Тоскую, как тоскуют звери» — болезнь и связанная с ней потеря духовной потенции:

«И страшно молвить: ни любовью, Ни ненавистью не люблю!» )

Возможно, кашинский разговор и начался со слов «Большая Медведица», прозвучавших из уст Веденеевой. Ведь все, что мы ищем на небе, начинается с Большой Медведицы. Возможно, что этот разговор определил и сделанный Ниной Евгеньевной выбор темы «лекций» для посещений.

Большая Медведица предчувствия в «олене» — Большая Медведица на небе Кашина — Большая Медведица появляется вновь в этот запутанный, кризисный момент отношений («Ах, и люблю я нынче невпопад!..»). Парнок называет 7 стихотворений, обращенных к Веденеевой, «Большая Медведица» и отдает их ей в следующую среду, 16 марта.

Не могу удержаться от того, чтобы не сказать: Большой Медведицей все и кончится! Приведу без комментариев фрагмент из письма Веденеевой к Авраменко от 11.08.1934 г.: «Знаешь я вдруг в Делижане, где я была сначала в довольно «согнутом» состоянии, точно выпрямилась и словно вправился вывих, причинявший мне такую нестерпимую, мертвящую боль. Это произошло внезапно, когда я ложилась спать на балконе, и смотрела на яркие южные звезды. С тех пор у меня нет больше ощущения сломанной пружинки. Я словно вновь нашла потерянное начало координат.»

Уже говорилось о том, что первоначально стихи были написаны на двух больших листах нелинованой бумаги. В архиве Н.Е.Веденеевой нет иного рукописного варианта «Большой Медведицы», кроме как в так называемой Веденеевской тетради. Есть машинописные листки с текстами БМ6, БМ7. Возникает предположение, что «Большая Медведица» была подарена Нине Евгеньевне в виде тетради со стихами.

В пользу этого предположения говорит и эпиграф на первом листе В.т., созвучный своим настроением стихам начала 1932 г.:

«В год, когда новой весной жизнь омрачилась моя...»

Вяч. Иванов

Как выглядит В.т., мы уже знаем. Вот в таком виде и взяла в свои руки Нина Веденеева «ненужное добро» — возможно, в среду, 16 марта 1932 г.

На этой неделе стихов нет.

Парнок ждет. Ждет 23 марта.

Предыдущее

Следующее

Вы здесь: Серебряный век >> София Парнок >> О Софии Парнок >> Часть 3