|
|||||||||||
|
Вы здесь: Живое слово >> Классика >> Алекс Орлов. Тютюнин против ЦРУ >> Части 16 - 23 |
Алекс Орлов. Тютюнин против ЦРУ |
| Предыдущее |
Части 16 - 23
- 16 -
Примерно к одиннадцати утра девушка остановилась перед рекламным щитом, на котором была изображена большая карта города.
Поискав глазами нужную улицу, она уже собралась идти, когда её руки коснулся смуглый незнакомец.
—Э, «Наташа», давай дружить будем. Да? Сколько стоишь, да?
—Я — Палыч, — ответила девушка.
—А я Мурат, да? Сколько стоишь? Деньги есть, да?
—Я хочу быть с вами, вы так красивы, я хотел бы всегда кормить вас... — заговорила «Наташа» глуховатым болезненным голосом.
—Э-э... — Мужчина на минуту растерялся, но, окинув взглядом ладную фигурку, продолжил переговоры:
—Деньги есть. Я немножко фрукты торгую — есть, говорю, деньги.
—Тоже мне мичуринцы... — невпопад ответила девушка.
—Почему Мичурин? Зачем обижаешь, да?
—Че-о-о? Повтори, чего ты сказал! — В руках «Наташи» появился никелированный кастет, мужчина невольно попятился:
—Ничего не сказал! Уже ничего!
—Пошел вон, козел, пока я тебе рога не поотшибала.
Когда незнакомец ретировался, девушка еще раз проследила маршрут по карте города и зашагала к трамвайной остановке, на которой собирался народ.
Увидев симпатичную блондинку, к ней сейчас же подошел молодой человек в очках и со скрипичным футляром в руках.
—Прошу простить меня, — несмело начал он. — Я понимаю, что знакомиться на улице неприлично, но... Одним словом, меня зовут Петя. Можно просто Петр. А как вас зовут?
—Я — Палыч, — прохрипела девушка. Петр напрягся.
—Прошу меня простить, я, наверное, плохо расслышал. Как ваше имя, вы сказали?
—А я Мурат, да? — снова мужеским голосом, но уже с акцентом произнесла незнакомка.
Люди вокруг стали на нее коситься, однако Петр со скрипичным футляром не сдавался.
—Ка... Кажется, я понял, — сказал он, поправляя очки. — Вы, наверное, перенесли одну из тех операций, которые... Ну... — Петр снова поправил очки. — Из мужчины делают женщину.
—Тоже мне мичуринцы, — ухмыльнулась девушка.
Подъехал трамвай, и люди, вежливо пихая друг друга локтями, стали набиваться в салон.
Петр попытался было поддержать незнакомку за локоть, однако та, полуобернувшись, негромко произнесла:
—Пошел вон, козел...
Пораженного таким ответом кавалера вытолкнули назад к остановке, и трамвай поехал без него. В вагоне сразу началось «обилечивание».
—У вас что? — спрашивала полная женщина неопределенных лет, протискиваясь между тесно стоявшими пассажирами.
—Проездной.
—Ну так предъявляйте!
—Я предъявил, а вы отвернулись!
—Ну вы же у меня не один! У меня же таких много! И каждого обслужить нужно!
Так, переругиваясь с сердитыми гражданами, кондукторша подошла к молодой девушке.
—Девушка, у вас что?
—Девушка, у вас что? — повторила та.
—Я уже давно не девушка, а вы покажите проездной или ваш билетик.
—Ваш билетик... — произнесла девушка, тщательно подделываясь под оригинал.
—Ты мне еще шутки здесь будешь шутить, пигалица?! — взорвалась кондукторша.
—Пигалица! — таким же фальцетом отозвалась молодая пассажирка.
—Вот нахалка, — заметила какая-то женщина.
—А я ее сейчас выпихну, если она не обилетится! — пригрозила кондукторша.
—Правильно, — поддержала ее пенсионерка с фиолетовыми кудрями. — Вон у нее какой фингал под глазом. Небось шалава или наркоманка!
—Да что вы на девушку напали? — заступился мужчина со свежей рыбой в пакете. — Может, она студентка. Может, у нее стипендия маленькая.
—Ага, вот она и подрабатывает, как может! — язвительно заметила пассажирка с фиолетовыми кудрями. — Платьице-то едва кой-чего прикрывает! Проститутка она, по глазам видно.
—Вот до чего демократы страну довели, — вступил в разговор полный дядечка с красным носом. — Уже проститутки в трамвае ездят!
—И за проезд не платят! — с задней площадки заметила кондукторша.
—Да что вы к ней привязались, давайте я за нее заплачу — невелики деньги, — снова вмешался мужчина с рыбой.
—Не смейте этого делать! — закричала женщина с фиолетовыми кудрями. — Если за них платить, мы проституцию никогда не искореним!
—А чего она сама-то ничего не отвечает? — поинтересовался дядечка с красным носом. — Может, она действительно того — под балдой?
—Сам ты под балдой! — крикнул ему мужчина с рыбой. — Все им демократы виноваты! Пить надо было меньше, тогда бы и страну сохранили!
—Да прекратите вы трясти своей рыбой! — заверещала какая-то дама. — Вы мне все платье изгадили! В это время трамвай сделал резкий поворот, и пассажиры повалились друга на друга.
—Безобразие! Он что, этот вагоноводитель, пьяный, что ли? — сталкивая с себя красноносого толстяка, завопила владелица фиолетовых кудрей.
—Постойте, да в кабине же никого нет! — донеслось откуда-то спереди. — Кабина-то пустая! Товарищи! Господа! Он, гад, на ходу выпрыгнул!
После этого в вагоне поднялась жуткая паника. Кто-то стал звонить по мобильному телефону в милицию и службу спасения, другие высовывались в окна и кричали: «Помогите!» Однако, поскольку кричавших из окон было много, со стороны это выглядело пьяной свадебной компанией сотрудников трамвайного депо.
—Прекратите ор-р-рать! — пробиваясь сквозь мятущихся пассажиров, закричала кондукторша. — Закройте окна и прекратите орать, я сказала!
—Да чего же «прекратите», если водитель сбежал!
—Никто не сбежал! Водитель — это я!
—Как это вы? — спросил сонный мужчина с сачком для ловли бабочек. И все вокруг сразу замолчали. Стало слышно, как постукивают на стыках колеса и сигналят обгоняющие трамвай автомобили.
—Очень просто, я вас обилечиваю, пока трамвай сам идет до Митюковского рынка.
—У... у вас там автопилот, что ли? — поинтересовался тот, что был с сачком.
—Да какой автопилот? — отмахнулась кондукторша-водитель. — Кирпич на педаль бросила, и все дела.
—Но кирпич, он же неодушевленный — как это возможно! Вы... вы шутите? — Пассажир с сачком начал заикаться.
—Да что вы все дрожите? Это ж трамвай, он никуда с рельс не денется. А на Митюковском рынке на путях стык один разошелся. Как мы на нем подпрыгнем, кирпич с педали сосмыкнется, и вагон затормозит...
Пораженные таким простым и ужасным объяснением, пассажиры стояли не дыша, пока трамвай не громыхнул на том самом разошедшемся стыке.
Кирпич с грохотом полетел на пол кабины, тормоза вагона пронзительно заскрипели.
Распахнулись двери, и кондукторша-водитель зычно объявила:
—Митюковский рынок!
Половина пассажиров вагона, даже те, кому нужно было ехать дальше, выскочили вон, крича и угрожая жаловаться в министерство трамвайного сообщения. А кондукторша-водитель обругала их матерными словами и перешла в кабину.
- 17 -
Позабытая всеми девушка с фингалом сошла на нужной остановке и, отойдя к газетному киоску, стала перебирать в памяти все увиденные образы. Немного подумав, она решительно преобразилась в человека с сачком. Уж больно любопытным ей показался предмет, что он держал в руках.
Ожидая автобуса, человек с сачком неподвижно стоял на самом солнцепеке, не прячась в тень.
Проходившие мимо двое крепких парней остановились под козырьком и, заинтересованно поглядев на странного человека, о чем-то пошептались.
—Эй, ботаник, сколько время? — спросил один из них.
«Ботаник» понял, что обращаются именно к нему, однако лишь покосился в сторону насмешников и ничего не ответил.
—Плохо слышишь, ботаник?
Один из крепышей вышел на солнце и, подойдя к человеку с сачком, заглянул ему в лицо.
—Чего молчишь, чудик? Сказал бы чего-нибудь.
—Митюковский рынок! — неожиданно закричал «ботаник» голосом вагоновожатой.
Стоявший возле него хулиган отпрыгнул так, будто его ужалила оса.
—Митюковский рынок на другой линии, — сообщила сопровождавшая десятилетнего внука бабушка. Конопатый мальчик самозабвенно ковырял в носу и внимательно следил за уличным представлением.
Заметив, что оправившийся после испуга хулиган снова собирается пристать к «ботанику», мальчуган откашлялся и сказал:
—На твоем месте, браток, я бы отошел от него подальше.
—Это почему? — удивился тот, с интересом уставившись на малолетнего советчика.
—Потому что у него может быть СПИД.
—Да-а? А с чего ты взял?
—Все признаки налицо. Бледность, круги под глазами, сачок в руках.
Подавленный такой информированностью мальчишки, хулиган попятился и быстро отступил к своему товарищу.
—СПИД — чума двадцать первого века, — произнесла бабушка умного мальчика и вздохнула.
—Ба, ты достала уже, — скривился тот.
—Молчу, Саша, молчу.
Подъехал длинный автобус, и в него погрузились все стоявшие на остановке. Все, кроме «ботаника».
Автобус поехал по маршруту, а человек с сачком отправился пешком, приговаривая: «колбаска, колбаска».
Посматривая на названия улиц, он уверенно поворачивал, проходил через дворы и не замечал рычавших на него собак. Наконец, остановившись перед нужной многоэтажкой, «ботаник» отсчитал указанный в адресе подъезд и счастливо улыбнулся.
—Колбаска, — произнес он, а затем, подумав, добавил:
—Сергей Тютюнин... Тютюнин Сергей...
- 18 -
Всю дорогу до работы Сергей опаздывал, однако прибежал во «Втормехпошив» вовремя.
У входа в приемку он приметил длинный черный автомобиль, однако не придал этому значения, поскольку в этом же здании, но в соседнем подъезде располагалось «пип-шоу» и туда часто подъезжали шикарные авто.
Что такое «пип-шоу», Серега не знал, однако пойти и посмотреть не мог из-за слишком высоких цен.
Оказавшись в родной приемке, Тютюнин переоделся, нацепил клетчатые нарукавники и прислушался. Странное дело. Обычно приходившие с утра женщины бурно обсуждали в коридоре все новости минувших выходных, а тут — полная тишина, прерывавшаяся какими-то размеренными звуками.
До открытия приемки оставалось еще минут пятнадцать. Сергей вышел в коридор, чтобы найти источник звука.
В коридоре звуки были отчетливее, однако и теперь Сергей не разобрался в их природе. Двигаясь вдоль стены, он достиг дверей директорского кабинета. Вне всякого сомнения, звуки исходили оттуда. Сергей тихо вошел в приемную.
Место секретарши пустовало — избалованная начальником Елена Васильевна появлялась не раньше одиннадцати.
Осторожно приоткрыв следующую дверь, Сергей стал свидетелем удивительной картины. Борис Львович Штерн висел словно на дыбе, прихваченный за руки огромным стриженым детиной, в то время как другой, такой же здоровенный, парень короткими размеренными тычками бил директора в живот.
Чуть в стороне, прислонившись к стене, стоял щеголь со злым лицом — именно он руководил всей этой экзекуцией.
—Пойми, Шпак, ты не должен обманывать Казимира Куклинского. Этим ты сделал мне больно, и теперь я тебе тоже сделаю больно.
—Я... не... Шпак... Я Штерн, — мужественно хрипел директор и тут же получал под ребра новые тычки.
—Ты, Шпак, думал, что продашь мне фуфло за четыре тыщонцы дуляров и я не замечу капроновой подкладки? Думаешь, Куклинский тупой и не знает, что при царе Иване не было капрона? Думаешь, я про то не вем, Шпак?
—Извините, — подал голос Серега, поняв, что директора нужно выручать.
—Цо то есть? — брезгливо указав на Серегу, спросил Куклинский. — Цо пану долега?
—Извините еще раз, — Тютюнин вошел в кабинет и глупо улыбнулся, — там кто-то ОМОН вызвал, я пришел спросить — это не вы?
—ОМОН?! — Руководитель избиения одернул дорогой пиджак и кивнул своим гориллам, чтобы те выходили. Несчастного Штерна отпустили, и он повалился на пол. Уже уходя, Куклинский остановился на пороге и, позволив себе злую ухмылку, сказал:
—До видзеня, Панове.
—Борис Львович! — Серега подбежал к директору и помог ему подняться. Штерн скривился от боли и закашлялся. — Что это за люди, Борис Львович?
—Король... король туалетной бумаги Казимир Куклинский... Мы ему доху продали...
—Вы садитесь, Борис Львович.
Тютюнин помог директору сесть и налил в стакан воды. Штерн сделал несколько глотков и, наконец вздохнув, стал ощупывать ребра.
—Вроде ничего не сломали... Теперь нужно Турбинова найти. Он мне за все ответит.
Однако Турбинова искать не пришлось. Он появился в кабинете тотчас, довольный, дышащий вчерашним перегаром и с огромной свежей шишкой на лбу.
—Привет всем! — бодро произнес он и, дотронувшись до лба, сообщил:
—Только что с клиентом во дворе столкнулся... Поговорили немного... Недовольны они, Борис Львович.
—Я уже знаю, — мрачно заметил Штерн.
—Спрашивают, почему трехсотлетняя доха имеет капроновую подкладку...
—А ты чего сказал?
—Я гений, Борис Львович! Я сказал, что настоящая подкладка из китайского шелка в настоящее время реставрируется в Эрмитаже.
—И они поверили?
—Поверили! — радостно закивал Турбинов. — Говорят меж собой, чего, дескать, зря какому-то Шпаку печенки поотбивали! Вы представляете, как весело, Борис Львович? Кому-то из-за нас перепало!
Больше не в силах сдерживаться, рычащий Штерн схватил мраморную пепельницу и метнул ее в голову Турбинова.
Послышал удар и грохот разлетавшихся кусков мрамора. А после этого удивленный голос Турбинова:
—Че... Че-то я не понял...
- 19 -
В одиннадцать часов на работу явилась секретарша Елена Васильевна. Она очень удивилась, застав в кабинете директора кроме самого Штерна еще двух сотрудников — Тютюнина и Турбинова. У последнего была забинтована голова и подбиты оба глаза, однако это не мешало ему с энтузиазмом прихлебывать с блюдечка растворимый кофе.
—Ой, здравствуйте! У вас совещание, Борис Львович?
—Да нет, просто небольшой перерыв.
—А я посмотрите что принесла! — похвасталась секретарша и стала разворачивать большой плакат. — В школе у сына к сентябрю галерею портретов меняют — мастеров русской литературы, так вот ему выпало Чехова принести. Антон Палыча... Вот... — Елена Васильевна развернула портрет. — Красиво?
—Красиво, — кивнул Штерн. — Но вообще-то это Троцкий.
—Как Троцкий?! — поразилась секретарша.
—Очень просто. Лев Давыдович, — подтвердил Турбинов.
—Да вы не тушуйтесь, Елена Васильевна. Несите как есть, сейчас в школе таким пустякам значения не придают.
—А и ладно, — махнула рукой секретарша и убрала портрет. — Попью-ка я лучше чайку. Кстати, Борис Львович, вы слышали новость? Фригидин на работу вышел, собирался к вам зайти.
—Пусть заходит. Чем он, кстати, болел, надеюсь, ничего серьезного?
—Говорит, что-то вроде отравления. В этот момент в дверь постучали, и появился сам Фригидин.
—Долго жить будет, — прокомментировал его появление Турбинов.
—Можно, Борис Львович?
—Заходите-заходите. Как вы себя чувствуете?
—Благодарю вас, чувствую себя хорошо. Здравствуйте, Турбинов, и вы, Сергей, тоже здравствуйте. Пользуясь случаем, что здесь собрались лучшие люди нашего предприятия, я хотел бы покаяться.
—В чем покаяться? — спросил Турбинов, поправляя сползавший на глаза бинт.
—Я вел себя некорректно и недостойно высокого звания бухгалтерского работника, однако теперь все в прошлом. Я другой. Поверьте, Борис Львович, и вы, Сергей, поверьте тоже. Я — другой.
После этих слов Фригидин приложил руку к груди и поклонился.
—Не смею больше мешать и удаляюсь, — добавил он и вышел в приемную, плотно притворив дверь.
—Что-то я не понял, в чем он каялся. Вы, Сергей, поняли?
—Я? — Тюгюнин не знал, что ответить. С одной стороны, следовало рассказать о проделках Фригидина, с другой — это ведь он, Тютюнин довел человека до больничной койки. Однако его сомнения развеяла Елена Васильевна, которая снова заглянула в кабинет директора.
—Извините, у меня тут на столе сахар лежал — десять кусочков. Вы не брали?
—Нет, — за всех ответил Турбинов.
—Надо же, на секунду отлучилась, и сахар сперли. Секретарша ушла, и Тютюнин тоже поднялся.
—Пора мне уже сырье принимать. Люди небось волнуются.
—Да, Сергей, идите. И знаете что, вы сегодня здорово мне помогли, поэтому примите сырье и отправляйтесь домой. Пусть у вас будет укороченный день.
—А можно у меня тоже будет укороченный день? — тут же напросился Турбинов.
—Нет, нельзя, — отрезал Штерн. — Вам, Федор Иванович, еще до обеда в Санкт-Петербург смотаться нужно — привезти из Эрмитажа отреставрированную подкладку...
- 20 -
Сергей Тютюнин ушел с работы пораньше и, возвращаясь домой, думал одну мысль, которая его занимала.
Впервые за довольно долгое время они с Окуркиным решили не пропивать все деньги, добытые удачной охотой на банки, а вложить их в собственное дело. Разговор на эту тему у них состоялся еще до событий в деревне Гуняшкино, и теперь, полностью избавившись от пережитых страхов, Сергей Тютюнин снова думал о серьезных вещах.
Инициатором этой блестящей идеи был Леха. Как человек, близкий к тяжелой индустрии, он хорошо представлял себе металлургическое предприятие, и потому именно он разработал первый бизнес-план.
—Пора нам менять масштаб нашего дела, — сказал он, когда они на автобусе возвращались из пункта сдачи цветных металлов.
—Это как? — спросил Сергей.
—Нужно самим банки принимать.
—И что мы с ними будем делать?
—Переплавлять в тарные чушки.
—О, — только и сумел выговорить Тютюнин. — А чего делать с чушками?
—А тут уже что хочешь, то и делай. Можно на международный рынок выйти.
—Слушай, а где мы все это будем плавить? Нужны же какие-то домны или там конверторы?
—Пока обойдемся печкой у меня в гараже, а со временем будут у нас и домны. Главное — подмять под себя весь рынок алюминиевых банок, в масштабах города.
—В масштабах города — это, конечно, много, — согласился Тютюнин и, глядя в окно автобуса, стал невольно представлять себе на месте гаражей корпуса нового завода по переплавке пивных банок. — Слушай, а может, нам сразу готовый завод подыскать, а то, если мы здесь все застроим, где ты «запорожец» будешь ставить? Да и соседи сожрут — скажут, дымит ваш завод.
—Ну, — Леха поднял вверх указательный палец, — я гляжу, и ты кой-чего кумекать начинаешь. Думаю, прихватим мы алюминиевый завод в Братске. А потом и Норильский никелевый.
—А на что нам никелевый?
—Да чтобы в Сибирь по сто раз не мотаться. Не ближний конец — не набегаешься туда.
—Это конечно. Тут я с тобой согласен. Вот только у этих заводов хозяева есть. Они ведь денег больших попросят.
—С хозяевами разговор короткий... — сказал Леха. — Хозяев валить будем.
—А не валить нельзя?
—Можно не валить, но тогда мочить придется. Но, ты не бойся, это мы не сами будем делать.
—А кто?
—Найдутся люди. Найдутся.
Вспоминая этот разговор, Тютюнин пытался припомнить, есть ли у него знакомства, через которые можно наладить продажу за границу тарных чушек. Выходило, что нет таких.
Можно было, конечно, обратиться к Олимпиаде Петровне. У той всегда водились всякие жулики, однако тещу Сергей решил оставить на крайний случай — если уж они с Лехой сами не выйдут на международный рынок.
Так, за размышлениями, он свернул с тротуара и пошел напрямик — через небольшой, стихийно образовавшийся скверик. Когда-то здесь собирались строить канализационно-насосную станцию, однако что-то не сложилось, и на месте котлована выросли деревья.
—Сергей Тютюнин... Тютюнин Сергей...
Голос был знакомым и незнакомым одновременно. Что-то шевельнулось в памяти Сергея, он настороженно повернулся.
Очень милая девушка в коротком платьице поднялась с вросшей в землю бетонной плиты и направилась прямо к Тютюнину. Она улыбалась и поигрывала изящным дамским кастетом, заставив Сергея усомниться в ее добрых намерениях.
Остановившись в двух шагах, девушка судорожно сглотнула и жалобно проблеяла:
—Моя колбаски хочет. Твоя обещал колбаски...
Весь мир Сереги Тютюнина в одно мгновение перевернулся с ног на голову. Тот ужасный деревенский кошмар, который он уже благополучно списал в сновидения, снова оказался рядом.
—Когда ты приехал? — хрипло спросил Тютюнин.
—Скора, — ответила девушка, и в ее глазах промелькнула хитрость толстого китайца.
Все это видела пенсионерка Живолупова, она же Гадючиха, которая на всякий случай сидела в кроне высокого дерева с большим флотским биноклем в руках.
«Я знала! Я знала!» — внутренне возликовала Живолупова и стала быстро спускаться вниз. Ей предстояло совершить бросок до своей квартиры, чтобы скорее позвонить на работу жене Тютюнина, Гадючиха давно ждала подходящего случая, и вот наконец это произошло. Вне всякого сомнения, Тютюнин-муж собирался привести любовницу домой, а потому Живолуповой представлялась возможность насладиться последующим спектаклем.
—Мы на-а-аш, мы новый мир постро-о-оим... — тихо напевала Гадючиха, проворно перебирая руками. В какой-то момент она от удовольствия потеряла равновесие и полетела вниз.
Приземление было жестким, но Живолупова сдержала стон и стала шарить по траве, нащупывая бинокль. Однако он был еще в полете и вскоре догнал свою владелицу, больно ударив ее по голове.
«Как в старые добрые времена», — подумала Гадючиха, выползая на тротуар. Нога болела, голову саднило, однако мужественная старуха заковыляла к дому, чтобы довести задуманное до конца.
С трудом добравшись до телефона, она достала пожелтевшие бланки для допросов, где по привычке хранила все сведения о соседях, и нашла номер отдела кадров завода, где трудилась гражданка Тютюнина.
—Але, отдел кадров? Тютюнину Любу к телефону — срочно! Кто звонит? Сами догадайтесь! Вот так-то. Жду...
Примерно через полминуты в трубке послышался взволнованный голос Тютюниной:
—Ой, кто это?!
—Это бабушка Живолупова, Любочка, — елейным голосом заговорила Гадючиха. — Я ить чего звоню, доченька, благоверный-то твой где сейчас?
—На работе... — ответила Люба, и в ее голосе слышалось нарастающее беспокойство. — А что с ним? Он жив?
—Да жив, доченька, жив, чего с ним, с кобелем, случится. Я ведь чего звоню, Любочка, спутался твой Сережа с какой-то малолеткой.
—С какой малолеткой?!
—Ну лет примерно... семнадцати, — начала обрисовывать Гадючиха, на ее лице появилась счастливая улыбка. — Красивая, конечно, девчоночка. Ноги длинные, носик пуговкой, платьице коро-о-отенькое, губки...
—Где они?! — словно раненая медведица проревела в трубку Люба.
—Дык, я так полагаю, скоро на квартиру придут. Не будут же они на улице это самое делать, когда квартира свободная...
Было слышно, как на рычаг телефона брякнулась трубка, а значит, все шло по плану.
Довольная Гадючиха заглянула в холодильник, выудила оттуда банан и, хромая, направилась к выходу, напевая и дирижируя себе бананом:
—Мы мир-ны-е лю-ди, но наш бро-не-поезд стоит на запас-ном пути, трам-тадам... Стоит! Еще как стоит!
Спустившись на лифте, Живолупова вышла из подъезда и, осмотревшись, укрылась за стендом с наглядной агитацией.
Долго ждать ей не пришлось — скоро, скрипнув тормозами, возле дома остановилось такси, и оттуда выскочила Люба. У нее горело лицо, и она жаждала мести.
—Ну?! — спросила Люба у Гадючихи, когда та выглянула из-за стенда.
—Еще не проходили, но скоро явятся. Ты пока иди, голубушка, домой в засаду. Приготовься, чтобы все было как положено...
—Ага, — кивнула Люба. — В засаду.
- 21 -
Тютюнин напряженно соображал, что же ему теперь делать. Блондинка стояла в опасной к нему близости, и, стоило кому-то доложить об этом Любе, могла случиться катастрофа.
—Ты это... — Сергей откашлялся. — Ты не мог бы превратиться в какого нибудь мужика, что ли?.. А то с колбаской проблемы будут.
Едва Тютюнин упомянул про колбаску, девушка, на мгновение мелькнув хитрым лицом китайца, превратилась в нечесаного старика с бешеными горящими глазами. В его руках оказалась лопата, Тютюнин невольно отшатнулся.
—Я Палыч, — произнес старик.
—Очень хорошо. Тогда пройдемте, что ли, ко мне домой, а потом я позвоню Лехе, чтоб вместе с ним вам колбаски достать.
—Моя хотеть колбаски.
—Да я понимаю. Но у меня сейчас нет — ее нужно еще собрать. Вам сколько нужно?
—Сито сорок семь килограмма...
—М-да... — Серега стал прикидывать стоимость колбасы. У него получились бешеные деньги. — Ну что ж, идемте.
И они пошли. Тютюнин понуро брел впереди, в голове его от волнения ничего не придумывалось, а Палыч плелся следом, постукивая об асфальт остро отточенной лопатой.
Когда они подходили к подъезду, Сергей обернулся.
—Ты, Палыч, не мог бы другое обличье принять — поприличнее. Только чтобы не женщина и без лопаты.
—Моя может, — согласился Палыч. Он пригляделся к фотографии на стенде и полностью скопировал увиденное.
Теперь он был небритым мужчиной со шрамом на правой щеке. Лопаты при нем не было, и это Серегу успокоило.
—Хорошо. Теперь пойдем...
Едва они скрылись в подъезде, как из-за стенда, доедая банан, выбралась пенсионерка Живолупова.
«Девчонка исчезла, но появился бомж с лопатой, — рассуждала Гадючиха. — Значит, закопали болезную. Выходит, Тютюнин еще и душегубец. Я буду не я, если под статью его не подведу. Я буду не я...»
Взгляд Живолуповой упал на стенд, где под заголовком «Внимание розыск!» она узнала неоднократно судимого гражданина Сивухина по кличке «Морж», который только что вошел в подъезд вместе с Тютюниным.
От такого крутого поворота пенсионерку прошиб пот. Выйти на след банды убийц — высокая заслуга. Тут дело пахло государственной наградой.
Позабыв про больную ногу, Живолупова помчалась к ближайшему отделению милиции.
- 22 -
Не успели Сергей и его новый друг переступить порог тютюнинской квартиры, как из-за посудного шкафа, словно тигрица, выпрыгнула Люба. Воздух колыхнулся от пущенной дубовой скалки — Сергей понял, что нужно спасаться.
«Убьет дура!» — успел подумать он и резко пригнулся, а вся мощь страшного удара пришлась на физиономию Палыча.
От такого сотрясения тот сразу потерял контроль над превращениями и обратился в старика с лопатой. Люба вскрикнула от неожиданности и добавила ему еще.
Палыч крякнул и стал ботаником с сачком для ловли бабочек. Серегина жена совершенно ошалела и нанесла ему изощренный, показанный мамой, удар. Ботаник ойкнул и исчез, а ему на смену пришла блондинка в коротком платьице.
—Ах вот она! — торжественно произнесла Люба. — Ах вот какую сучку ты привел!
Отшвырнув скалку, она бросилась на противницу, желая немедленно вцепиться ей в волосы, однако обхватила руками стриженую голову рецидивиста Сивухина.
—Ой, извините, — сказала Люба и громко икнула. — Сережа... — она повернувшись к мужу. — Я схожу с ума, Сережа... Я схожу с ума...
Тютюнин подхватил падающую супругу и проводил ее в другую комнату, где уложил на кровать, а потом принес холодного молока.
—Полежи пока, Любаш, скоро все пройдет, — пообещал он и вышел к гостю, который понуро сидел в облике Сивухина и, посмотрев на Сергея, спросил:
—Что это была? Моя шибко боялся...
—Это как бы небольшое приветствие, — соврал Тютюнин. — Просто у нас так здороваются. Как увидят друг друга, так сразу — хрясь скалкой. Здороваются... — Серега вздохнул. — Меня она тоже неоднократно прикладывала... — признался он. — Но ты не обижайся, такие у нас обычаи. Обычаи такие...
—Моя понял, — кивнул Палыч. В этот момент кто-то толкнул входную дверь и, поскольку она оказалась незапертой, вошел в прихожую.
—Кто там? — крикнул Серега.
—Я, кто же еще! — ответила ему Олимпиада Петровна, появляясь в комнате.
Посмотрев на Сергея и переведя взгляд на незнакомца, она криво усмехнулась и наставительным тоном произнесла:
—Хоть бы поздоровались с дамой. Или этого уже и не нужно делать?
Сергей не успел сказать и слова, как Палыч метнулся к оброненной скалке, а затем, с нею, бросился к Олимпиаде Петровне.
—Нет, Палыч! Нет!
Однако было поздно. Последовал страшный удар, вследствие чего ноги Олимпиады Петровны оторвались от пола и она, пролетев по воздуху до самого посудного шкафа, врезалась в него головой.
При этом обрушилась полка с карельским сервизом, и его осколки посыпались через распахнувшуюся дверцу.
—О-о-ой! — заголосила Олимпиада Петровна. — Убива-а-ают! Карау-у-ул!
—Он не хотел! — попытался прояснить ситуацию Тютюнин, нагибаясь нда поверженной тещей. — Он поздороваться намеревался!
—О-о-ой! — дотронувшись до уха, снова застонала Олимпиада. — Меня муж никогда не бил и собаки всегда боялись! А вы меня скалкой. Бандиты! Душегубцы!
Из другой комнаты прибежала на шум со стаканом молока Люба. Она еще не вполне оправилась от собственного потрясения, а потому, взглянув на проломленный шкаф, спросила:
—Что случилось, мама?
—Что случилось, что случилось... Я этого такие оставлю... — Олимпиада Петровна, размазывая слезы, поднялась на ноги и, пошатываясь, вышла в прихожую, откуда вернулась со своей собственной скалкой. — За все ответишь, лось, — сказала она Палычу. — Я мастер скалкинга, и тебе не уйти...
Понимая, что сейчас его гостя начнут натурально убивать и неизвестно, чем все это закончится, Тютюнин попытался заступиться за Палыча:
—Олимпиада Петровна, он не хотел вас обидеть, поверьте. Просто его Люба сильно побила, и он подумал, что у нас так здороваются. Он не местный!
—Поздно. Мое ухо опухло и требует отмщения. — Отодвинув Серегу в сторону, Олимпиада Петровна двинулась на Палыча и, резко выдохнув, перебросила скалку из правой руки в левую. — Твоя смерть будет ужасной, чужеземец...
—Моя боится! — воскликнул Палыч, начавший от страха терять четкие очертания. — Моя насчет колбаски!
—Олимпиада Петровна, не трогайте его, а то я милицию вызову! — пригрозил Тютюнин.
В этот момент снова хлопнула незапертая дверь, и из прихожей вывалился огромный милиционер.
—Опа-на! Всем-стоять-по-местам-не-кашлять! — закричал он, наводя большой черный пистолет на всех по очереди. — Моя милиция меня бережет! Финки, стволы, заточки и опилки на землю! Отставить «на землю»! На пол!
—Накаркал... — бросила теща Тютюнину и нехотя выпустила из рук скалку.
—Ага! Граната! — сказал милиционер. — Отставить «граната». Деревянная заточка.
Не обнаружив в руках присутствующих больше никакого оружия, милиционер опустил свой пистолет и, выйдя не середину комнаты, объявил:
—Всем внимание! Я старший шериф округа... Стоп, отставить «шериф округа». Я верховный участковый микрорайона, майор Шароемов. — Майор подошел вплотную к Палычу и, склонившись к нему, добавил:
—Попрошу внимательно произносить мое фамилие, понял? Шуток с заменой «мы» на «бы» я не понимаю...
Оставив Палыча, Шароемов сделал полуоборот и оказался возле Тютюнина.
—Все шутники уже на нарах — что?
—Что? — не понял Серега.
—На нарах — что? — парятся. Теперь вопрос второй — кто содержатель притона?
—Хозяин квартиры — я, — неуверенно произнес Тютюнин, поднимая руку точно на уроке.
—Почему укрывали рецидивиста Сивухина?
—Я... не укрывал. Мы только зашли.
—Не удивляюсь, — усмехнулся майор Шароемов и, оставив Сергея, подошел к Олимпиаде Петровне.
—Что с ушком, мамаша? Как будто заплыло ушко? Молчите? Тогда позволю себе — что? — небольшое предположение. Имели место бандитские разборки. А еще меня интересует... — Шароемов обвел всех проницательным взглядом. — Где вы спрятали труп малолетней любовницы гражданина Тютюнина?
—Любовницы? — поразилась Люба.
—Труп? — подхватила Олимпиада Петровна. — Я всегда знала, что этим все и кончится. Я всегда знала!
—Да не было никакого трупа! — вмешался Сергей.
—Не было? — Шароемов хитро улыбнулся и погрозил Тютюнину пальцем. — Я даже знаю, кто его закапывал, этот самый труп.
—И кто же?
—Безумный дедушка с лопатой в руках! Вы не успели избавиться от свидетелей, гражданин Тютюнин, а поэтому — что? — понесете заслуженное наказание.
Сказав все это, довольный собой Шароемов повернулся к рецидивисту Сивухину, однако вместо него обнаружил предполагаемую жертву — блондинку в коротеньком платье.
—Опа-на! — произнес майор. — Что мы наблюдаем? Картину Репина — приплыли.
—Это она, сучка! — обрадованно закричала Люба и бросилась вперед, горя желанием вцепиться разлучнице в космы, однако Шароемов ее придержал и вернул на место.
—Отставить передвижения, иначе будут — что? — жертвы. Гражданин Тютюнин, убийство с вас снимается, но остается организация устойчивой бандгруппы, совращение малолетних и сводничество. Недурной наборчик, а?
—Я знала, что этим все кончится! — снова торжественно произнесла Олимпиада Петровна. — Люба, я все знала!
—Все знали и не докладывали, — тут же подвел статью Шароемов. — Укрывательство. Однозначно — укрывательство.
Услышав позади себя подозрительный шорох, Шароемов обернулся, готовый ко всему, однако вместо подозрительных действий задержанных обнаружил еще одного Шароемова, такого же высокого и красивого, как он сам.
—Опа-на! Приветствую, коллега! — Первый Шароемов пожал второму Шароемову руку. — А я не знал, что здесь уже кто-то работает.
—Моя хотеть колбаски, — жалобно попросил майор-двойник.
—Да. Все — работа. Я тоже пообедать не успел. Ну ладно, коллега, не буду вторгаться со своим, как говорится камнем, в чужой — что? — огород.
С этими словами настоящий Шароемов улыбнулся всем временно задержанным и покинул квартиру Тютюниных.
- 23 -
До половины седьмого вечера Сергей и Палыч сидели в большой комнате и тупо таращились в телевизор, ожидая прихода Лехи Окуркина.
Женщины шушукались на кухне.
Олимпиада Петровна, напуганная превращениями нового «Сережкиного собутыльника», больше не затевала с ним дуэль и, напротив, уговаривала дочь уехать к ней, однако Люба, зацикленная на возможной измене мужа, опасалась появления малолетней блондинки, тем более что два раза видела ее собственными глазами. Откуда та появлялась, Люба своими мозгами осилить не могла, однако была уверена, что угроза еще не миновала.
Время от времени теща или супруга Тютюнина выбирались из кухни на разведку. Они проходили мимо Сереги и его гостя, украдкой заглядывали под кровати и проверяли ванную.
Не обнаружив блондинки, они возвращались на кухню и снова принимались шептаться.
Ровно в половине седьмого в дверь позвонил Леха Окуркин. Он еще не знал, зачем Сергей его так срочно искал, а потому выглядел вполне довольным.
—Что за срочность, партнер? Ленка сказала, ты прям обрыдался весь в трубку.
—Пойдем, сейчас и ты обрыдаешься, — мрачно пообещал Тютюнин и повел друга в комнату.
—Здрасьте, — кивнул Леха незнакомцу, остававшемуся в личине рецидивиста Сивухина.
—Моя хотеть колбаски, — неожиданно жалобным голосом отозвался тот, и Леха обмер — он вспомнил этот голос.
Окуркин сел прямо на пол и молча посмотрел на Серегу, ожидая какого-то разъяснения.
—Колбасу доставать надо, — с расстановкой произнес Тютюнин. — Колбасу...
Окуркин медленно развел руками, как бы говоря: «Да где ж ее взять?»
—Покупать придется, — вздохнул Серега. «Да откуда ж такие деньги взять?» — как бы сказал Окуркин, изображая на лице отчаяние.
—Вот и думай. Ты ведь, кажется, «запорожец» ему отдавать собирался.
—Ты «запорожец» не тронь! — крикнул Леха и моментально вскочил на ноги. Из кухни выглянула Люба.
—Это ты здесь, Леш?
—Я, Люба.
Затем вылезла теща.
—Это кто здесь? — спросила она.
—Я — Алексей Окуркин, — представился новоприбывший.
Женщины переглянулись и, не сказав ни слова, снова спрятались.
—Что это с твоей тещей? — спросил Леха, позабыв про угрозу для своей машины.
—Об дверь ударилась, — ответил Тютюнин. Вспомнив в подробностях это происшествие, он не сдержал довольной улыбки. — Башкой...
По телевизору передавали футбол. Непонятно, кто и с кем там играл, однако народу на стадионе были многие тыщи, и Сергею подумалось, что, будь их бизнес на таком вот стадионе, они бы денег на колбаску нашли мигом.
—У меня мысль появилась! — сказал Леха и, покосившись на Палыча, поманил Тютюнина пальцем.
—Чего? — спросил тот, приблизившись.
—К Сайду надо ехать, к братцу Азамата.
—Я понял, к какому Сайду. А чем он может помочь?
—Так он же торгует, и его земляки тоже торгуют. Сейчас лето, жарко, холодильников у них нет. Усекаешь?
—Ты тухлую купить предлагаешь?
—Не тухлую, а очень тухлую. Тухлую они покупателям впаривают.
Леха снова покосился на гостя. Тот сосредоточенно смотрел рекламу.
—Ты пока его займи чем-нибудь, а я Сайду на мобильник звякну. Прямо сейчас все и решим.
| Следующее
|