|
Вы здесь: Живое слово >> Психология >> Клаудио Наранхо. Энеа-типологические структуры личности >> Глава первая |
Предыдущее |
«Мы можем рассматривать ярость с трех точек зрения, говорит Святой Фома в Auestiones Disputatael. Во-первых, ярость, таящаяся в сердце (Ira Cordis); во-вторых, ярость в той мере, в какой она находит выражение в словах (Ira Locutionis); и, в-третьих, ярость, ставшая действием (Ira Actiones)». Этот обзор вряд ли вызывает в памяти характеристики самолюбующегося типа, которого мы здесь опишем. Да, есть гнев в сердце, в основном, в форме негодования и не такой явный, как гнев, вызываемый вожделением, завистью или трусостью. Что до словесного проявления, то для «гневного» типа в большой степени характерен самоконтроль в выражении гнева в любой из его форм: мы находимся в обществе хорошо воспитанного цивилизованного типа, не спонтанного. Что касается действий, люди энеа-типа I выражают гнев, хотя и, в основном, неосознанно, не столько для себя, сколько для других, так как делают они это типично рациональным способом; фактически многое в этих людях можно объяснить реакцией, направленной против гнева: отрицание деструктивности взвешенным доброжелательным отношением.
Определение гнева Оскара Ичазо как «противопоставления реальности» обладает тем достоинством, что оно ведет к более базисным выводам, чем чувство или выражение эмоций. Однако нужно отметить для себя, что ярлык «гневный тип» едва ли соответствует типичным психологическим характеристикам этого вида личности в ситуациях, являющихся, скорее, критическими и актуальными, чем сознательно ненавистными или оскорбительными. Ичазо называл этот энеа-тип «эго-негодованием», что кажется психологически более точным портретом эмоциональной направленности: скорее, протест и предъявление претензий, чем просто раздражительность. Начиная преподавать, я называл эту фиксацию характера «намеренная хорошесть»; позже я стал называть его «самолюбованием». И это, как мне кажется, дает возможность разграничить в сущем на то, что вы чувствуете, и то, что нам кажется.
Христианские писатели, разделяющие убеждение, что гнев это смертный грех, другими словами, что гнев это одно из основных психологических препятствий к истинной добродетели, в основном, как мне кажется, не смогли понять, что именно под видом добродетели неосознанный гнев находит свою наиболее характерную форму выражения. Исключение составляет Святой Иоанн, который в своей книге «Темная ночь Души» с характерологической точностью описывает грех ярости в новообращенных:
«Есть и такие набожные люди, которые впадают в ярость другого сорта. Это случается, когда их раздражают грехи других людей и они наблюдают за ними с чувством тревожного рвения. По временам у них появляется желание сердечно выбранить их, а иногда они заходят так далеко, что потакают своему желанию и провозглашают себя наставниками добродетели. Все это противоречит религиозному смирению». И он добавляет: «Есть и такие, кто досадует на самого себя, когда замечает собственное несовершенство и проявляет нетерпимость, что противоречит смирению, они настолько нетерпеливы, что хотели бы стать святыми за один день. Эти люди намереваются многое совершить, принимают грандиозные решения и все же, так как нет в них смирения и недоверия к себе, чем больше решений они принимают, тем глубже падение и больше их досада, потому что нет в них терпения ждать того, что Господь дает им, когда захочет».*
* «Темная ночь души», перевод Е.Элисон Рирс (Нью-Йорк: Даблдей и Co., 1959) стр. 53.
Ниже я предпринял попытку показать некоторые черты структуры самолюбующегося характера, чтобы подчеркнуть те из них, которые можно выделить методом концептуального анализа примерно ста семидесяти дескрипторов.
Более чем любую другую черту характера «гнев» можно считать обобщенной эмоциональной базой и изначальной основой этой структуры характера. Наиболее специфичное проявление эмоции гнева это негодование. И это то, что человек чаще всего ощущает, переживая чувство несправедливости, когда на его долю досталось больше ответственности и усилий, чем на долю других людей. Оно неотделимо от критики других (или тех, кто под ними подразумевается) в том, что они проявили меньше усердия, иногда оно сопровождается принятием роли мученика. Наиболее явное выражение гнева имеет место, когда он воспринимается как оправданный и может в таких случаях принять форму яростного «справедливого негодования».
Кроме того, гнев может вылиться в раздражение, упреки и ненависть, которые, как правило, открыто не выражаются, то есть их явная деструктивность вступает в конфликты с добродетельной самооценкой этого энеа-типа. Помимо восприятия гнева на эмоциональном уровне, мы можем сказать, что страсть гнева определяет весь характер энеа-типа I и является динамичной основой побуждений или отношений, как мы обсуждали в связи с остальными кластерами: критичности, требовательности, доминантности и претенциозности, взыскательности, сверхконтроля, самокритичности и дисциплины.
Если осознанный и проявленный гнев и не всегда является одной из наиболее знаменательных характеристик этой личности, то общие характерные черты этого энеа-типа могут восприниматься как производные от гнева, проявление неосознанного гнева или как эквиваленты гнева. Одна из этих черт критичность, которая не только проявляется в определенном поиске недостатков, но иногда создает тонкую атмосферу, заставляющую других ощущать себя в неловком положении или даже виновным. Критичность может быть описана как интеллектуальный гнев с более или менее неосознанными мотивами. Я говорю это потому, что хотя и возможно, что критичность возникла в процессе переживаемого гнева, наиболее характерной ее чертой является чувство созидательных намерений, желание сделать других или себя лучше. Таким образом, посредством интеллектуальной критичности гнев не только находит свое выражение, но и оправдывается, и рационализируется, и через это отрицается. Моральные упреки другая форма самолюбовательного неодобрения и не просто выражение гнева, но и форма манипулирования в угоду неудовлетворенным требованиям, где «Я хочу» трансформировано в «Ты должен». Обвинения, таким образом, вызваны надеждой повлиять на чье-либо поведение в пользу собственных желаний.
Специфичность формы критичности в энеа-типе I в том, что она связана с этноцентризмом и другими видами предрассудков, в результате чего имеет место диффамация несостоятельности и желание инквизиторски «реформировать» тех, кто принадлежит к другой расе, нации, классу, церкви и т.д.
Требовательность также можно понимать как выражении гнева: мстительная сверхнастойчивость в исполнении своих желаний как реакция на ранние разочарования.
Вместе с собственно требовательностью в эту же группу можно включить характеристики, благодаря которым личности этого энеа-типа являются самыми дисциплинированными как в плане подавления непосредственности и стремления к удовольствиям в других, так и в плане требования добросовестной работы и безукоризненного ее выполнения. Они склонны поучать и проповедовать, безотносительно, подходят ли они к этой роли, хотя эти всегда присущие им свойства и могут найти применение в таких видах деятельности, как работа школьным учителем или проповедником.
Вместе с коррективной ориентацией этим людям присуща склонность к руководству, и не только по отношению к людям, но также ко всему окружению или к собственному внешнему виду. Одержимый навязчивой идеей, такой человек предпочтет, скорее всего, тщательно «вылизанный» сад, где растения высажены в четком порядке, а деревьям предана искусственная форма вроде той, что передает «таоистскую» органическую взаимосвязь.
Мы уже рассмотрели интеллектуальную критичность, которую без натяжки, если не совершенно естественно, можно назвать моральной, или интеллектуальной, авторитетностью, а также руководяще-требовательно-дисциплинарные характеристики (иначе какой же будет толк без авторитетности), и мне кажется правильным считать доминантность относительно независимой чертой характера, включающей такие свойства, как автократичность, уверенность в себе и настойчивость, выражаемая с чувством собственного достоинства, осознание своей аристократичности и превосходства, надменность, пренебрежительность и, возможно, снисходительные и покровительственные манеры.
Доминирование также можно воспринимать как свойство, подразумевающее выражение или трансформацию гнева, и все же эта ориентация на силу влечет за собой соответствующие стратегии, как уже было сказано, а также чувство самоутверждения на базе высоких стандартов, прилежание, культурную и семейную основу, интеллект и т.д.
Наиболее характерно в «гневном» типе то, что стремление к превосходству включает одобрение моральной системы человеческой иерархии, обосновывающей авторитет. Можно сказать, что взыскательный человек скорее признает абстрактный авторитет норм или должности, чем конкретный авторитет личности. Как замечает Мильтон: «Люди с доминирующей индивидуальностью не только придерживаются социальных правил и обычаев, но страстно демонстрируют и защищают их». Такой повышенный интерес к принципам, морали и идеалам не только выражение подчинения требованиям сильного супер-эго, но в личностном плане является инструментом манипулирования и доминирования, так как эти с энтузиазмом одобряемые нормы распространяются на других и, как было сказано выше, служат прикрытием личных желаний и требований. И все же личности энеа-типа I ориентированы не только на «Закон и Порядок» и послушно следуют установленным нормам, они также подчиняются людям, если те занимают безоговорочно авторитетные позиции.
Подчеркнутое одобрение норм и санкционированных авторитетов обычно подразумевает консервативную ориентацию, или, если говорить языком Давида Десмана, тенденцию к «следованию традициям» (черта характера, присущая и энеа-типу IX). Трудно разграничить, кроме как концептуально, два аспекта взыскательности: катексис идеальных стандартов, то есть воинственное одобрение норм, и «стремление к совершенству», то есть старание стать лучше. Оба вида добрых намерений подпитывают чувство личной хорошести, доброты, незаинтересованности и не позволяют индивидууму на подсознательном уровне воспринимать себя сердитым, злобным и эгоистичным (Среди терминов, сгруппированных в этот кластер, такие, как «хороший мальчик/девочка», «ханжески честный», «справедливый», «формальный», «моральный» и т.д.)
Формальная добродетель не только проистекает из гнева, стремящегося к переустройству, это также выражение гнева, направленного внутрь, так как она заставляет стать своим собственным резким критиком, полисменом и воспитателем. Группу черт характера, проистекающих из склонности к порядку и ясности, можно отнести к пуританству, так как это средство завоевать привязанность через достоинства результат эмоциональных разочарований, пережитых в детстве.
Для терапии особенно важно понимание того, как взыскательность потакает гневу, не позволяя его распознать. Точнее, она обеспечивает (поддерживая чувство обязанности) неосознанное-выражение гнева как доминирования, критичности и требовательности. В качестве парадигмы для этой ситуации может послужить образ крестоносца, который обязан крушить черепа в силу превосходства его дела и благородных побуждений. Когда этот стратегический маневр достаточно ясен, мы можем говорить не только об «обязательной» добродетели, но о «ханжеской» добродетели, так как хотя (как отмечает Хорни) взыскательной личности свойственен определенный уровень честности, но всепоглощающая концентрация на правильном и неправильном, хорошем и плохом приводит к неосознанной нечестности в намерениях.
Из предыдущего анализа ясно, что психодинамическое взаимодействие между гневом и взыскательностью взаимно, так же, как мы можем предположить, что стратегии стремления сделать лучше предшествовал гнев в ранней стадии своего развития и она продолжает подпитываться неосознанным чувством гнева, легко понять, как сам гнев постоянно возникает из саморазочарования и из внутренней взаимосвязи раздражающей активности и косной взыскательности.
Так как я объединил под одним названием «взыскательность» черты характера, проистекающие из «любви к порядку», «законопослушания» и «ориентирования на правила», «стремление к хорошим поступкам» и «воспитание чувства долга», того, что заставляют людей принимать на себя отцовскую или материнскую роль по отношению к другим, ниже я подразделил три черты характера: «самоконтроль», «самокритичность» и «дисциплинированность». Эти черты характера находятся в тех же отношениях с взыскательностью, как «критичность», «требовательность» и «доминирование» взаимоотносятся с взыскательным гневом, направленным на других. Точно так же, как критичность, требовательность и доминирование трудно разделить, самоконтроль, самокритичность и дисциплинированность три стороны одного целого, определяющего, как мы можем выразиться, обратную сторону взыскательности, близко взаимосвязаны, являясь гранями одного целого. Взыскательность можно определить вместе с гневом как всеобщий динамический фактор в характере и как его основная стратегия.
То, чем доминирование трансформация гнева является для других черт, тем же самоконтроль является для взыскательности. Чрезмерный контроль над собственным поведением идет рука об руку с характерной косностью, с чувством неловкости, недостатком непосредственности, с вытекающей отсюда неспособностью действовать в незапланированных ситуациях, требующих импровизации. Для других самоконтроль может быть скучен. Излишний самоконтроль от физического поведения доходит до психологических проявлений вообще, до того, что процесс мышления становится чрезвычайно привязан к правилам, то есть к логике и методике, что сопровождается утратой творчества и является препятствием для интуиции. Контроль над чувствами, с другой стороны, ведет не только к заблокированию выражения эмоций, но даже к отчуждению от эмоциональных переживаний.
То, чем критичность других является по отношению к гневу, тем же и самокритичность является для взыскательности. Хотя самоунижение может и не быть заметным стороннему наблюдателю, оно стремится укрыться за добродетельным и достойным имиджем. Неспособность принять себя и процесс самоунижения является не только источником хронических эмоциональных разочарований (и неосознанного гнева), но и постоянно присутствующим основанием для взыскательной необходимости стараться больше для обретения своей значимости.
Тем, чем сердитая требовательность является по отношению к гневу, тем же полные неосознанной ненависти эксплуататорские требования к себе являются для взыскательности. Кроме ханжеской пристойности, то есть ориентации на коррекцию и моральные идеи, требовательность к себе включает готовность прилагать необходимые усилия за счет удовольствий, что делает людей энеа-типа I работоспособными, дисциплинированными и чересчур серьезными. И точно так же, как в личностных требованиях можно обнаружить элемент мстительности, в отказе от удовольствий и естественных интересов можно различить элемент мазохизма, так как кроме простого подчинения желаний удовольствий чувству долга личность развивает в себе в большей или меньшей Степени пуританское отношение противопоставления себя удовольствиям и игре инстинктов.
Прежде чем рассмотреть экзистенциальную психодинамику энеа-типа I, было бы неплохо повторить еще раз постулат, который будет формулироваться для сути всех девяти характеров в книге: основа возникновения страстей тиковая обскурация; утрата чувства целостности является причиной возникновения желания бытия, что выражается в различной форме девяти базовых эмоций эго.
И.Дж. Гоулд, «Вид извне», перо и тушь, 53/4"x11", 1987. |
В случае энеа-типа I близость характера к психоспиритуальной лености (гибрид с гордостью) определяет тиковую обскурацию, которая лежит на переднем плане этого психологического типа. Иными словами, в жизненной ориентации энеа-типа I утрата чувства бытия, что наблюдается в трех типах характеров в верхней части апиограммы, проявляется как «неосознанная неосознанность»*, что дает им характерную самоудовлетворенность, в противоположность чувству ущербности или «нищеты духа» тех типов характеров, которые располагаются в нижней части аппограммы неосознанная неудовлетворенность тем не менее оборачивается самой сильной страстью, которая, как бы ни игнорировать ее активным неосознанием, подчеркивает качество межличностных отношений.
* См. главу 9
В то время как тиковая обскурация приводит в случае с энеа-типом VIII и IX к роду психологической грубости, эта тенденция в энеа-тип I, как будет показано, скрыта излишний утонченностью; можно сказать, что на тиковом уровне имеет место реактивная формация: осознанная тиковая недостаточность становится стимулом для ее компенсации посредством действий, направленных на то, чтобы создать ложное ощущение богатства чувств. Основной род деятельности, обещаюший для создания энеа-типа I изобилие чувств это изображение совершенства. Можно сказать, что в свете этой обскурации поиск бытия может обернуться поиском заменяющей бытие жизни, в которой поведение соответствует внутренним критериям жизненных ценностей. Гневным особенно необходимо понять положение Тао-цзе:
«Добродетель не ищет способа стать добродетелью, именно поэтому это и есть добродетель» .
Другими словами: «Добродетель есть добродетель потому, что она добродетельна».
Однако будет преуменьшением сказать, что добродетель в энеа-типе I подменяет бытие, так как иногда в его жизни не столько морализма, сколько «коррекции», желания привести поведение в соответствие с миром принципов; или желания соответствия жизни каким-либо подразумеваемым или определенным ходам.
В целом можно сказать, что бессознательное понимание ущербности бытия, воображение деструктивности зла в энеа-типе I компенсируется желанием быть «человеком с характером»: это личность, одаренная определенной сверхстабильностью, определенной силой противостоять искушениям и придерживаться того, что правильно. Кроме того, утрата бытия и жизненных ценностей поддерживает активность, направленную на то, чтобы произвести впечатление собственной значимости, что, как мы видим, достигается посредством возвеличивания добродетели и достоинства.
В сборнике анекдотов о Насреддине энеа-тип I можно узнать в грамматисте, которого Насреддин под видом лодочника перевозит «на другой берег». После того, как Насреддин ответил на вопросы грамматиста, тот, найдя его речь неправильной, спросил: «Разве ты не изучал грамматику?» Получив от Насреддина отрицательный ответ, он изрек с чувством правоты и самодовольства: «Ты потерял полжизни!» Позже Насреддин спросил грамматиста: «А ты умеешь плавать?» И так как наш достойный грамматист ответил, что это не так, Насреддин заметил: «Тогда ты всю свою жизнь потерял, потому что мы тонем».
Эта шутка едко напоминает о противоречиях между «ментальностью грамматиста» и жизнью.
Из-за того, что форме и деталям придается повышенное значение, возникает процесс развития косности и утраты значимости, даже если личность искренне стремится к добродетели, а не к формальной коррекции, как в случае школьного воспитания, помимо сознательно культивируемой доброты всегда присутствует холодность, которая влечет за собой отсутствие любви и иллюзорность или утрату бытия.
Следующее
|
Библиотека "Живое слово"
Астрология Агентство ОБС Живопись Имена
|
|||
|
|||
Материалы, содержащиеся на страницах данного сайта, не могут распространяться |