Хруст битого стекла под ногами.
          Ботинки скользят в лужах крови. Кровь
          на стенах, разрисовывает причудливыми
          узорами нежную пастельную краску.
          Мигающий неровный свет чудом
          сохранившихся ламп. Люди, люди, люди,
          забившиеся по углам, прижатые к стенам,
          боящиеся оторваться от них. Дети,
          жалобно всхлипывающие на руках,
          пугающиеся собственного плача. Какие-то
          тряпки на полу, рваные и обугленные по
          краям. Крыса со свалявшейся шерстью,
          злобно оскалившаяся из темноты,
          сверкающая алыми бусинами глаз.
          Ворчание людей, пытающихся остановить.
          Куда ты идешь, нужно сидеть тут, в углу
          у стены, может, не заметят, может,
          пройдут мимо, может, сейчас все
          закончится и будет, как прежде.
          Кажется, что нужно только одно -
          пересечь огромный грязный зал с
          панорамными окнами. Просто - пройти по
          центру этого зала, не прижимаясь к
          стенам, не пригибаясь, прямо, легкой
          походкой, не замечая ни грязи ни крови.
          Это так просто - пройти. Звезды за
          окном складываются в стилизованного
          кентавра с луком, как на детской
          картинке. Поворачивается огромная
          сияющая голова, покачивается стрела,
          ищет цель. А там, внизу, на древних
          камнях площади, танк, поворачивается
          башня, медленно, очень медленно, хищно
          оскаливаясь. Кто первый? Танк или
          кентавр? Хотя - какая разница. Цель у
          них одна. Грохот выстрела. И
          разлетается последнее стекло в
          роскошном панорамном окне. И скулеж-плач
          людей, прижимающихся к стенам,
          падающих на пол, пытающихся отползти в
          сторону. И новые потеки крови на
          стенах, рисующие футуристический узор.
          И огромное лицо, приближающееся к окну,
          злобно-ехидный оскал маски. И пушка
          танка, черный тоннель тьмы, из
          которого ухмыляется гневный клубок.
          Но по-прежнему нужно пересечь этот зал,
          прямо и открыто, легко и свободно.
          Глядя в пушечное дуло и глаза кентавра.
          Не видя их. Помня только шум моря на
          рассвете и пенные шапочки волн,
          тянущие длинные пушистые султаны к
          берегу. Главное - дойти. И тогда можно
          будет проснуться, открыть глаза и
          увидеть, что это все - только сон,
          страшный сон, и постараться забыть об
          этом сне. Только бы скорее прошла ночь,
          чтобы можно было опять позвонить.
          Чтобы можно было набрать номер
          международной связи, в надежде, что
          сегодня ответят. В надежде, что все уже
          уладилось там, под Рамаллой. Может
          быть, может быть сегодня. Говорят -
          переговоры. Утверждают, что все
          нормализуется и будет хорошо. А пока
          нужно только одно - пересечь огромный
          зал, подскальзываясь в лужах крови,
          слушая хруст битого стекла под
          ботинками, сохраняя спокойствие и
          удерживая в памяти море и пальмы. И
          молиться, чтобы это все было только
          сном, только страшным сном, который
          вот-вот закончится.
  
  |