|
|||||||||
|
Вы здесь: Серебряный век >> София Парнок >> О Софии Парнок >> «Моя Парнок» |
О Софии ПарнокНаталья Цна |
«Моя Парнок»
Цветаева могла сказать — «Мой Пушкин», смею ли я сказать — «Моя Парнок»? Только по потому, что большая — я и сама не знаю, насколько большая часть моей души, моих чувств и эмоций была вскрыта, взрыта и засеяна зернами ее «откровенных, прекрасных, необратимых» стихов.
Ещё совсем недавно София Викторовна Полякова, русский филолог, первой исследовавшая отношения Цветаевой и Парнок, писала, что «немногие знают, включая сюда и ученых, специально занимающихся творчеством Цветаевой, что более полутора лет София Парнок и Марина Цветаева заменяли друг другу весь мир». А как мало было нас, просто читателей, представляющих, кто такая Парнок! И еще меньше знали мы о ее творчестве.
В начале 80-х годов в Москве можно было попасть на удивительные встречи с искусствоведом Львом Шиловым, читавшим лекции о творчестве поэтов Серебряного века русской литературы. Тот, памятный мне вечер, посвященный Марине Цветаевой, проходил в ДК кaкого-то ликеро-водочного завода (Честное слово! И как по-русски!!).
Мест почти не было, молодежь сидела на полу в проходах между кресел,это было невероятно — так много хорошего народу в одном месте. Причиной тому были два имени: Цветаева и Шилов. Но для меня в тот вечер из небытия, забвения, из ВРЕМЕНИ возникло еще одно: Софья Парнок.
Цветаеву я любила всегда: с ее невероятным
умением подчинять себе слова, она будто
играла, искусно жонглируя ими и создавая
неповторимые образы явлений, мира и чувств.
Ее книги разных изданий теснились на моих
полках (полного собрания сочинений, по-моему,
тогда не было и в помине), и одно удивляло
меня — провал, лакуна в стихах и прозе с 1914
по 1916 год. К редким дореволюционным
изданиям доступа у меня, конечно, не было,
как у всякого советского читателя с
техническим образованием, (хотя, думаю, и
филологам книжки такого рода по известным
причинам были заказаны). Как это не
покажется странным, господин Шилов очень
коротко обмолвился об этом периоде, сказав
только, что Цветаева написала прекрасный
лирический цикл «Подруга», который позже
назвала «Ошибка «, и посвящен он был Софье
Парнок, с которой автора связывала, по
словам лектора, близкая личная дружба.
Шилов прочел несколько стихотворений из
этого цикла, давно известную как романс
пьесу «Под лаской плюшевого пледа», и еще
очень резкое
«Повторю в канун разлуки,
Под конец любви,
Что любила эти руки
Властные твои!»
как известно, заканчивающееся словами
Счастлив, кто тебя не встретил
На своем пути!
О том, что у Цветаевой был любовный роман с женщиной, слухи ходили давно, и любая женщина, которая хоть однажды была влюблена в другую женщину, думаю, однозначно воспринимала эти строки. По крайней мере, для меня стало абсолютно понятно, кто была Парнок для Цветаевой.
Некоторое время спустя мне удалось прочесть первое в моей жизни стихотворение С. Парнок «Отчего от отчего порога» в ксерокопии, которые тогда были почти единственными источниками нашей собственной истории и культуры. Это было в «Антологии акмеизма» какого-то французского издания. И конечно, я тогда не знала, что в 1979 году в Америке уже вышло «Собрание стихотворений» С. Парнок с предисловием С.В. Поляковой.
Мои многочасовые копания в книжках Саакянц и некоторых письмах Цветаевой почти ничего не добавили к образу моей Незнакомки.
И только опубликованное в альманахе «День поэзии» письмо Цветаевой к Саломее Андрониковой, полное страстной, безумной любви и тоски, подтвердило мою догадку о том, как велика и важна для Цветаевой все это время была тема любви к Женщине! А ведь письмо было датировано 1932 годом! Но ничего, опять ничего я не узнала о Парнок! Потом были поиски в Ленинке, когда с невероятными ухищрениями и уговорами удалось сделать копию статьи С.В. Поляковой «Незакатные оны дни», при тираже всего 50 (пятьдесят!!!) экземпляров и грифом «Ксерокопированию не подлежит!» И вот после этого замечательного исследования (которое, кстати, вышла в 1997 году в книге С.В. Поляковой «Олейников и об Олейникове», тираж 2000 экз. Очень рекомендую всем, кому интересна русская литература начала века.) я УВИДЕЛА ее, свою Софию Парнок! Ее непреходящая любовь к Цветаевой (всегда на ее столике стоял портрет Марины), ее еще нераскрытый поэтический дар (надо отдать должное Цветаевой — она чувствовала этот дар Парнок), ее боготворящее отношение к ЖЕНЩИНЕ, так созвучное моему. К сожалению, стихов Парнок в этой статье было мало, и в основном раннего периода. Мои поиски продолжались.
==========
Пришли другие времена, и замечательный журнал «Gay, славяне!» с Цветаевским «Письмом к Амазонке» и великолепным комментарием Ольги Жук были и радостью, и открытием, и вздохом облегчения: МЫ ЗАГОВОРИЛИ!! Всем — всем, причастным к издательству этого журнала мое сердечное спасибо и пожелания вновь писать и вновь появиться на свет!!
==========
А потом, моя немецкая подруга-филолог, обшаривая книжные магазины Москвы, привезла однажды «Собрание стихотворений» Софьи Парнок! Это было чудо! И это был удар — тираж 2000, и отксерить нет никакой возможности, и назавтра подруга улетает, и куплен последний экземпляр в маленьком магазинчике Литературного института! Она подарила мне его, и открылся для меня тот самый «женский мир интенсивного, опрокинутого, бесправного равновесия», в котором жила и творила София Парнок — «единственный в русской поэзии откровенный певец лесбийской любви».
Именно в этом сборнике я узнала, что София
Яковлевна Парнок умерла 26 августа 1933 года и
была похоронена на немецком кладбище в
Лефортово. Пойти к ней, поклониться ей,
сказать СПАСИБО и ЛЮБЛЮ стало
непреодолимым желанием. Через ГОДА, через
ВРЕМЯ — дотянуться, дотронуться до той,
единственной, сумевшей сказать
«Краснеть за посвященный стих,
И требовать возврата писем -
Священен дар и независим
От рук кощунственных твоих!
Что возвращать мне? На, лови
Тетрадь исписанной бумаги,
Но не вернуть огня и влаги
И ветра ропотов любви!»
Ах! Какая это правда, что любовь — это огонь и влага!!
По карте в Лефортово оказалось только одно кладбище — Введенское, и только войдя в ворота, я поняла, что оно — немецкое. Старинное и ухоженное, целый немецкий город в городе. И надписи в основном по-немецки. Был февраль, только основные дорожки расчищены и посыпаны песком, и как в чужой стране бродила я между плитами и обелисками, родовыми склепами и просто безымянными могилами с нерусскими крестами. Еврейка по происхождению, принявшая православие, Парнок навсегда обрела покой здесь, в чужой стране, где, думаю, Господь, и принял ее, как Единый и Всевышний, любящий детей своих и не различающий их по национальному или какому другому признаку.
Контора кладбища также была не похожа на русские: здесь и евродизайн, и мягкие кресла, и цветы, и компьтеры, и вежливые служащие.
— Чем мы можем Вам помочь? — сразу же обратились ко мне.
— Мне нужно найти могилу Софьи Яковлевны Парнок.
— Мы такие справки даем только родственникам. Вы родственница?
— Да. Очень близкая, — сказала я не смущаясь, и мне поверили, как верят нормальные люди в любой нормальной стране СЛОВУ человека.
Да ведь это и была правда! Все мы сестры Сафо, и русской Сафо, как называли Парнок, мы близкие сестры…
Постучав по клавишам компьютера, барышня объявила:
— Ваша Софьюшка на 19 участке.
По колено в снегу, расчищая рукой
заснеженные надписи, я проходила ряд за
рядом, и когда уже начало смеркаться,
промокшая и замерзшая, я увидела строгий
черный крест с золотыми буквами:
София Парнок
Высокий почерневший клен, видно, уже почувствовавший весну, и две маленькие елочки украшали эту скромную и дорогую мне могилу. Свежая веточка мимозы говорила о том, что не одна я прихожу сюда, точно так же, как в другой раз оставленные мной цветы кто-то заботливо поставил в баночку с водой.
Я знаю: что бы не случилось, я буду приходить сюда всегда, и чувствовать и то, что она здесь, и как созвучны мне ее стихи, ее жизнь и ее ЛЮБОВЬ К ЖЕНЩИНЕ.
И вспоминая всякий раз слова девушки из
конторы: «Ваша Софьюшка», я с особой
нежностью могу сказать: «Моя Парнок».
Наталья Цна
| Предыдущее |
Следующее |