7. Пределы возможного
В день скорби моей ищу Господа; рука моя простерта ночью, и не опускается; душа моя отказывается от утешения.
Пс. 76, 3
Вечером Полина позвонила Наде, сказала, что все складывается удачно — отгул ей дали, и завтра они могут встретиться в любое время. Договорились — у того же «Спартака» ровно в девять. Это было для обеих привычно, почти как на работу.
Утром, перед тем как отвести Настю в садик, Надя готовилась, как к самому главному свиданию в своей жизни. Вообще, за эти несколько дней она столько всего надумала, намечтала, накрутила, что казалось, жизнь свернула на неизвестно какую дорогу, а там ее ждал роскошный «Кадиллак», который помчал ее с бешеной скоростью. И все из-за того, что она встретила свою Полину. Надя чуть подкрасилась, надела юбку выше колен, чуть просвечивающую легкую блузку, туфельки на каблуке.
—Мам, какая ты сегодня красивая!— сказала Настя, когда они шли от остановки к садику. Надя довольно улыбнулась. Она именно такой и хотела быть, особенно сегодня.
В 8-40 Надя уже крутилась у входа в кинотеатр, и думала, что же она хочет сегодня? Или нет, даже не это крутилось в ее голове. Почему именно Полина? Почему она так ей поверила в ту такую далекую пятницу? Почему все так случилось? И много других «почему» возникало, и тут же исчезало, а может, и не надо про это думать. Что толку думать и осмысливать, когда не успеваешь даже засечь события и их изменения. Надя смотрела, как люди идут на работу, неторопливо, сосредоточенно. А почему она сама никак не хочет думать о работе? Да у нее же есть работа. Завтра она рассчитается, и завтра же устроится, если Полина не отговорит. А она может. И ей много не придется тратить времени на уговоры, стоит только сказать: «Не ходи», и Надя тут же позвонит Жанне и откажется. Хотя, у Полины свои отношения с Жанной, у Нади — свои.
Полина появилась в 8-45, она тоже хотела прийти пораньше. Они заметили одна другую, лишь только Полина показалась из двери маршрутки. « Вот как странно, и в пятницу и вчера мы обе были в брюках, а сегодня обе вырядились в юбочки. Прикольно!— отметила про себя Надя.— Это что, у дурочек мысли сходятся? Или что-то более важное стоит за этим?»
Полина чуть ли не бегом пролетела эти сто метров, от остановки до входа в кинотеатр. Рука в руке, глаза в глаза, и так хотелось обнять и поцеловать одной другую, но невозможно. Даже руку пришлось отпустить.
—Пошли?— еле слышно спросила Полина.
—Да,— еще тише согласилась Надя.
Они прошли половину Проспекта Революции, прежде чем смогли заговорить. Вообще-то, сбивчиво заговорила Полина
—Надя, как я перед тобой виновата, я вообще-то не должна была. Ты знаешь, я же согласилась только потому, что мне позволят сделать с девушкой то, что я захочу. Все что угодно. И девушку заставят, тебя заставят, я заставлю. Но ты знаешь, я уже в третий раз за неделю встречалась с Борисом, а утром я еще узнала, что моя очень хорошая знакомая, Жанна Викторовна, вдруг по совместительству оказалась еще женой Бориса, да и когда она со мной знакомилась, почти год назад, мы с ним уже начали встречаться. Так что в ту злополучную пятницу, я вообще была не в себе.
—Нет,— возражала ей Надя,— никакая она не злополучная. Еще до твоего обещания, что ты не можешь мне сделать плохо, я тебе поверила. А потом столько раз прокручивала у себя в голове все события того вечера и никак не могла понять, почему же я так тебе сопротивлялась? Ты меня простишь за мою неопытность? Я и верила, и не верила, что это происходит со мной. Может, только поэтому?
—Или из-за того, что рядом был Борис. Ведь могло бы быть все наоборот с нашими ролями, если бы он так решил. Спасибо, что ты мне поверила.
—У тебя раньше были отношения с девушками?
—Были до замужества. Надя, тебе это очень интересно? Мне — не хочется про них рассказывать. Хотя, как я понимаю, тебе надо это знать, поэтому ты спрашиваешь. Я жила в общаге, там я и попробовала и эту романтику, когда неделями вокруг тебя ходят хвостом, чтобы только попроситься один раз с тобой в кровать. А потом так естественно оказываешься в одной постели, но от стеснительности, от неумения не знаешь, что делать, как себя вести, что можешь себе позволить, а что запрещено раз и навсегда кем-то. Многого мы себе так и не позволили, потом нашли мужчин, которые нас устроили, и перестали даже разговаривать на эти темы. А с тобой я себе разрешила все, о чем можно было только мечтать. А вот ты скажи, Надя, что же он тебе пообещал, что ты согласилась ради него на все?
—Он ничего не обещал. Он приказал встретиться с вами обоими в интимной обстановке.
—Приказал? И ты согласилась?
—Он же хитро все закрутил. Сказал, что может мне просто приказать. А это означало бы в случае моего отказа — увольнение, да еще не с самой лучшей характеристикой. А куда мне деваться, могла бы послать, но прожить хотя бы месяц на одну мамину пенсию втроем, я не знаю, смогла бы? Ладно, он говорит, могу, но не хочу приказывать. Типа, попал в трудную ситуацию, и ему необходима моя помощь. Именно секс втроем, и именно с тобой. Я и согласилась, потому что с тобой, если бы он сказал, что с Жанной, я бы отказалась сразу. Хотя, должно было быть наоборот. Если бы она захотела, то мне было бы проще выбираться. Но я ее знала, и боялась, а тебя только слышала, но как увидела, поняла, что хочу быть с тобой. А потом эти твои слова, что можем получить, что хочется, что плохого мне можно и не ждать. Но поначалу стыдно было ужасно. И еще не раз было, когда ты сделала то же самое, что меня заставила — тебе было нельзя такого делать! Как ты, такая красавица, можешь опуститься до такого — став на колени, подлизываться ко мне? Но это только мелькнуло в голове, а тело же не обманешь, оно не всегда подчиняется нашим мыслям, ноги дрожали, внутри все трепетало. И лишь мелькнувшая мысль, что тебе было также приятно, и только поэтому ты мне это делаешь, поставила все на места, то есть, снесла все запреты.
—А еще когда было стыдно?
—Когда он меня целовал. Вот когда мы с тобой вместе были с ним, никаких сомнений не было — все было правильно. А вот когда он со мной на твоих глазах целуется, обнимает. Вот тут я не смогла найти для себя оправдания. Да и ты тоже. Или мне показалось?
—Нет, мне было очень больно, что ты с ним, а не со мной. Ты мне гораздо больше нравилась. Тем более, ты мне сказала «Спасибо», и я подумала, что мы обязательно с тобой должны еще встретиться и не однажды,— Полина вдруг замолчала, потом остановила ее и спросила, глядя в глаза:— Надя, вот после того, как ты узнала мою причину, почему я согласилась, у тебя не изменилось ко мне отношение?
—Изменилось, конечно, я тебя еще сильнее люблю.
—Что, из-за этого?
—Да, конечно, из-за этого: что ты мне рассказала про это, что ты чувствуешь себя виноватой. Ты же еще тогда чувствовала, что перегнула, поэтому сделала все, что даже меня не смогла заставить. Ведь так?
—Все так. И до тех пор, пока не рассказала тебе про свои мотивы, ведь они же лично мои, ведь тебя заставляла я, только то, что хотела я. И вдруг, прощена, и даже больше. А самое главное, что я не боюсь тебе во всем этом признаться.
Девушки дошли до Петровского сквера, разговор на секунду прекратился, мол, надо решить, куда идем?
—Прямо,— сказала Полина,— А там, куда выйдем.
Они спустились в подземный переход, и продолжали свой разговор.
—А у меня не было до тебя девушек. Я не знала, что это можно, что так можно. То есть я знала и видела, что такое существует, но для себя и подумать не могла, что мне это понравится. Полина, вот меня мучает с самого утра вопрос, а чего это мы с тобой обе в юбки вырядились? Это что-то значит?
—Наверное, что-то значит, особенно для тебя.
—Почему это?
—Для меня это было нормально. А ты обратила внимание, выходит, для тебя в этом есть что-то значимое.
—Только то, что мы обе — девочки.
—Интересно. Значит, обе одинаковы, так выходит?
—Ну да, мы или в брюках или в юбках, но одновременно. Думаем тоже одинаково.
—Этого быть не может, конечно, чтобы одинаково думать. Но в любом случае, так получается по результатам,— Полина решила, что пора заканчивать разговор про секс, иначе... Сейчас сейчас доберутся до «Динамо», а там можно будет где-нибудь найти укромное место, и она сама не сможет с собой совладать, тем более, Надя ее тоже хочет. И это видно невооруженным глазом.— Ты так и не рассказала, о чем вы говорили с Жанной?
—Да, я хотела с тобой посоветоваться. Ты знаешь, зачем она меня звала? Она меня на работу пригласила к себе.
—И ты пойдешь?— удивилась Полина.
—Да, скорее всего. Вчера у меня было сомнение, что ты меня начнешь отговаривать, и я даже приму это, а потом подумала сама, сопоставила все, что знаю, и решила, что я правильно согласилась. По крайней мере, с завтрашнего дня я пробую поработать в новом качестве — это большой плюс. Во-вторых, если сразу что-то не получится, Жанна поможет найти мне работу.
—Ты так думаешь?
—Знаю. Понимаешь, тут даже не слова, тут даже не то, что она два раза у меня прощения просила, даже не то, что мы в конце разговора вдруг так разоткровенничались. Я поняла, что она не может меня обмануть, как и ты. Не так важно, что ты себе придумала, но не смогла же сделать мне плохо. Так и она, а все, что она говорит, только подтверждает правильность моих предчувствий, а внутренний голос, мой внутренний голос, говорит мне: «Это шанс, смотри не упусти!»
—А если там освоишься, можно будет хорошо зарабатывать,— улыбнулась Полина.— Но я бы не пошла, из-за нее, и кажется, что не мое это. Мне привычнее сидеть на одном месте, и чтобы ко мне люди приходили, а не бегать по городу. Но ты права, у нас же разные отношения, одно дело я, которая давным-давно любовница ее мужа, и другое дело ты, которую он заставил, изнасиловал.
—Но это было так приятно.
—Подожди. Я хочу закончить мысль. Так что если она сама вынудила его на такой шаг, то может вполне считать себя виноватой перед тобой. А если учесть, что ты сама все ей рассказала, лишь только она спросила, то она вообще может тебя посчитать вполне порядочной девушкой.
—Ну да, когда она спросила: а ты еще работаешь? У меня все померкло, и я поняла, что не смогу больше — совести не хватит.
—Так и я про эту совесть. Она — баба умная, меня же давно раскусила. Поэтому и мирилась с моим существованием. Хотя, она страшная дама.
—По-моему, у нее сломалось что-то со своим любимым человеком. Или сама сломалась. Знаешь, когда счастья через край, боишься, что скоро оно закончится, и ведь сама делаешь все, чтобы оно закончилось. У тебя такое было?
—Конечно, было. Хоть и говорят, от добра добра не ищут. Так и правильно, не ищут. Но ищут всякую фигню на свою голову, как вот я. И всегда пятьдесят на пятьдесят. Я про то, что получаешь, и что можешь заполучить. Это я про отношения с Борисом, например, или про сауну. Ну ладно, там пару раз изнасиловали, пару раз сама дала, хоть и не сильно хотелось. Но ведь это же было. И если спросить, зачем это мне нужно было? Дома все, по большому счету, в порядке, муж в ребенке, да и во мне, души не чает. Но ведь мне надо переться в какую-то баню, чтобы там отымели во все места, а иначе домой придется прийти с разбитой физиономией. А все потому, что Борис уже нажрался, и ему ни до чего нет дела. Нет, даже не поэтому, а только потому, что я там оказалась. Сама же с радостью бежала, до тех пор, пока это не случилось в первый раз. Потом долго не могла решиться. Хотя, как это долго? Два раза только отказалась. Ну и получила — не звонит неделю, вторую. Позвонила, снова пошли туда же. Слава Богу, пронесло в этот раз, и я решила, что тогда была случайность. Но, в следующий раз — сразу двое. Борис спит, а эти развлекаются. И знаешь, я что вспомнила, ведь тоже, пока сопротивлялась, было и больно, и противно, и стыдно, а потом расслабилась, получила удовольствие, а им и неинтересно стало. Ладно, это я так, к слову. Допустим, что есть для тебя какая-то норма, и вдруг понимаешь, что вот то, что ты еще вчера считала для себя недопустимым, невозможным, нереальным, вдруг становится сначала приемлемым, а потом таким же обыденным, как и секс с мужем. И если он хочет изнасиловать, то он ожидает именно твоего сопротивления, именно это его и заводит, а ты вдруг неожиданно берешь и соглашаешься. Последний был так разочарован, что даже обещал Борису рассказать, что я его совратила, или, еще лучше, мужу. Но пронесло, хотя мучилась неделю в ожидании последствий.
—И ты хочешь сказать, что сама этого добивалась, чтобы не так скучно было жить?
—Выходит, так. А тут у Бориса с женой напряги пошли, так сразу аж три встречи. Никогда за все время чаще раза в неделю не встречались. А тут понедельник, среда, пятница. Да еще пятница такая — разносная. С тобой.
—«Или тебя к ней привел, или ее к тебе. Как получится».
—Это он так сказал? Во, гад!
—Ага, в машине. Сказал, что могу выйти на главную роль.
—И самое главное, обещание ведь сдержал. Пусть не на квартире, так перед твоим подъездом. Главное, потом я ему все высказала, а он предлагает разводиться и замуж зовет, и даже предлагает учиться жить, не изменяя друг другу. Он снова звонил сегодня утром, мол, надо поговорить, хоть на 15 минут встретиться. Наверное, там что-то снова поменялось у него с Жанной. Я снова послала. Сказала, что сама позвоню, как только сил хватит, как решение придет.
—У него теперь еще новая секретарша, Жаннина протеже,— улыбнулась Надя.
—А ты откуда знаешь?
—Так она, может, сегодня уже работает, а я на ее место иду. Жанна Викторовна рассказала.
—Ох уж эта Жанна,— улыбнулась и покачала головой Полина.
—А мне нравится,— пожала плечами Надя.
—Да я и слышу, не глухая. Она тебе нравится, как я?
—Полина! Прекращай, пожалуйста. Ты мне нравишься как девушка, а она — как человек, без сексуальной окраски.
—Надя, «Динамо», может, пойдем туда?
Надя так выразительно посмотрела, такое недоумение вызвал этот вопрос у нее. Она только смогла произнести:
—Надо предоставить телам возможность поговорить? Словами не можем?
—А если хочется?
—Пойдем. Хотя, ты знаешь, я боюсь, что мы закончим этот разговор, а потом не начнем снова. А мне так понравилось размышлять вслух, говорить все, что думается, зная, что ты меня поймешь.
—Я тебе обещаю, что продолжим.
—Если бы ты знала, Поленька, как я тебя хочу,— Надя крепко сжала руку Полины.
—Вот и я зацикливаюсь на этом сексе. Так хочу, так боюсь тебе его предложить, хоть впору звонить Борису, взять ключи от той квартиры. Давай пройдемся, может, найдем укромный уголок, по крайней мере, не так будет тянуть разговор в эту тему. Несколько раз уже пытаюсь переключить, а все туда же скатываюсь.
—Так мы идем уже. Или я не так тебя поняла?
—Кто бы мог подумать, что я буду уговаривать девушку где-то в парке заняться ласками. Там, где могут быть люди, и потому только, что не могу себя сдержать, потому что схожу с ума от желания. Вот этого желания исцеловать тебя всю с головы до ног. Где угодно, как угодно.
—Я тоже,— чуть слышно сказала Надя и засмущалась.
—Если бы ты знала, какая ты красивая, как ты мне нравишься! И, знаешь, смущайся. Мне это очень нравится. И пока дойдем, можем поговорить об этом, чтобы не возвращаться. Я у тебя хотела спросить, а как тебе больше нравится: когда я тебя целую или когда ты?
—Если бы я знала, если бы это было сравнимо! Мне с тобой все нравится.
—Уходишь от ответа,— предупредила Полина.— Ладно, я тебе расскажу. Я всегда считала, что я девочка, и мне нравилось быть девочкой в любых отношениях. И даже когда я была с другой, тогда, в студенческие годы, я смущалась, я позволяла или разрешала, я отдавалась ей. Но с тобой я поняла, что могу получить удовольствие от того, что я тебя целую, что ты извиваешься под моими губами, языком, руками, что ты получаешь оргазм за оргазмом от моих ласк. Вот ты говоришь, тебе было стыдно. А я вот здесь хочу повторить то же самое. Да, именно впиться поцелуем между твоих ягодиц, лизать там, пока ты не впустишь мой язык туда, в пульсирующую тесноту. Хочу до умопомрачения. Потому что это было ни с кем невозможно, только с тобой. И только потому, что ты смогла мне это показать, как это классно. Ой, как ты красиво смущаешься! Ты же моя девочка, любимая девочка.
Надя долго приходила в себя от этих слов, да она понимает, да она сама того же хочет. Полина тоже замолчала, тем более, что они начали спускаться под эстакаду в этот когда-то многолюдный, а сейчас почти заброшенный парк. Теперь они могли идти, держась за руки, и даже от этого обеим было так приятно. Тела искали свои способы общения, и даже не нужно было переводить их. Только минут через десять вернулась способность разговаривать. А они уже были где-то посредине парка. На всякий случай, девушки отошли с дороги и, наконец-то, поцеловались. Долгий-долгий поцелуй, до боли, до сумасшествия. И руки прижимались к голым телам под блузками, под юбками, пока Полина, отпустив с сожалением губы Нади, опустилась на колени, провела легонько снизу по ногам подруги, и довольно резко стянула трусики, забралась под юбку, и впилась долгим поцелуем, пока Надя не взмолилась о пощаде. Неудержимая дрожь в ногах грозила тем, что Надя повалится на землю. Полина выбралась из-под юбки, и, придерживая Надю, чтобы та не потеряла равновесия снова, целовала ее в губы.
Надя понемногу приходила в себя, сначала она целовала мокрое лицо Полины, шею, грудь, до которой все же неимоверными усилиями обеих смогла добраться. Наконец-то, раздела Полину, и смогла удовлетворить обоюдный голод. Перевозбужденные и удовлетворенные, они сидели в десяти метрах от дороги, в ста метрах от заселенных домов, среди разбросанной одежды, и счастливо улыбались. Говорить ни о чем пока не хотелось, каждая осваивалась в новом своем состоянии, пробовала перевести хотя бы в мысли, что это сейчас было. Еще через полчаса они начали одеваться. Слава Богу, не слишком все помялось, тем более, ничего не испачкали. И только трусики не стали надевать, они так и не высохли, да и что толку надевать их, если сразу же станут мокрыми. Девчонки, как будто сговорились, и только перемигнувшись, улыбнулись и спрятали их в сумки.
Идти дальше — туда, куда Полина хотела довести Надю, хотя бы до Красной Горки, теперь уже смысла не было, поэтому пошли обратно, и только выйдя к эстакаде, снова смогли говорить о чем-то другом, кроме секса.
—Полина, ты знаешь, я в пятницу для себя решила, что было бы так хорошо, хотя бы раз в неделю с тобой встречаться. Именно за этим. То есть только для этого. А сегодня ты говоришь, ты так и привыкла раз в неделю. У меня есть предложение, скажи «Да», и это будет с сегодняшнего дня и надолго-надолго.
—Да, милая,— сказала Полина,— очень бы хотелось.
—А что? Есть проблемы?
—Есть. Конечно же, есть. Я ведь не одна живу. И тебе придется делить меня с Олегом. Это ведь тоже проблема.
—Я не против него,— совершенно естественно сказала Надя, но, увидев непонимание в глазах Полины, пояснила:— То, что ты с ним живешь. Хотя мы можем попробовать с ним и втроем.
—Хорошая мысль!— улыбнулась Полина.— Правда, для этого надо вас познакомить, а то, вдруг, вы откажетесь.
—Я уже не откажусь. Если ты с ним можешь жить, то я его уже принимаю.
—А может, тебя с ним познакомить, и ты с ним роман закрутишь?
—Полина, ну как тебе не стыдно.
—Не знаю, не стыдно. Просто если он вдруг соберется завести себе подружку, я бы хотела, чтобы это была ты. Тогда все бы так хорошо получилось.
—И ты бы ему призналась, что мы любим одна другую?
—Может, не сразу бы, но как-нибудь уговорила бы затащить тебя к нам в постель, а потом перевести эти отношения в постоянные. Вот потом можно и рассказывать, что все всех любят. Поэтому изменой не являются ни мои с тобой отношения, ни его.
—А он у тебя порядочный?
—Ну да, старается таким быть.
—Тогда есть шанс, что он может бросить тебя, чтобы уйти ко мне.
—Нет, этого не надо!— покачала головой Полина, подумала и добавила:— А ты права. Вот даже если тебя просто с ним познакомить или привести тебя к нам домой, я же сама проколюсь. Он сразу поймет, что мы больше, чем подруги. Так что этот вариант не проходит, а жаль.
Они шли через Березовую рощу, в тени деревьев, и им было так хорошо, особенно Наде. И рука Полины в ее руке, и то, что под юбкой не было трусиков — все было ново, замечательно, неестественно, и так трогательно, что счастье переполняло и тело, и голову Нади. Даже говорить не хотелось. Потому что рассказать об этом состоянии хотя бы Полине она не могла. Она сама не могла даже перевести в слова, как ей хорошо. И ее пока не беспокоят перспективы, не тянут назад нерешенные проблемы, она сама сейчас чувствует себя отлично. И даже понимает, что Полина рядом с нею именно такое же состояние переваривает. И, скорее всего, это непривычное состояние пугает Полину, не зря же она про мужа вспомнила. Вот у самой Нади нет ничего, что могло бы ей помешать наслаждаться этим счастьем, жить этой прекрасной жизнью.
—Полина, я что подумала, вот по проспекту шли, совершенно не так, как сейчас. Мне кажется, мы обе получили большую степень свободы.
—Что ты имеешь в виду?— отвлеклась Полина от своих мыслей.
—Ты меня так бережно ведешь за руку,— улыбнулась Надя.— Не одергивай, все равно, не отпущу. На проспекте стеснялись обе, а не только я.
—Стеснялись, точно. Но сейчас мы стали ближе, и эта условность или страх исчезли. Ведь хочется так идти, чтобы не отпускать тебя, чтобы чувствовать не только душой, но и телом. А ты знаешь, о чем я сейчас думала? О совести.
—Совесть? Это интересно. И что с нею не так?
—Кто сказал, что не так? Все ведь так. Вот пятница: события и трансформация моей совести. Приходит Жанна и просит меня не бросать ее мужа. Я хоть никогда не боялась встреч с женами своих любовников, неожиданно с нею встретилась. Офигела, как только узнала, что она и есть Борисова жена, но она меня еще успокаивает, говорит, что знала давным-давно, что я ей нравлюсь. Только я приняла это, только чуть отошла от такого потрясения — новая задача: «Не бросай его, даже если он захочет тебя бросить». Это она меня просит? Вот в моей системе нормально было бы, если бы мы с нею встретились, разругались, выслушали все, что думаем одна о другой, в норме — даже подраться, в волосы вцепиться. А тут все против моих норм. Я приняла, что это возможно, поэтому сама стала другой. И вот сегодня уже без всяких лишних мыслей могу с тобой говорить, что если бы ты была любовницей моего мужа, я бы только обрадовалась. И это ведь правда. Вот сказать ему, что в влюбилась в девушку, не смогу, наверное.
—Опасно слишком.
—Не слишком. Ты его не знаешь. Вообще, я заметила, что если у мужчины ребенок появляется лет в 20-25, это ничего для него не значит, но если после 33, то они с ума сходят, им так это интересно, они даже не жертвуют своим личным временем, чтобы заниматься с ребенком, они хотят, им это необходимо. Поэтому у меня такой козырь в руках. Он не может меня бросить только из-за того, что есть у нас Пашка. Через суд ребенок останется со мной, поэтому развод невозможен. Кстати, интересная мысль.
—Какая? Ты что-то нехорошее придумала?
—Мне захотелось рассказать ему все.
—Ему будет больно.
—А он, думаешь, не понимает, где я бываю? Сомневаюсь. Страусов не пугать! Пол бетонный. Я же точно видела, что когда у меня была дикая любовь, он же места себе не находил, даже что-то пытался делать, когда я рвалась из дому. Это сейчас успокоился, когда таких проблем у меня не возникает. Ладно, это я подумаю на досуге. Понимаешь, в понедельник был вопрос от него: «У тебя что-то случилось?». Будто спрашивал, что у тебя там с твоими приключениями на стороне? И вчера, так странно на меня поглядывал, будто пытался вычислить, что не так. А вдруг он снова увидел тот же бешеный огонь моей влюбленности? Не знаю. Некомфортно мне было вчера дома.
—Ой, мне гораздо проще. Настя сказала, что я сегодня очень красивая, я и растаяла. И еще одна доза счастья.
—Ты же свободна. Так я про совесть продолжу? Получила расширение рамок своей совести после разговора с Жанной, и сразу же испугалась. Позвонила Борису, доложилась. Ну и этим заставила его действовать. Ему тоже двинула границу возможного. Он тебя заставляет. И даже если бы я не согласилась, вы, в любом случае, поехали бы на эту квартиру.
—Это я поняла, когда соглашалась. С тобой или без тебя, но в любом случае, отдаться пришлось бы.
—Так вот, он предлагает мне развлечься с девушкой. Сделать все, что захочу. Я тебе не говорила еще, мне же тоже стало стыдно, перед тобой. Ну придумал он себе какую-то фигню, а я должна была решать только его проблемы. Так что неизвестно, какое изнасилование было легче переживаемо? В любом случае, он обеих нас использовал против нашей воли. Только для того, чтобы мы обе от него сбежали, куда глаза глядят, со стыда или просто так. Но то, что ты мне поверила и подчинилась, и даже получила удовольствие от этого — снова сдвиг в совести у меня. Я забыла про то, что только меня можно ласкать и удовлетворять, я сама захотела, заметь, не принудила, а именно захотела доставить тебе гораздо большее удовольствие, чем ты могла сделать это под принуждением. А уже потом, когда не было вины перед тобой и у тебя передо мной — стали равны, и получилось почти так же, как сегодня.
—Ты считаешь, что, меняя совесть, двигая границы, мы становимся совсем другими?
—Почему совсем? Просто другими. И эти мы — «другие» — можем поступать исходя из новых условий. С новыми принципами, которые придумываются на лету.
—Вполне возможно. Взять меня ту, которую ты встретила в Борисовой машине: зацикленную, несексуальную, испуганную, зашоренную девочку, и сегодняшнюю. Я даже руку твою не могу отпустить, что бы ни подумали те, кто нас может увидеть.
Девушки дошли почти до СХИ, по крайней мере, парк заканчивался. Полина потянула Надю к киоску, где купили пачку сигарет, зажигалку, две бутылки пива и фисташки. Чуть прошли в глубину парка, присели на свободную скамейку.
—Надя,— тихо сказала Полина.— Я боюсь.
—Чего ты боишься, маленькая?
—Что со мной творится сейчас. Что творится с нами. Можно я закурю?
—Конечно, можно. А я и не знала, что ты куришь.
—Я,— Полина дрожащими руками достала сигарету, еле-еле смогла прикурить, выпустила струйку дыма, и, еще раз выдохнув, сказала:— только когда очень волнуюсь. Прости.
—Да за что же?
—За пятницу.
—Не поняла. Полина, ты говоришь загадками.
—Нет, Наденька, у меня наконец-то все стало на места. Сколько у тебя мужиков было, можешь сказать?
—Могу. Двое: муж и Борис.
—А когда ты со своим мужем развелась?
—Почти два года назад. Не понимаю я тебя, Полина, объясни.
—Муж твой — идиот.
—Почему это?
—Нет, ты с сегодняшней точки зрения посмотри на ваши отношения, на ваш секс, на вот те два года, что ты жила и без него и замужем за ним. Что-нибудь поняла?
—Я знаю одно, что мне ужасно повезло, что Борис меня заставил с вами встретиться. Что я встретила тебя.
—Вот и я про то. Я вообще не понимаю, как ты могла все сделать то, что я тебя просила?
—Как могла? Сначала через силу. Все же было невозможное, хотя, наверное, совесть была послана далеко и надолго. Я просто поверила тебе.
—Вот, именно это и страшно. Для меня страшно. А мне удалось тебе показать тебя, что есть в тебе, что было заложено всегда. А он не смог даже чуть-чуть приоткрыть твои способности. Он же загулял, перед тем как ушел?
—Да. Загулял, запил. Скандалы начались. Меня ревновал.
—С больной головы на здоровую переваливал.
—Может быть. Я не думала об этом. Оправдывалась. Может, и зря, но это же давно было.
—Ну да, какая разница, когда это было. Главное, что в пятницу у тебя было почти все в первый раз.
—Да, я же тебе и говорю. Ты мне пообещала, что плохого со мной ничего не случится. И еще так поцеловала, что я была готова на все. Пусть в первый раз, но это же ты просила и ты знала, что делала.
—И даже после этого не понимаешь, чего я испугалась?
—Не понимаю. Все же классно получилось.
Полина, отставив наполовину сгоревшую сигарету, чтобы дым не шел на Надю, долго смотрела на нее, потом сделала затяжку и сказала:
—Не только ты меня любишь, что вполне естественно. Но и я понимаю, что люблю тебя с каждой минутой все больше.
—Так это же хорошо!
—Не совсем. Нам не хватит одного раза в неделю. Сегодня только среда, а сколько раз мы с тобой уже встретились с пятницы?
—Четыре.
—А если бы у меня был твой телефон в субботу мы бы и в субботу встретились, и в воскресенье. И даже когда мы не встречались, мы были вместе. Не так скажешь?
—И что ты предлагаешь?— спросила Надя.
—Пока ничего не предлагаю, только думаю. У нас до вечера еще масса времени.
—Поля, милая, ну что ты себя накручиваешь? Ведь потом будешь из-за этого переживать. Сейчас ведь тебе хорошо. Тебе же хорошо со мной?
—Вот сейчас — именно сейчас, рядом с тобой, очень хорошо. Но как только появляется это слово «потом», столько всяких страхов выползает.
—Решится все, само собой все решится.
—Само собой редко что решается. А ты знаешь, Надя, я же так и не послала еще Бориса. Сама не понимаю почему. Будто есть какой-то шанс на что-то другое. Я не понимаю себя.
—Разберемся, не переживай.
—Вместе разберемся, хорошо?
—Договорились,— согласилась Надя.
—А еще, ты знаешь, Надь, когда мы выходили из парка «Динамо», я думала, что мы с тобой там все правильно сделали, что после этого больше не надо будет вмешивать в наши разговоры секс, а все равно, туда только все и сводим.
—Это же не страшно. С кем мне еще поговорить про это, как не с тобой? Хотя с тобой я могу говорить вообще о чем угодно. Это же ты. Вот даже пиво нравится. Хотя я никогда не была от него в восторге.
—И снова возлагаешь на меня ответственность.
—А ты ее не бери. Мне просто очень все нравится, когда оно окрашено твоим присутствием. Я нашла себя, и у меня появилось столько возможностей, что только успеваю отмечать в сознании, это в первый раз, вот это тоже, и вот этого никогда не замечала. Вообще, воспринимаю жизнь широко распахнутыми глазами и сердцем. Понимаешь, это я так воспринимаю. Да, я тебе очень благодарна, что именно ты мне показала, что можно так жить. Но зачем ты себе придумываешь, что теперь ты за все в ответе? Я вот освоюсь в этом замечательном мире, может, тебе покажу то, что ты никогда раньше не замечала.
—Может, ты и права,— сказала Полина и снова надолго задумалась.
Они уже выпили пиво, Полина еще выкурила одну сигарету, потом, осмотревшись по сторонам, Полина потащила Надю через весь парк к лесу.
—Куда мы идем?— поинтересовалась Надя.
—Если у тебя нормальные здоровые почки, через 20 минут пиво попросится наружу, а мы с тобой на дороге будем писать?
—А, ты это здорово придумала. У меня уже просится,— улыбнулась Надя.
Сначала они нашли укромные кустики, в которых смогли облегчиться, потом пробрались через живую изгородь в ботанический сад, где совершенно никого не было. И можно было совсем не опасаться, что кто-то тут их заметит. Тут они провели еще часа четыре, ласкали одна другую, потом смотрели в бездонное голубое небо, любовались редкими облаками, разговаривали о детях, о жизни, о счастье, о любви.
В начале пятого они выбрались к цивилизации. Снова в том же киоске купили шоколадку, и снова разместились на той же скамейке. Надя говорила, как и все последнее время, не умолкая:
—Ты понимаешь, Полина, будто в голове завелся какой-то переключатель, нет, не переключатель, как будто там появилась микросхемка такая, преобразователь, что любое событие, которое происходит со мной или рядом со мной, будто перекрашивается, сменяются только некоторые акценты, а я все вижу не с той стороны. Ну, не с привычной, обычной, всегдашней, а какой-то другой, в которой ничего не может быть неправильного. Вот и получается, все, что я думала, что предполагала для себя невозможным, неизвестным непостижимым образом превращается в самое необходимое для меня, такое, без чего теперь и жизнь свою представить сложно. И это не только связано с теми пятничными событиями, хотя именно после них появилось это понимание. Много мыслей новых появилось в выходные, когда я и сопли мазала, и третировала себя и обвиняла во всех смертных, и не очень смертных, грехах, и будущая жизнь вдруг стала такой безобразно-черно-грязной, что я решила, что дальше жить будет невозможно. Но, появились параллельно и мысли, что я себе просто все накрутила. Да, самая главная мысль, которая пришла, что мне в любом случае придется жить и с этим. И мыслительный процесс пошел в другом направлении. Ты знаешь, Полина, я еще в выходные нашла гораздо больше плюсов для себя в пятничном вечере, чем минусов. Да, может, я чего-то не додумала, но я физически ощутила ту грань, которая вдруг появилась у меня в голове, и ужасно обострилась, лишь только я увидела Жанну, и надо было либо сметать эту грань, либо отступать, чтобы никогда до нее больше не доходить. Пусть меня туда вытолкнули разные неприятные и приятные события, пусть все страхи, в самом ужасном виде вдруг заполнили меня всю так, что дышать стало невозможно, что себя стало так жалко, так обидно, так несправедливо было все, что навалилось на меня ни за что. Я не настолько была виновата перед вселенной и собой, чтобы так меня бить. Но ничего другого не оставалось, как перешагнуть через эту грань или подняться над всем неприятным. И тут я поняла, что все себе накрутила, все придумала, и эта грань исчезла, сгорела, переплавилась. И оказалось, что и Жанна не так страшна, она просто человек, и ничего дурного мне не желает, и что ты у меня есть, а самое главное, что я сама поняла, что свободна. И могу жить так, как хочу. И что еще интересно, что вот это счастье вдруг стало заполнять все появившееся место, которое раньше было забито до отказа страхами, дурацкими правилами, которые как оказалось, и не такие уж и незыблемые. Ну как можно, пообещав Борису, что будешь думать над вопросом: надо ли соглашаться на предложение быть его любовницей, и тут же, рассказав его жене о том, что спала с ним, с радостью принять предложение работать вместе с нею? И как ни странно, никаких угрызений совести. А с тобой, так вообще, я имею право любить тебя, говорить обо всем, делать что хочется, и от каждого шага — новое осознание себя, новые правила, которые могут слететь через минуту, и новые горизонты...
Полина все, конечно, это понимала. Но лишь только Надя остановилась, Полина посмотрела внимательно в глаза Наде, и сказала:
—Наденька, прости, я тебе должна кое-что сказать.
—Полина, ну хватит тебе прощения просить. А то я и вправду посчитаю себя виноватой.
—Виноватой я себя чувствую. Вот понимаешь, Надя, за эти несколько дней, я тоже так себя загрузила, накрутила, а может, это есть и на самом деле, я так тебя люблю. И эта любовь растет прямо на моих, точнее, на наших глазах. Я знаю, что если ты сейчас мне предложишь, только скажешь, бросай все, и давай жить вместе, я же соглашусь. И только поэтому, никогда не поверишь, что я тебе сейчас скажу.
—Что?— Надино лицо стало серьезным.
—Я хочу предложить нам с тобой... расстаться. Сегодня же.
—Зачем?
—Не поверишь. Я боюсь этой любви. Я не готова к ней. Я не могу бросить все, разрушить все, что у меня есть. И уйти мне надо сегодня же. Завтра я этого сделать уже не смогу. Прости меня за эту слабость.
—Абортировать любовь в самом зародыше,— грустно сказала Надя.— Не жалко?
—Ох,— тяжело вздохнула Полина,— по живому, без наркоза. Жалко?.. Если бы этим словом можно было передать мое состояние. Ты свободна, ты можешь делать что хочешь и с кем хочешь. А я...— Полина молча плакала, слезинки катились не переставая.
—У тебя муж, любящий ребенка, у тебя будут проблемы, я все понимаю. И пусть это тебе покажется жестоким, я же только что тебя убеждала, что мы с тобой можем все. Ты выбираешь этот путь. А я не могу тебя даже осудить. Не хочу, потому что ты имеешь право делать все, что считаешь нужным. Я только хочу, чтобы ты знала, что о тебе у меня будут самые лучшие воспоминания, будем ли видеться или никогда даже не пересечемся.
—Ты меня отпускаешь?
—Да, я могу тебя позвать жить с тобой всегда, но это же будет против твоей воли. Тем более, мы же этого еще не умеем — жить счастливо вместе. А ты же взвесила все, и то, что ты делаешь, я просто принимаю. Я стала с тобой сильной. Я выдержу. И как бы мне хотелось, чтобы ты была счастлива. Ты же сама меня этому научила. Теперь надо это сделать в твоей жизни. Даже пусть и не со мной. Я тебя понимаю. Ты сейчас пойдешь или мы можем посидеть еще немножко?
Полина посмотрела на Надю с такой болью, с таким непереносимо грустным выражением лица, что у Нади тоже на глаза навернулись слезы. Полина резко встала, у нее дрожали губы, и слезы текли не переставая, она только сжала зубы, резко отвернулась и пошла к остановке. Может быть, она ждала, что Надя тут же вскочит и побежит догонять, может еще были какие-то мысли, она в них сейчас ничего не понимала, она должна была сбежать и от любви, и от Нади. Быстрым шагом она добралась до остановки, подождала секунд десять, и уже, не сдерживая рыданий, быстро пошла к следующей остановке.
Надя, конечно, не могла оторвать взгляда от своей подруги, она, конечно, ничего не поняла, потому что все произошло слишком быстро и неожиданно и, конечно же, ничего не сделала. Единственное, что она поняла: Полина, ее Поленька, сбежала от нее, потому что она нашла ту грань, которую не смогла переступить — иначе, переход через нее грозил тем, что она могла захлебнуться счастьем и любовью. Это было неестественно, но это было единственное объяснение тому, что только что произошло.
Надя просидела еще минут двадцать, успокоилась, слезки высохли. Она поднялась и медленно пошла по направлению к дому.
==========
|
