«Мыслители, как стилисты. Большинство мыслителей пишут плохо, потому, что они сообщают нам не только свои мысли, но и мышление мыслей» (Ф. Ницше «Человеческое, слишком человеческое» аф. 188).

Само мышление не передаваемо, процессы мышления не раскрыты. То, что мы в произведениях многих философов принимаем за мышление или нечто к нему относящееся, есть след их мыслительного процесса. Этот след со стилистической точки зрения — помеха, загрязнение литературной формы в которую они облачают свою мысль. Отнюдь не все мысли вербальны, а необходимые доказательства зачастую ломают структуру текста — это основные проблемы пишущего философа. Различные части мысленного рассуждения могут являться образами, выводами из давно доказанных рассуждений, практическими или чувственными основаниями... и еще очень многими и различными формами мышления, названий которым еще не придумано и вряд ли будет придумано.

Так, в процессе высказывания или письменного выражения своей сложной мысли, философ, натыкаясь на образ какого-либо предмета или на отголосок своего давно доказанного суждения, встречается с достаточными трудностями в выражении своей мысли.

Не всякая сложная концепция может быть разъяснена и обоснована в словесной форме, здесь наряду с опытно-практической формой основания, существуют основания такого рода, которые просто нельзя никак обозвать. Всякая сложная правильная и неправильная идея, зачастую может быть понимаема лишь одним самим ее автором. На мой взгляд, лучший известный пример наличия в творчестве автора явных философских концепций, но при этом невозможность их окончательного выражения — творчество Виктора Цоя.

Полностью словесно выразима, как известно, только очень примитивная мысль. Невозможные к выражению мысли философствующего субъекта, как вещь в себе ничуть, не умаляются в своем значении. Разумеется, исключается всякое необоснованное самомнение, когда субъект вдруг считает себя великим гением. Мнения, в любом случае, должны быть в той или иной форме абсолютно доказаны. Истинная философская мысль, как мы знаем, вершина умственных способностей человека и потому должна быть необычайно сложна.

Из вышесказанного следует, что не всякий, а очень редкий философ умеет вполне и при этом стилистично передать и выразить свои мысли. Все, известные нам философы-гении, главным образом, таланты стилистического выражения своих мыслей, хотя, разумеется, априорно должна иметься философская мысль, которую необходимо стилистически оформить. Гении — совпадение философа и стилиста. Отсюда вывод: большинство философов, возможно не уступающих гениям ценностью своих идей, исчезают, так и не появившись, вследствие отсутствия у них стилистического умения. Если учитывать еще и бесчисленное количество тех давящих на мыслителя внешних воздействий, таких как отторжение его идей обществом, отсутствие умного читателя, способного понять умного писателя, то получится совсем ничтожная вероятность пробиваемости гения В случае с Шопенгауэром, например, не совпало всего два фактора — общество не хотело его идей и не нашлось второго умного человека, чтобы понять первого (Шопенгауэра), поэтому и известен он стал в конце жизни или после смерти, смотря, что принимать за известность.

Изначальные философы, как мы знаем, были в первую очередь не философами-писателями. Вспомним Сократа, который вообще ничего не написал, Сенеку, Диогена, Эпикура, вместе со всеми стоиками, циниками и эпикурейцами, которые считали философию в первую очередь жизненным принципом и жизненной установкой. То время позволяло философам поучать на улице прохожих, уличая их в глупости и невежестве, высказывать свои мысли на площадях (Сократа, как мы знаем, за это казнили, но философствование его все же пришло к вполне удачному финалу) и всячески выказывать их своим образом жизни. Философия жила, как мы видим, в различных формах, а не только в одной литературной. И хотя сейчас такое философское существование невозможно, да и вообще мучительно быть философом сегодня, (философ в наши дни, испытывает от своего философского нутра, посредством внешних влияний на это нутро, со стороны окружающего мыслителя социума, различного рода страдания и становится в той или иной форме и степени, похожим на героя романа «Тошнота» Сартра), я, тем не менее, яростно настаиваю именно на понимании философии в первую очередь, как принципа и образа жизни.