Николай Доля

60 часов

Пьеса

Действующие лица

МАРИНА — 28 лет, мать-одиночка

НИКИТА — 30 лет, женат, свободный художник — бизнесмен.

САШКА — друг Никиты

Действие 1

Начало через 3-4 часа после начала

МАРИНА. Ой, как хорошо! Как ты это здорово придумал! А я считала, что они мешать будут, а оказалось, мне совершенно не мешают. И ты от меня никуда не денешься. А я от тебя.

НИКИТА. Так куда же ты от меня теперь денешься? Теперь, пока 56 часов не пройдут. Марин, ты представляешь еще четырнадцать раз таких, и Сашка припрется не вовремя. А мы тут как раз.

МАРИНА. Не думаю. Где же столько сил набраться?

НИКИТА. Так силы же прибывают, а не расходуются, или как?

МАРИНА. Не знаю. Похоже, у меня не только силы прибавились, но и жор напал.

НИКИТА. Что, встаем, пойдем завтракать.

МАРИНА. Завтракать?!! В 10 вечера?

НИКИТА. Что, не хочешь? Тогда давай еще.

МАРИНА. Не-е-ет. Сначала кушать.

НИКИТА. Знаешь, это хорошо, что мы тебе оставили правую руку свободной. Ты спокойно сможешь приготовить что-нибудь.

МАРИНА. Я так и знала, что и тут ты найдешь для себя лучший вариант.

Выходят на кухню. Руки скреплены наручниками. Разбирают пакеты, достают несовместимый набор продуктов: пачка пельменей, банка икры, оливок, батон, кофе, чай, пакет леденцов, две бутылки коньяка, две бутылки красного вина, сыр, колбаса-нарезка, сок, фрукты (ананас, бананы, апельсины, мандарины).

МАРИНА. Ой, курица. Мы ее будем жарить с тобой? Я не умею.

НИКИТА. Ты серьезно? Я думал...

МАРИНА. Что ты думал, что как Василиса Прекрасная могу, поведя одним рукавом, приготовить курицу или кости от нее?

НИКИТА. Какие кости? Это же ее соперницы кости швыряли.

МАРИНА. А какая разница? По большому счету, все равно, что кости, что курица. Я не люблю.

НИКИТА. А что ты любишь?

МАРИНА. Коньяк.

НИКИТА. Да?!? А как тебе этот?

МАРИНА. «Белый аист»? Ну как тебе сказать, последний раз хороший «Белый аист» я пила в 95 году. А это (открыв бутылку, отхлебывает из горлышка) хрень какая-то. А этот? Дай попробую (снова хлебнув). Ну, это можно пить — настоящий коньячный спирт, вполне нормален, хоть и не коньяк. Вместо выдержки накидали химикатов.

НИКИТА. Ты у нас специалистка по коньякам?

МАРИНА. Не то слово. Я же в торговой точке начинала работать. На раз могу определить настоящий продукт от левоты всякой.

НИКИТА. Даже армянские?

МАРИНА. Ну, как будто, я армянских ни разу не пробовала. Вот на спор хочешь?

НИКИТА. Только после того, как выйдем отсюда.

МАРИНА. Договорились.

НИКИТА. Так что будем есть, пить?

МАРИНА. Я не знаю. Есть нечего пока. Ты, может, вино будешь? Я и его могу. «Букет Молдавии» не дегустируется, а Кадарка... Дай пять капель. О! О-о-о... О! Скажешь, где взял, я тоже там затарюсь. Хорошее вино. Давай его. И сыру, ну хоть чуть-чуть. Вкус красного вина очень хорошо оттеняется сыром. Спасибо! Ты мне доставил удовольствие, превышающее сексуальное.

НИКИТА. Марина! Ну что ты такое говоришь? Как же так можно?

МАРИНА. Ну как есть, так и говорю. Ты против? Мне очень вино понравилось, не то, что остальное.

НИКИТА. Что, и секс не в ту степь?

МАРИНА. Нет. Секс как раз в ту, но это другое. Ты понимаешь, есть еда, есть секс. Другие рецепторы влияют, другие нервные окончания. Мне больше вино понравилось.

НИКИТА молчал. МАРИНА раскладывала продукты в холодильнике.

НИКИТА. Марина, а ты меня совсем не любишь?

МАРИНА. Люблю.

НИКИТА. Не хочешь?

МАРИНА. Хочу.

НИКИТА. А почему же тогда вино с сыром лучше, чем я?

МАРИНА. А ты не догадываешься?

НИКИТА. Нет.

МАРИНА. Ты еще чужой.

НИКИТА. Совсем-совсем?

МАРИНА. Ну, не совсем, конечно (улыбаясь). Просто я подумала, что после всего этого, к утру понедельника, может, и переменится все тысячу раз.

НИКИТА. Есть надежда?

МАРИНА. Ну а как же. А вот ты же меня тоже не знаешь. И ты меня даже не спросил, что с собой взять. Сахара нет.

НИКИТА. Я сахар не люблю.

МАРИНА. А я? По барабану? Ну ладно.

НИКИТА. Извини, забыл. И масло тоже надо было. Все так в спешке получилось. За час все решилось.

МАРИНА. Ладно, переживем. Не навечно мы здесь. Вот об одном только жалею — телефон. А вдруг что с Настей случится.

НИКИТА. Марин, не загоняйся. Всего два выходных и три ночи. Что может случиться?

МАРИНА. Не знаю. Просто, как-то не по себе.

НИКИТА. Но ты же предупредила, чтобы не волновались. И достаточно.

МАРИНА. Да, вам, мужикам проще. Совсем другое отношение к детям.

НИКИТА. И какое же другое? По-моему, то же самое.

МАРИНА. Нет, не скажи. Матери лучше относятся к детям.

НИКИТА. Особенно, моя жена. Она бы их и не видела, если б была такая возможность.

МАРИНА. Ага, наш ни разу не видел.

НИКИТА. Вообще ни разу?

МАРИНА. Этого не могу гарантировать, может, издали. Но то, что ни разу не поинтересовался за все время.

НИКИТА. Я этого не понимаю. Хотя, понимаю же.

МАРИНА. Вот потому мы с тобой и вместе. Нас же только дети и свели.

НИКИТА. А ты помнишь свое первое впечатление? Что ты обо мне подумала?

МАРИНА. Ничего не подумала.

НИКИТА. Врешь же.

МАРИНА. И не вру, совершенно. Я, вообще, вранья не люблю.

НИКИТА. А недоговоренность это не ложь?

МАРИНА. Я скажу. А ты не обидишься?

НИКИТА. Нет, не обижусь. Куда же больше обижаться на тебя.

МАРИНА. Ты за вино еще злишься? Ну, не злись, пожалуйста, я тебе такое сделаю... (шепнула несколько слов на ухо).

НИКИТА. Да? Ты на такое способна?

МАРИНА. И это только первый шаг.

НИКИТА. Ладно, договорились. Но, давай не увиливай. Ты обещала рассказать о своем впечатлении.

МАРИНА. Я же тебе сказала, в первый день никакого впечатления. Привел мальчика отец. По виду — вполне порядочный, это одежда, машина, мальчик. Хорошая семья, хороший муж. Значит, мимо кассы.

НИКИТА. То есть не подхожу. Не подходил, понятно. Блок, значит.

МАРИНА. Ну да, как же я буду засматриваться на чужого мужа, если это противоречит моим принципам.

НИКИТА. До сих пор противоречит?

МАРИНА. Нет, ну что ты такое говоришь? Давно уже не противоречит. Помнишь, третий раз мы их привели, и разговорились. Вот в тот день принципы пошатнулись.

НИКИТА. И что я такое сказал, что твои принципы дрогнули?

МАРИНА. Ничего не сказал. А может, и было что-то, не помню. Ты коснулся моей руки, взял ее на секунду в свою, и все — крыша поехала... И какие там уже принципы!

НИКИТА. А ты мне в первый раз еще понравилась. Я как увидел тебя, просто увидел с Настей. Когда вы еще шли к школе, на улице.

МАРИНА. И в чем я была?

НИКИТА. А я думаешь, помню? Я просто увидел, как вы разговаривали, смеялись. И это облако счастья вокруг вас обеих.

МАРИНА. Да? Не помню. Странно. Обычно это редко бывает, что хорошее настроение, и смешинка еще попадет, тогда не остановишь.

НИКИТА. Еще как остановишь. Стоило ей только уйти, как это облако исчезло. И ты стала другая — не такая, как минуту назад. И делала вид, что читаешь книжку. А вообще, мысли были так далеко.

МАРИНА. Какой ты наблюдательный, оказывается. Скажи еще, и мысли прочитал.

НИКИТА. Нет, не прочитал. Зато вспомнил, что ты была в джинсах. И Настя тоже. Одинаковые прически и одинаковые джинсы. И еще ты не закидывала ногу на ногу, ни разу. Я решил, что ты юбок не любишь.

МАРИНА. Точно, не люблю. А что, внешне заметна такая подробность?

НИКИТА. А как же, ты же сидела привычно, не напрягаясь — коленки чуть раздвинуты. В юбках так не сидят.

МАРИНА. Никита, а тебя в прошлой жизни не Шерлоком Холмсом звали?

НИКИТА. Нет, не знаю, как меня звали, но Шерлок Холмс, как и Шариков, выдуманные персонажи, литературные. Но тут же нет ничего такого сверхестественного — обычное наблюдение по жизни.

МАРИНА. Да, не думала, что это так заметно со стороны.

НИКИТА. Да, ладно, не напрягайся. Просто сейчас так отчетливо вспомнилась эта перемена в тебе, когда вроде вот все было так замечательно, а потом... бах! И сидит обычная женщина. Спокойная, уставшая, но самодостаточная.

МАРИНА. Да? Это тебе показалось.

НИКИТА. Что показалось? Что твое счастье испарилось?

МАРИНА. Нет, что самодостаточная. Какая же я, по-твоему, самодостаточная? Может, я просто делала вид, что независима, но это же только вид, не более того. Иногда выть хочется от этого одиночества.

НИКИТА. И что ты предлагаешь?

МАРИНА. Ничего. Что я могу предложить? Может, только выпить еще, чтобы не думать про это.

НИКИТА. Марин, давай, я еще один вопрос задам, очень нескромный. И на этом закроем эту тему.

МАРИНА. Задавай. Сейчас можно любые вопросы задавать, и такие, в том числе — не страшно.

НИКИТА. В том смысле, что есть время решить любые проблемы, пока мы вместе?

МАРИНА. Да, до утра понедельника.

НИКИТА. Вот про это я как раз и хотел спросить. Я думал, что ты никогда не согласишься на эту игру. А вопрос: чем ты себя убедила, что так быстро на нее согласилась?

МАРИНА. Устала (пауза). Устала быть одна. Этого мало? Ты же мне обещал в таком случае двое суток вместе, а тут даже больше получилось. Еще одна ночь плюсом. Как я могла отказаться?

НИКИТА. А эти наручники? Чрезвычайно близкий контакт?

МАРИНА. Хрень это все по сравнению с тем, что гордая независимая обыкновенная женщина каждый день ложится на свою огромную кровать одна и одна там же просыпается утром.

НИКИТА. И только из-за этого?

МАРИНА. Можешь считать, что только из-за этого, хотя и не только. Ведь я же тебе нужна? Была бы не нужна, ты бы и не предложил. Так ведь?

НИКИТА. Допустим.

МАРИНА. А если я еще возьму, и решусь подумать. То есть, решусь предположить, что это именно то, что я думаю. Хотя, очень маловероятно.

НИКИТА. И что же ты думаешь? Скажешь?

МАРИНА. А ты помнишь, с чего все началось? С маленькой заметки. Там это преподносилось не как игра, а как тест на переносимость: смогут ли люди, собравшиеся жить вместе, вытерпеть друг друга несколько десятков часов. Почему это у тебя отложилось в памяти, как игра, не знаю.

НИКИТА. Ну, не игра, приключение. А ты, значит, воспринимаешь, это как тест?

МАРИНА. Нельзя? Ну вот, я поэтому и сказала, что мое предположение маловероятно.

НИКИТА. А я не сказал, что ты не права. Может, у меня тоже есть кое-какие мысли на этот счет. И я воспринимаю происходящее, как тест тоже. Смогу ли я?

МАРИНА. Жить со мной?

НИКИТА. А если не так? Если просто — жить не одному двое суток.

МАРИНА. Хороший тест. И самое главное, что ты все-таки решил провести их со мной. (И разочарованно) Это просто радует.

НИКИТА. Не понял, тебя это не устраивает?

МАРИНА. А чем она заканчивалась, ты тоже помнишь?

НИКИТА. Нет. А что там было такое страшное?

МАРИНА. Ничего страшного. Только то, что две трети пар расстаются навсегда.

НИКИТА. Так это же нам не грозит, если воспримем все как приключение. Марин, не заводись, пожалуйста. По-моему, что-то явно не так: еда, выпивка... чужой. Теперь это.

МАРИНА. Да я не завожусь. Я тут подумала, что таким образом ты захотел от меня избавиться.

НИКИТА. Ну что ты придумываешь? И главное, зачем?

МАРИНА. Так, может, я тебе уже надоела.

НИКИТА. Марина, это несерьезно. Я действительно не обратил внимания на результаты. Ты мне можешь поверить, что у меня и в мыслях не было с тобой расставаться...

МАРИНА. Спасибо!

НИКИТА. Ты же меня не за последнего чудака держишь, (улыбаясь) который на букву «М»?

МАРИНА. Извини, сама понимаю, что накрутила себя. И понимаю, что зря.

НИКИТА. Но причина хоть есть?

МАРИНА. Сначала телефон, наверное, я к этому была не готова. Потом, Сашкин взгляд осуждающий, когда наручники надевал. Я не поняла, что мне надо было при нем раздеваться?

НИКИТА. Но с бюстгальтером же пришлось бороться, пока не порезали.

МАРИНА. Фиг с ним. Новый куплю.

НИКИТА. Я тебе подарю, мы сходим вместе и купим. Да?

МАРИНА. Хорошо. А правда, чего я завелась сразу, как только на кухню пришли? Ты еще сказал, что мне будет готовить легче, потому как правая рука свободна. Вот. Я, кажется, поняла. Меня вовлекли в игру, в которой я не знаю ни своей роли, ни правил. А исходные условия — что я должна, сообщают по ходу действия. Вот отсюда и посыпалось.

НИКИТА. Давай решим, что правила устанавливаешь ты. У меня не было никаких правил. И можно предложение: не надо этого слова «должна». Мы можем делать, что хотим. Ты так согласна?

МАРИНА. Что хотим — согласна. Но у меня тоже нет правил. Я никогда не думала, что попаду в такую ситуацию.

НИКИТА. А когда заметку прочитали, ты же согласилась. Или я снова что-то забыл?

МАРИНА. Я сказала, что с любимым мужчиной я бы согласилась.

НИКИТА. Правильно, мы же любим друг друга. Или мне только показалось?

МАРИНА. Любим-любим. Тем более, мы же с тобой взрослые люди.

НИКИТА. И я про то же. Давай, допивай свое вино, и через санузел в кроватку, а там продолжим.

Затемнение

МАРИНА. Как тебе первый опыт?

НИКИТА. Я думал, будет хуже. А вообще, прикольно, мне понравилось. Особенно, для первого раза. Вот когда думаешь, что можешь, что готов, а потом, оказывается, это надо сделать сейчас, какие-то механизмы тормозные включаются. У тебя таких заморочек не было?

МАРИНА. Были (улыбаясь). Куда ж без них? Но я же вторая, поэтому больше подготовилась. А ванная совсем без напряга.

НИКИТА. Да, с ванной гораздо проще. Теперь мы чистые, стерильные. Продолжаем разговор? Правила пришли какие-нибудь?

МАРИНА. Не-а... так, только наметки, как раз, в связи со всем этим. Вот есть понятие — хочу, и есть — должен. А так как мы вдвоем и никуда от этого не деться, то получается, что когда один хочет, второй уже должен, это что касается естественных потребностей: в туалет или поесть. Иначе никак. «Мы с Тамарой ходим парой».

НИКИТА. Мысль свежая. Даже пусть буду и должен, но делать-то, все равно, надо. С этим — согласен. А все остальное — по взаимной договоренности. То есть оба должны захотеть, да?

МАРИНА. Да, с остальным — только так. Знаешь, Никита, я нашла, чего испугалась, что все остальное время, не занятое сном и сексом, нам придется разговаривать. А вдруг мы не сможем?

НИКИТА. Ты не хочешь со мной разговаривать?

МАРИНА. Хочу. Но столько много я никогда не общалась. Могут интересные темы закончиться.

НИКИТА. Придется общаться на неинтересные.

МАРИНА. И какие же это ты неинтересные темы знаешь?

НИКИТА. Например, загадки природы. Типа той проблемы, как ежики сексом занимаются? И так колко, и так иголки. Разве не стоит обсудить?

МАРИНА. Вот опять! Все сведет незнамо к чему, а ты мучайся (улыбаясь). А ты сам не знаешь, как?

НИКИТА. Не-а. Не подглядывал. Не довелось. Ладно, поговорим или спать будем?

МАРИНА. А что, третьего не будет?

НИКИТА. На третье, обычно, компот. А компот я тоже не купил.

МАРИНА. Никита, я серьезно. Может, давай еще?

НИКИТА. Марин, ну только легли, а теперь... снова вставать, идти пить вино.

МАРИНА. Какое вино? Я больше не хочу вина.

НИКИТА. Так вино же тебе больше нравится. Я и не хочу больше навязываться. Ты же сама определила приоритеты: сначала вино, потом коньяк... потом еще целый ряд... и я на 89-м месте.

МАРИНА. Ты меня неправильно понял. Мне очень нравится с тобой. Я жутко хочу сейчас тебя. Тем более, ты же помнишь, я тебе обещала.

НИКИТА. Да?!! И я могу даже на такое надеяться? После всего, что уже было?

МАРИНА. Бессовестный! Я тут к нему со всей душой, а он еще и выделывается.

НИКИТА. А если я ни разу не пробовал, как ты предлагаешь.

МАРИНА. Как? Ты так ни разу, ни с кем?

НИКИТА. Нет, ни разу. Я, конечно, понимаю, что ее можно согреть, можно вынуть, можно в нее плюнуть, наконец. Но как с нею сексом заниматься, понятия не имею. Я душу имею в виду.

МАРИНА. Сейчас как дам больно!

НИКИТА. Нет! Больно не хочу. А вообще, интересная мысль: дать больно... да еще и душу... это, наверное, какое-то новое суперизвращение.

МАРИНА. Поняла, молчу. Сейчас ты на эту тему такое придумаешь!

НИКИТА. Значит, спим.

МАРИНА. Я еще не хочу спать. Если ты и, правда, сейчас меня не хочешь, давай поговорим. Ты мне расскажешь, что-нибудь про себя?

НИКИТА. Расскажу. Я же тоже сегодня выспался. Спрашивай!

МАРИНА. Интересное кино! Так... Что же тебя спросить? Меня интересуют страницы твоего личного дела с 283 по 307.

НИКИТА. Ты думаешь, там уже так много?

МАРИНА. Это много? Я так думала, это о возрасте лет пять-семь.

НИКИТА. Да? Хотя, смотря какое дело. Да, мне тоже очень нравятся дети. Вот как только бегать начинают, а потом говорить. Можно и больше томов написать — счастливая пора. Главное, ни за что не отвечаешь, почти. А потом все больше и больше наваливают этой ответственности.

МАРИНА. Нет, меня ответственность не интересует. Меня счастливая пора как раз интересует. Про ответственность я сама знаю. В семь лет пошла в школу, и сестра родилась. Мало тебе одного испытания — школы, на тебе еще в нагрузку — ребенка.

НИКИТА. Тогда мне меньше повезло. На целых два года детство урезали. У меня брат на пять лет младше. А как маленьким как был, таким и остался. Ладно, это его выбор. Своего ума, все равно, не вставишь.

МАРИНА. Это ты точно заметил. Прочитала недавно, что только мудрецам удается ошибаться один раз, остальные вынуждены с упорством повторять все время одни и те же ошибки.

НИКИТА. Значит, про детство, говоришь. Да, я как посмотрю на своего Севку, аж завидки берут — мне бы его годы. А он этого не понимает.

МАРИНА. А через 20 лет мы с тобой тоже так будем сокрушаться, глядя на них же, нам бы их годы. А сейчас жить? Чтобы понимать, что и сейчас как раз и есть это время, чтобы счастливо жить.

НИКИТА. А мы тут мучаемся в наручниках.

МАРИНА. Не сильно и мучаемся, по-моему. Но в любом случае, проблемы себе придумывать, это мы мастера.

НИКИТА. Вот кто бы научил их решать. Достали эти проблемы. И если б только одна, а то чуть тронешь одну, они как начинают сыпаться лавиной. Не рад, что взялся.

МАРИНА. И самое главное, проблемы у всех вроде бы одни и те же, а решать надо каждому свою, и самое главное, своим способом.

НИКИТА. Ты и способы знаешь разные?

МАРИНА. Да нет, один он. Перевести проблему в задачу, а задачу уже можно решить.

НИКИТА. Хороший способ. Но не всегда подходит. Есть такие проблемы, что не знаешь, с какого бока подойти.

МАРИНА. Не поняла, такого не бывает. Нет, конечно же, я не имею в виду проблему одиночества или любви, это в задачу не переведешь. Но вот найти не хватающие 7 тысяч или хотя бы замуж выйти в первый раз, тут все просто.

НИКИТА. Ну да, разные есть проблемы. Ты это правильно заметила. Особенно, что касается денег. Проще всего заработать, даже можно перезанять, но все равно, зарабатывать их придется. Марин, ты сказала, что замуж просто выйти.

МАРИНА. В первый раз — элементарно. Главное, знать, что пора, найти подходящего идиота. И как только определилась, он уже повелся, потом пригласил на свидание, в кино. Главное, никуда не торопиться, и знать, что в любом случае, живым или полуживым дотащить его до ЗАГСа. Позволять ему нечто большее надо дозировано. И закрывать глаза на мелкие недостатки, теша себя надеждой, что потом тебе удастся в нем их исправить.

НИКИТА. Марина, неужели все так примитивно?

МАРИНА. А что, так и было? Извини, я про себя рассказывала. Еле дождалась 18 лет, чтобы через месяц сразу же бежать расписываться. А до того почти год вертела им, как хотела. Свадьба, взрослость. Можно жить, не скрываясь, никто и слова не скажет. И весь медовый месяц так замечательно! А потом как-то незаметно все сошло на нет, стало надоедать. А в один прекрасный день собрала все вещи и уехала к матери.

НИКИТА. Но ведь зачем-то он был тебе нужен? Не ради же статуса ты выходила замуж?

МАРИНА. А я не знаю, ради чего я выходила. Позвали и пошла. Хотелось!

НИКИТА. А прожили сколько?

МАРИНА. Почти тринадцать месяцев: успели отпраздновать годовщину свадьбы, а недельки через три я сбежала. Первый опыт закончился провалом. Оказалось, что как раз это мне было и не нужно. Учиться мне не надо, работать не надо — сиди дома, щи вари. А то еще не так посмотришь на кого. Детей я сама не хотела...

НИКИТА. Не понял, а Настя?

МАРИНА. Не от мужа. Сам знаешь, любовь зла. Вырвалась на свободу. Пока разводилась, нашла другого. Он был и старше, и богат... и женат... как потом оказалось. женат... арше и богатый... разводилась... ать годовщину свадьбы... хала к матери. х в нём исправить... ть всё время одни и те Но почти полгода жили, почти семья. А потом возвратилась его жена с курсов повышения квалификации и он ушел к ней. А я на четвертом месяце беременности осталась одна. Родила. Сам видел, выросла. И без него. Он месяца три ходил, а потом его жена доставала меня тоже месяца три. На том все и закончилось.

НИКИТА. И даже не помогает?

МАРИНА. Ну, помог, квартиру купил, откупился, короче. Чтобы никогда Настя про него и не узнала. Это его жена настояла. Где-то дома у нее моя бумажка лежит, что я отказываюсь от всяких претензий на ее мужа взамен на то, другое, третье. А в случае чего, такие штрафные санкции (пауза). Ладно, ну их. Давно забытые дела.

НИКИТА. Да чем больше я живу, тем меньше мне нравятся люди.

МАРИНА. И не говори. Кстати, вот угораздило меня родиться симпатичной... была бы пострашнее, никогда бы со мной такого не произошло. Я тут после встречи с его женой стала наблюдать, чем девушка незаметнее, чем страшнее, тем лучше выходит замуж. Пока такие как я — красавицы выбирают из целого потока претендентов кого-нибудь достойного своей красоты и гордыни, они берут самых лучших мужиков, вцепляются в них мертвой хваткой, женят на себе и живут всю жизнь. Грустно.

НИКИТА. И не отпустят ни за что.

МАРИНА. Не знаю, отпустят или нет. Сейчас я, может быть, и поборолась, а тогда была молода, глупа, и плюсом — тяжелая беременность. Сил не хватило.

НИКИТА. Любила?

МАРИНА. Когда жили вместе — да. Потом появилось двойственное чувство — я его люблю, а он меня бросил. Засомневалась. А когда его жена стала доставать, он исчез, и кроме чувства раздраженности он уже ничего не вызывал. А может, он те три месяца ко мне ходил, чтобы я его забрала? Ведь мы с его женой были почти в равных условиях, у меня даже больше шансов было. На одной чаше весов была привычная жизнь и долг, на другой — любовь и новая жизнь. Я ждала, что он решит что-нибудь. А он, наверное, надеялся, что это сделаю я, воспользуюсь своим положением и правом. Не додумалась.

НИКИТА. Жалеешь?

МАРИНА. Не знаю. Тогда кроме надежды, что он ее бросит, у меня никаких мыслей не было. А если бы тогда додумалась, поставила бы его в трудное положение. Заставила б его жить на разрыв, но не додумалась же. Потом долго-долго его вспоминала, надеялась, что появится.

НИКИТА. Ну и дождалась?

МАРИНА. Дождалась. Позапрошлым летом встретились случайно.

НИКИТА. И что он тебе сказал?

МАРИНА. Ничего, мы только поздоровались. Мне показалось, он хотел пройти мимо.

НИКИТА. Даже так?

МАРИНА. Вот так. И ни слова больше.

НИКИТА. Марина, ты о чем задумалась?

МАРИНА. Да, так, по жизни. Вот про возраст, например. Что сегодня я бы его не отпустила никуда, потому как опыта больше. Но этот опыт именно оттого, что в двадцать лет совершила ошибку. А не совершила бы, был бы совсем другой опыт. И была бы совсем другая я. И тебя бы не встретила.

НИКИТА. Вот я и вижу, что ты думаешь про него, а смотришь на меня. Сравниваешь?

МАРИНА. А это, вообще, возможно? И по каким же критериям?

НИКИТА. Вообще, все возможно. Все очень похоже.

МАРИНА. Как несданный урок на пересдачу мне дали?

НИКИТА. Он сдан. Но результат тебя не устроил.

МАРИНА. Меня все время результат не устраивает. Что с мужем, что с тем, что потом...

НИКИТА. А потом... много было?

МАРИНА. Все относительно, много-мало. Похожи, ты говоришь? Конечно, похожи. Все, как один. И все время повтор. Как будто других людей на земле нет. Если не женат, то срочно свадьба, чтобы потом было так же скучно, как с мужем. А если нравится, то женат (пауза). Или это я такая, что мне такое только и нужно? Никита, скажи, я совсем плохой человек?

НИКИТА. Не замечал такого. И почему же сразу ты плохая, если встречаешь сплошь хороших? Подобное же к подобному тянется.

МАРИНА. А ты считаешь, они хорошие?

НИКИТА. Марина, я же никого из них не знаю. Как я могу судить о том, хорошие они или как? Но отец Насти хоть и поступил, как... ладно, не знаю как кто... но ведь что мог, сделал. Другой, на его месте, мог совсем убежать. Мог же?

МАРИНА. А я не знаю, чьей тут заслуги больше, его или его жены? Ведь она сначала доставала, наезжала. Потом, наверное, решила, что хватит, стала спокойнее и квартиру предложила она. Сама напросилась в гости. Мы с ней долго-долго разговаривали, часа четыре. В тот же день она заставила меня написать ту бумажку. Я писала, плакала... снова писала. А она не торопила, диктовала почти бесстрастным, спокойным тоном. Но все, что там было написано, она выполнила неукоснительно, теперь выполняю я. Да, допустим, они между собой там как-то договорились про все это. Ну и что, что на меня пальцем показывали и шептались за спиной. Но ведь были и такие, которые завидовали. Ладно, уговорил, он — хороший человек.

НИКИТА. Теперь муж. Он же тоже тебя хотел оградить от лишних забот. Может, неправильно сказал какие-то слова, может, не так что-то сделал. Но, как мог.

МАРИНА. Наверное, ты прав. Он же тоже вполне порядочный человек. И тоже женился, как-то живут, как все. А я все хочу жить по-другому. Я не все. Исключительная. Поэтому и мечусь.

НИКИТА. А за меня ты будешь бороться с моею женой? Или снова отпустишь?

МАРИНА. Никита... Ты знаешь, вот мы с тобой сейчас на расстоянии двадцати сантиметров друг от друга и у нас еще все впереди. И самое главное, дожить до утра понедельника. На этот вопрос, я тебе отвечу только тем утром, перед Сашкиным приходом. Я же тоже хочу попробовать жить не одна.

НИКИТА. Хотя для тебя я до сих пор чужой.

МАРИНА. Не совсем чужой. Или совсем не чужой. Какая разница?

НИКИТА. А если я скажу, что ты для меня своя. И я люблю тебя.

МАРИНА. И даже в этом случае учиться жить вместе — необходимо.

НИКИТА. Ты совсем загрустила. Что случилось?

МАРИНА. Мне уже приходилось слышать эти слова. Давай, поспим.

НИКИТА. Давай. Утро вечера мудренее. Если вдруг понадобится, буди любым способом. Договорились?

МАРИНА. Спасибо! Тогда и ты меня тоже буди, не стесняйся.

НИКИТА. Спокойной ночи.

МАРИНА. Спокойной ночи.

Затемнение. МАРИНА и НИКИТА лежат рядом, молча. Тишина. Снова зажигается свет, они лежат, как лежали. На часах 1:30

МАРИНА. Пошли курить?

НИКИТА. Пошли.

МАРИНА. Ты хоть чуть-чуть поспал?

НИКИТА. Нет, не удалось. Дурные мысли в голову лезут и лезут. А ты куришь?

МАРИНА. Курю иногда. Не часто, пачки почти на месяц хватает. Хватало, точнее, сейчас за неделю уходит.

НИКИТА. С чего это?

МАРИНА. Да как ты появился, все чаще нужно успокоиться, подумать. Вот и курить стала чаще. Никита, ты не раскаиваешься, что начали эту игру? Знаешь, у меня появились сомнения.

НИКИТА. Еще нет, а что уже пора?

МАРИНА. Не знаю, в любом случае, еще больше двух суток осталось. Так что лучше попробовать научиться жить, чем быть чужими рядом, как было сейчас.

НИКИТА. Ты меня уже готова принять за своего?

МАРИНА. Да, скорее всего. Я сейчас тебе расскажу, что я тут думала, а ты уж сам решай, что будем делать. Договорились?

НИКИТА. Давай попробуем.

МАРИНА. Не терплю, когда меня с кем-то сравнивают, да и сама не люблю, но тут разговор зашел. Вот я два часа сравнивала, чем же он был лучше?

НИКИТА. Лучше, чем я?

МАРИНА. Ты, в особенности. Вот понимаешь, не девочкой я его встретила, за плечами — целый год нормальной семейной жизни со всеми ее плюсами и минусами. Но вот получила... много всего и сразу. Мне казалось... Хотя нет, можно я буду называть все своими словами, иначе совершенно будет непонятно?

НИКИТА. Да рассказывай. Все равно, это лучше, чем просто молчать.

МАРИНА. Хорошо, спасибо! Так вот, маленькая неопытная девочка, то есть я, встретила мужчину своей мечты. Как ухаживал муж в самые лучшие времена, и в подметки не годилось в сравнении с его ухаживаниями. И нам всегда было о чем поговорить. Но это внешние проявления. Самое главное, я с ним почувствовала себя женщиной, любимой, счастливой. Я не ходила — я летала. Я жила в полную силу. Мне было все интересно, мне было хорошо только от того, что лишь знала о предстоящей через два дня встрече. Не говоря уж о том, что, встретившись с ним, я как в рай попадала. А когда мы стали жить вместе, весь медовый месяц с мужем можно было сравнить разве только с 10 минутами предварительных ласк. И с ним же в первый раз получила кайф от секса. Не просто какие-то приятные ощущения, настоящий оргазм. И понимаешь, все делалось с такой радостью, с таким подъемом. Даже бытовые проблемы решались на раз. Постирать, приготовить, убрать в квартире — за счастье, только потому, что он что-то скажет хорошее, только посмотрит ласково. И даже когда я забеременела, внепланово, так получилось, мне показалось, он с такой радостью воспринял это известие. И ничего не предвещало...

НИКИТА. Он просто не пришел в очередной раз домой?

МАРИНА. Нет, все было значительно хуже. Он пришел и все рассказал. Это когда он в последний раз ночевать остался со мной. Много чего рассказывал, как я сейчас понимаю, он мне давал все козыри в руки, чтобы я его забрала. Но как я могла? Даже если он и говорил, что с женой у него никогда так хорошо не было, как со мной, что она его не любит, что для нее самое важное — это его положение, его деньги. Что домой он всегда ходит, как на расстрел, а совсем не так, как ко мне. Домой раньше десяти и не попадает никогда, всегда есть масса работы, переговоров, встреч, и что ему там плохо. Я плакала. Что я могла сделать? Мой мужчина уходил в свою семью, в свою тюрьму. Мне было жалко его, жалко себя, но что я могла сделать? Сказать, не ходи. А как? Какое я имею право? Там ведь, оказывается, тоже есть ребенок, девочка, и ей тоже нужен отец. Он ушел, я отпустила. Ревела, правда, целую неделю. А потом еще одна беда. То есть, не беда, а уже следствие — квартиру он эту снял только на время отсутствия жены. И мне надо было к концу месяца возвращаться домой, к матери. С нею тоже был трудный разговор, но она меня хоть с ребенком поддержала, не дала натворить глупостей. Сказала — поднимем. И подняли же. А трудным разговор был из-за того, что мне так трудно и больно было все ей рассказать. Но рассказала же. А он еще несколько раз со мной встречался. Чаще на улице или в ресторане, но это уже было не так. Было больно. Было страшно идти на эти свидания. Скорее всего, он ждал от меня решения. Не знаю...

НИКИТА. Ждал. Похоже на то. Но не дождался и решил вопрос по-другому — жену заслал.

МАРИНА. Да не похоже, чтобы он сам ее заслал. Хотя, кто его знает? Если сразу признался, то я даже думаю, что они могли договориться. Она решила, что замутит меня таким образом, а потом можно будет и решать. Она пришла за два месяца перед Настиным рождением, и бумажку я ту написала. А квартиру они купили, когда Насте было уже полтора месяца. Ну, ладно... О чем я хотела рассказать? Все это было — долгое необходимое вступление. Я вот пыталась сравнить, чем же он был лучше тебя? А понимаешь, какую черту не возьми, или также, или может даже хуже. Но вот какая странная вещь получается, если бы сегодня я оказалась на том месте, я бы его не отдала. Его, того, который уходил навсегда, который все же ушел. И я видела полтора года назад, что с ним ничего не возможно больше. Но, выходит, я еще живу с ним, с тем, который был со мной. Но не с тем, который уходил, не с тем, каким он стал сейчас. Не понимаю.

НИКИТА. Да что же тут непонятного? Была любовь. И... Можно я тоже буду говорить прямым текстом?

МАРИНА. Да, конечно.

НИКИТА. Так вот, когда ты сказала про то, что я чужой, это было больно. Теперь понятно. То, что у тебя таких повторов было много, ну не один раз, тоже понимаю, и можно было обваляться в каприз. Даже то, что ты сейчас наговорила много лишнего, истолковать для того, чтобы ревность вскипела, чтобы я тут рвал и метал, а смысл? Мы взрослые люди. И я даже осмелюсь предположить, что ты решила насчет меня.

МАРИНА. Угадать попробуешь?

НИКИТА. Да нет, не угадать. Сейчас объясню. Я же тебе говорю, у тебя была любовь, самая настоящая, с которой ничего не может сравниться. А тут, в моем случае, любви пока нет. И скажу тебе честно, пока и быть не может, потому что у тебя был он, и ты еще живешь с ним. Так вот, ты решила заменить образ того, уже несуществующего любимого, на живого, на меня. Задача, скажу тебе, чрезвычайно сложная. Гораздо сложнее, чем у меня.

МАРИНА. Подожди, давай к твоей вернемся чуть позже, но вернемся. Давай про мою. Да, я посчитала, что ты лучше, чем то, чего не существует. И ты хочешь быть со мной, а того уже нет. И почему же эта задача сложная?

НИКИТА. С ним труднее бороться — его же нет. Ладно, давай сначала объясню. Вот, неопытная девочка полюбила. И качественный скачок, который был в отношениях с мужем и отношениях с ним. Представляешь, как ты выросла, как себя почувствовала, тем более, в первый раз. И получается, что есть у тебя два опыта: неудачный и удачный. Я не беру ваше расставание потом. Вот, представляешь, ты, оставшись одна, хотела сразу же получить не меньше, чтобы был такой же по силе и по величине качественный скачок снова. Но понимаешь, как высоко поднята эта планка. И если бы ты оттуда делала свой новый прыжок вверх, было бы легче, но ты же не с ним, и поэтому прыгать сразу на целый порядок выше, гораздо сложнее.

МАРИНА. Так, кажется, понимаю. Ведь и с мужем было вначале хорошо, это я тебе честно признаюсь. Но потом, как оказалось, это было, вообще, ничто. Если с мужем — единица, то с ним — сто. Значит, следующее должно быть не меньше десяти тысяч?

НИКИТА. Или миллиона. Потому как с каждым неудачным опытом уверенность теряется, и планка сама по себе поднимается.

МАРИНА. Ты думаешь? Я все себе просто придумала?

НИКИТА. Конечно, большую часть уже придумала. Да, там было класс. А через пару лет это кажется на порядок класснее. Правильно?

МАРИНА. Через пару лет я ни о ком и думать не могла. Я все надеялась, что он вернется.

НИКИТА. Вот я про это и говорю. Ты жила с ним, а он — с женой. Может, если бы вы расстались, когда любовь бы закончилась, может, тебе было бы легче. Хотя, не знаю. Тот скачок, все равно, есть в твоей памяти, от него не избавишься никак. И сравнение всегда с ним. Ведь не мужиков же ты сравниваешь, а свои ощущения, свое состояние. А такое состояние взлета не повторяется, поэтому разрыв увеличивается еще сильнее. Тот разрыв, скачок...

МАРИНА. Знаешь, Никита, ты, наверное, прав. С каждым разом все больнее, что я такая, ни на что не способная, никому ненужная. И все реже встречаются свои. Хотя, когда ты коснулся моей руки в первый раз, я почувствовала, что ты свой. Потом еще несколько раз было.

НИКИТА. Понимаю. Ты для меня стала своей, когда я тебя в первый раз увидел, не понимаю почему. Просто тебя увидел, и переклинило. А ты говоришь, избавиться...

МАРИНА. Ну, прости! Хочешь, на колени стану (становится на колени). Прости... Я тебе столько гадостей сегодня уже наговорила. И я знаю, что ты мой человек.

НИКИТА. Марина, вставай! Не надо. Я не обижаюсь. (МАРИНА кладет голову ему на колени.) Не за что обижаться на тебя, это была жизнь без меня, твоя жизнь. А я тебя люблю такую, как ты есть.

МАРИНА. И я... люблю. Хочу полюбить.

НИКИТА. Ну вот, давай об этом и поговорим. Я, вообще-то, знаешь, зачем предложил этот тест?

МАРИНА. Неужели, ты хочешь жить со мной?

НИКИТА. Хочу. Даже сейчас. Думаешь, если у меня есть семья, то я не один? Еще как один. Научиться жить вдвоем, а тем более, с тобой — хороший шанс и сложная задача. Рассказывать тебе как мы с женой живем, я думаю, тебе будет неинтересно. Ты это уже не раз слышала, да и сама жила с твоим первым мужем. Скажу только одно, что жить так нельзя. И вообще, назвать это жизнью сложно. А моя задача усложняется — ты не хочешь.

МАРИНА. Я хочу, но не знаю как.

НИКИТА. Так и я не знаю. Марина, а тебе там удобно?

МАРИНА. Угу. Знаешь, ты так умно рассказывал, и так, вообще, отнесся к тому, что я рассказала... Что я вот приклонила колени, попросила прощения, и будто часть вот того негатива ушла. И мне отсюда легче разговаривать.

НИКИТА. Ну ладно, как хочешь. А почему сложно, потому что от меня не зависит твое решение твоих же вопросов. Я же только могу поговорить, посоветовать, а ты будешь принимать решения. Если вопрос сформулируешь.

МАРИНА. Так их надо и формулировать еще? А я думала, что они уже известны.

НИКИТА. Известны, да. Но если решения не приходит, то они неправильно сформулированы. Нужно ли человеку быть не одному? Нужно. Зачем? Потому что так положено. И если два человека нашли друг друга, то могут ли они научиться жить вместе? Должны, было бы желание. Только вот, как жить? Это совершенно другой расклад и совсем другой ответ будет.

МАРИНА. Мне кажется, чтобы каждому было интересно рядом с другим.

НИКИТА. Хорошая постановка вопроса. А если этого окажется мало?

МАРИНА. Тогда, надо чтобы каждый чувствовал себя счастливым и этим счастьем делился.

НИКИТА. И еще чтобы каждый считал себя полноценным, самодостаточным, цельным, чтобы не искать юбку или широкую спину. Я видел тебя такой, и такая ты мне очень нравишься.

МАРИНА. И зачем тогда другой человек, если каждый уже сам по себе самодостаточен?

НИКИТА. Вот новая формулировка вопроса. И ответа на него я не знаю. Как раз это я и хотел выяснить за эти 60 часов.

МАРИНА. Вот оно что. А я тебя гружу своими проблемами.

НИКИТА. По-моему, это уже наши проблемы, не только твои. Были бы только твои, может, было бы проще, но ведь я тоже хотел научиться у тебя твоей самодостаточности. А оказалось, что я ошибся. И этому придется учиться самому.

МАРИНА. А может, ты объяснишь, что ты под этим словом понимаешь, тогда, может, вместе поищем решение.

НИКИТА. Ты про самодостаточность? Как тебе попроще объяснить? Вот когда человек ни от кого и ни от чего не зависит. Когда в чисто материальном плане он вполне может обеспечить себя сам. Когда у него такая работа, что приносит не только средства на пропитание, но и удовольствие. Когда у него есть дом, то есть такое место, где можно отдохнуть, где не надо воевать, где тебя любят и тебе всегда рады. Вот, это должно быть. Может, не все я перечислил, но это — самое необходимое. А в моральном плане: нет глобальных периодов депрессии, все и всегда получается так, как ты задумал, и вообще, события вокруг тебя идут такие, что не раздражают, не вызывают протеста. И есть смысл, или хотя бы цель, в этой жизни, тогда веселее все делается.

МАРИНА. Да, если это попроще, то, значит, есть еще целая куча условий. И только при их выполнении можно назвать человека самодостаточным. Ой, как мне далеко до этого.

НИКИТА. Нет, Марина, ты не поняла чуть-чуть. Ты сегодня рассказывала про ту свою жизнь с Настиным отцом. В то время ты была и счастлива, и самодостаточна. Ведь так?

МАРИНА. Да не совсем. Я же от него практически полностью материально зависела.

НИКИТА. Но тебя же это совершенно не напрягало.

МАРИНА. Я считала, что так и положено...

НИКИТА. Ты же не требовала от него то, другое, третье? Сегодня принеси букет из 19 роз, завтра — кольцо с бриллиантом.

МАРИНА. Да что ты! Зачем? Он сам знал, даже больше меня, что мне нужно. Он даже мог без примерки купить мне одежду такую, что сидела на мне, как влитая. Я уж и не знаю, как у него так получалось.

НИКИТА. Так ты же сказала — любовь. Вот ею он и руководствовался при выборе вещей тебе. А все остальное прилагалось, сердце подсказывало.

МАРИНА. Значит, это состояние самодостаточности не всегда передается тем, что ты сказал.

НИКИТА. Входит, что так. Знаешь, есть еще одно: счастливый человек уже самодостаточен. А счастье оно не зависит от наличия или отсутствия денег, главное, чтобы хватало всего. И то, что есть — устраивало.

МАРИНА. Это значит, что если меня устраивало, то, что я имела в тот день, когда ты меня увидел в первый раз, то я и была как раз такой?

НИКИТА. Ты была счастлива. Я уж не знаю, почему.

МАРИНА. И я не помню. А может, ты тоже придумал или увидел то, чего нет.

НИКИТА. Вполне, возможно. Но если я даже ошибся, я рад, что именно так. Если бы ты знала, как ты мне нравишься.

МАРИНА. Ты мне тоже. Извини, я тут запуталась совершенно, но я исправлюсь.

НИКИТА. Лучше, будь собой. Так проще будет найти общий язык.

МАРИНА. Никита, а ты скажи, откуда ты про все знаешь?

НИКИТА. Ну, чего я там знаю?

МАРИНА. Не скромничай. Я же слышу, ты же вместо меня можешь все рассказать. Или ты так хорошо меня понимаешь?

НИКИТА. Я тебя чувствую. А знания? Книжек много читал. Времени свободного много, вот и приходится повышать свой образовательный уровень.

МАРИНА. А я мало читаю, особенно, в последнее время, все как-то руки не доходят.

НИКИТА. И Интернета у тебя нет.

МАРИНА. Есть, но только на работе. А там есть, что почитать? Я даже как-то и не задавалась себе такой целью. Откроешь, посмотришь последние новости, что в телевизоре не увидела, и все.

НИКИТА. Это как всегда. Ты же и в магазине была, там столько книг! А хороших, не знаю, какой процент, но ведь они есть. И их даже можно прочитать и что-то понять про себя.

МАРИНА. И что же ты понял?

НИКИТА. Что жить так, как я сейчас живу — нельзя.

МАРИНА. А как можно, там не написано?

НИКИТА. Написано. Но это же надо все пробовать, все испытать на себе, и желательно, с кем-то.

МАРИНА. Поэтому мы сейчас здесь, да?

НИКИТА. Да. Ты знаешь, я когда думал, какие проблемы выползут на первый план? Физические, бытовые, естественные. А вот оказалось, сразу же попали на самое главное: отношения человека с человеком. Тем более, мы же почти не были вместе, до этого. И понимаешь, вот нет еще обид больших, нет больших разочарований, не накоплен огромный отрицательный опыт, и это же хорошо. Сразу выйдем на основные проблемы, то есть на то, что тебя или меня беспокоит больше всего. И есть возможность решить, если желание останется. Ты же мне поможешь? И не будешь уходить в молчанку.

МАРИНА. Я же не специально. Просто стало очень грустно и больно. И разговаривать про это не хотелось, но договорили же. И что мне еще понравилось, что ты меня так хорошо понимаешь. Что можно не вдаваться в дикие подробности, только намекнуть, а ты уже все понял.

НИКИТА. Это тебе показалось. Ты даже не представляешь, какой у меня богатейший опыт общения с женщинами.

МАРИНА. Не представляю. Расскажешь, поделишься?

НИКИТА. Делиться, скорее всего, нужно тебе. Я же кроме тебя, жены и еще двух, которые были до свадьбы, ни с кем и не общался, тем более, как счас говорят, любовью занимался... Тьфу, блин... ненавижу это словосочетание. У меня за всю жизнь было три сексуальных партнера.

МАРИНА. Это ты хочешь сказать, что жене изменил в первый раз со мной?

НИКИТА. Почему это хочу? Сказал уже. Я жуткий однолюб. Зато теперь измен... хех...

МАРИНА. Не поняла, каких измен?

НИКИТА. Я же тебе говорю, я однолюб. Изменил жене один раз. Теперь изменяю тебе... с нею, супружеский долг отдаю.

МАРИНА. А без этого никак нельзя обойтись?

НИКИТА. Можно. Но сразу надо уходить к тебе (пауза). А ты возьмешь?

МАРИНА. Мне некуда. Мы с Настей в одной комнате. Я бы... и хотела сказать — с радостью, но не буду. Я тебе обещала в понедельник утром сказать. Вот и скажу. Ты не против?

НИКИТА. Если научимся жить, тогда и думать будем: и как уйти, и как начинать жить. Понимаю, что в однокомнатную квартиру — невозможно. Значит, надо будет искать другой вариант. А ты знаешь, пока мы там лежали молчком, я сам задумался про большой процент расставаний, про который забыл. И понял, что в этом есть много смысла. Что находятся неразрешимые проблемы, которые вылезут и с которыми нельзя будет справиться. Но они в любом случае вылезли бы, не сразу, так через год, через десять лет и отравили бы жизнь обоим.

МАРИНА. И решить их вообще нельзя?

НИКИТА. Вот как вылезут, попробуем решить. Теоретизировать можно сколько угодно, а как до дела дойдет, тогда и будем думать, что же делать дальше?

МАРИНА. Я тебя хочу. Сейчас. Пошли.

НИКИТА. Пошли, а то я себя, все равно, дискомфортно чувствую, когда ты сидишь на полу. Да, я понимаю, что тебе хорошо. Но мне лучше не сверху, лучше, когда ты рядом. Мне так комфортнее.

Затемнение. Музыка романтическая, саксофон.

НИКИТА. Мы больше не предохраняемся? Я правильно тебя понял?

МАРИНА. Нет, неправильно. Для предохранения я таблетки принимаю. Просто я тебе доверяю. Тем более, страсть, как я не люблю эти резинки.

НИКИТА. Я тоже не люблю. Спасибо тебе! Ты самая-самая-самая! Ты моя... женщина. Ну, теперь заснем, как ты думаешь?

МАРИНА. Теперь точно заснем. Спокойной ночи!

НИКИТА. Неудобно, все-таки, с этими наручниками. И обнять по-человечески не получается...

МАРИНА. Это ненадолго. Приспособимся.

НИКИТА. Тогда пытаемся заснуть. Приятных снов тебе!

МАРИНА. Тебе тоже.

Темно, шевеление.

МАРИНА. Никита. Никита. Проснись, пожалуйста.

НИКИТА. Да-да-да... счас... чуть-чуть можно... счас... Хр-р-р...

МАРИНА. Никита, проснись!

НИКИТА. Да-да-да... ы-а-а-ы-ы... Хр-р-р...

МАРИНА. Никита!!!

НИКИТА. Что?! Что случилось? Ты чего кричишь?

МАРИНА. Я не могу тебя добудиться. Мне в туалет надо. Пойдем!

НИКИТА. Ой, я думал, что-то случилось. Пошли.

Через несколько минут возвращаются.

МАРИНА. Счастливый ты, спишь, как убитый. Я еле-еле тебя разбудила. И заснул быстро.

НИКИТА. А ты еще долго не спала?

МАРИНА. Ну так, с полчасика... и сейчас почти полчаса тебя будила. Чуть все терпение не кончилось.

НИКИТА. Так попинала бы. Ладно, надо как-то настроиться, чтобы тебя сразу слышать. Меня и вправду ничем не разбудишь, если не хочу.

МАРИНА. Я же и говорю, счастливый.

НИКИТА. Давай спать. В глаза хоть спички вставляй, слипаются.

МАРИНА. Давай. Подъем у нас во сколько?

НИКИТА. Как проснемся, угу? Иди сюда. А теперь сладко-сладко поспим.

МАРИНА. Извини, что разбудила.

НИКИТА. Ы-аа-у... (бормочет уже во сне)

МАРИНА. Вот нервы у человека! Все, спать.

Утром, та же кровать, НИКИТА сидит. МАРИНА еще спит.

НИКИТА. Марина, солнышко, просыпайся. Доброе утро...

МАРИНА. Уууу... А можно я еще чуточку подремлю?

НИКИТА. Чуточку можно. Я уже час не знаю, чем себя занять. Жду тебя.

МАРИНА. Сегодня же выходной. У меня единственный день — суббота, когда я могу себе позволить немного поваляться. Иди ко мне, чуть-чуть еще полежим... а?

НИКИТА. Ну давай, полежим (пауза). А ты у нас сова, выходит? Хотя я тоже с трудом просыпаюсь, и мне как-то легче вечером работать, чем утром, но все равно. позже восьми уже забыл, когда вставал.

МАРИНА. А я в полседьмого просыпаюсь каждый день, но в субботу могу и до одиннадцати.

НИКИТА. Но сегодня я тебе, все равно, же не дам долго валяться. Мне скучно без тебя.

МАРИНА. А сколько уже времени?

НИКИТА. Половина десятого.

МАРИНА. Да, придется просыпаться. Считаю до трех и встаю... Раз, два... три! (МАРИНА резко поднимается на кровати). Получилось! Ну, ладно, рассказывай, что придумалось, пока я спала?

НИКИТА. Ничего не придумалось (садится рядом). Сначала наблюдал, как ты спишь.

МАРИНА. И как впечатление?

НИКИТА. Красиво! Лицо такое спокойное, расслабленное, иногда улыбалась. Наверное, что-то хорошее снилось.

МАРИНА. Не помню (склонив голову на плечо и закрыв глаза).

НИКИТА. И хмурилась, когда я случайно тебя за руку дергал, но это понятно, кому же понравится, когда самый сладкий сон, а тут тебя за руку дергают. Но не просыпалась. И сейчас, того и гляди, снова заснешь.

МАРИНА. Нет, не засну. Наверное, пора вставать. Ты по утрам, обычно, завтракаешь?

НИКИТА. Обычно, да.

МАРИНА. И надо готовить первое, второе, третье? Знаешь, как некоторые, утром все едят, в обед половину.

НИКИТА. Можно кофе с бутербродами. А первое не полезет ни в коем случае, ни разу не пробовал.

МАРИНА. Пошли делать бутерброды. Хотя как раз бутера и нет. Ладно, обойдемся. Перекусим, чем Бог послал.

Идут на кухню, в непривычки трудно дается руки помыть... сделать самое необходимое: поставить чайник, нарезать хлеб и т.д.

МАРИНА. Так ты мне так и не сказал, о чем же ты думал с утра? Как проснулся?

НИКИТА. Обо всем, и ни о чем конкретно. Мысли кружились в голове, много и всякие.

МАРИНА. Продолжение ночного разговора?

НИКИТА. И не только. Первая любовь вспомнилась, детство, про которое я тебе так и не рассказал. Да и много всякого.

МАРИНА. Аааа... понятно. А я знаешь, про что думала, когда засыпала?

НИКИТА. Откуда же я могу знать?

МАРИНА. Вот про Настиного отца. Почему он там остался? Почему выбрал ее, притом, что со мной он был, как мне казалось, да и, наверное, так и было... он был счастлив. Но остался с нею.

НИКИТА. Там, привычнее, наверное. Уже все известно раз и навсегда. А с тобой нужно было строить все заново. И был ли шанс, что через год-два не повторится то же самое. Вот это очарование и влюбленность прошли бы, и осталась обычная семейная жизнь, обычные житейские будни. А если нет разницы, то зачем менять?

МАРИНА. И все? Так все примитивно просто?

НИКИТА. Да нет, конечно. Есть еще целый ряд условий и условностей. Может, он ее тоже когда-то любил, может, считает, что в их роду никто не разводился. Может, верность клятве перед алтарем... Это я утрирую, но я знаешь, часто слышал, что первая жена от Бога. Поэтому, как бы там ни было с нею, но с нею все же лучше, чем с другой. Да мало ли причин может быть? Тем более, когда о них не задумываешься, а просто действуешь так, как положено, как должен.

МАРИНА. Никита, а ты мне можешь также объяснить не про него, а про себя? Зачем ты с нею живешь? Те же причины можно принять не повторяя? Все они у тебя тоже присутствуют?

НИКИТА. Нет, у меня совсем другое дело. Хотя все это тоже есть, если честно. А вообще, квартирный вопрос нас испортил — идти некуда. Не домой же к родителям возвращаться. Я понимаю, что этого мало. Ты же знаешь, у нас отцам детей редко отдают при разводе, а оставлять Севку ей, когда она сама себя прокормить и обеспечить не может... И вообще, она слишком неприспособленная к этой жизни.

МАРИНА. И без тебя пропадет.

НИКИТА. Может, и не пропадет. Кто ж ее знает.

МАРИНА. Ну, да я тоже попала в тепличные условия: дали квартиру, дали денег, которых хватило почти на два года. А уж потом все сама. Я тебе скажу, что пока жаренный петух не клюнет, фиг два у нее что-то изменится. Я как поняла, что все, деньги на исходе, устроила Настю в садик, и пошла на работу. Не скажу, что была на грани выживания, хотя такие периоды были, что два три месяца ни копейки денег не приходило. Все в долг. А потом целый год отдаешь. Зато, какой стимул работать был. Жить-то надо. Потом научилась. Хотя любовницам мало перепадает, но как вопрос поставить.

НИКИТА. Марина, ну что ты говоришь? Ты такое могла себе позволить?

МАРИНА. Нет, блин, я — святая. И регулярно под лопатками чешется, наверное, крылья режутся. Они использовали меня, я использовала их. Что тут такого?

НИКИТА. Но это же неправильно, так быть не должно.

МАРИНА. Конечно, не должно. Ну, нет у Насти отца... Нет. Тогда есть мамин друг, который подарит что-то Насте на день рождения или к празднику... Блин... противно. И самое главное, понимаешь, им же даже не постель нужна. Постель это как повод, главное — поговорить, пожаловаться, выплеснуть лишние эмоции. Чтобы можно было потом спокойно возвращаться к ненавистной жене и жить с нею дальше до следующего раза. Да, я понимаю, что между проституткой и любовницей практически нет никакой разницы, за исключением того, что проститутке деньги надо платить сразу за час, за ночь, а любовнице нужны подарки, развлекушки, можно и денег подбросить, если попросит. А проще, если пожалуется — так лучше работает. Но ведь в этот ряд можно и их жен поставить. Только там все оптом, и вопреки всем законам торговли — очень дорого, с наценкой за опт.

НИКИТА. Ну и что ты хочешь сказать?

МАРИНА. Да всех все устраивает, как бы они не жаловались. И жены устраивают, раз они с ними живут.

НИКИТА. Они — это я?

МАРИНА. Ты не жаловался.

НИКИТА. Но семь тысяч ты уже попросила.

МАРИНА. Я не возьму у тебя.

НИКИТА. Почему?

МАРИНА. Ты не понимаешь? Тогда извини, я неправильно все поняла. И зря все это тебе рассказала.

НИКИТА. Еще вопрос можно?

МАРИНА. Тебе нужен откровенный ответ?

НИКИТА. Да. Именно такой, честный. У тебя есть, кто их может дать?

МАРИНА. Есть.

НИКИТА. Вот и поговорили.

МАРИНА. Да уж, поговорили.

НИКИТА. И давно ты с ним?

МАРИНА. Никита, а этот разговор нужен тебе? Особенно, про него. У меня нет желания оправдываться, тем более, врать. Я ни того, ни другого не хочу. А откровенность... Она же может быть слишком болезненной для обоих, ты так не думаешь?

НИКИТА. Даже если думаю, что из того? Да, не хочу, чтобы ты врала, совсем не хочу. Но тут такое выясняется.

МАРИНА. Ну что выяснилось? Что у меня есть любовник? Ну, жила бы я с мужем, тебе бы от этого было легче?

НИКИТА. Наверное, к мужу ревновать бессмысленно, там долг.

МАРИНА. Правильно, как и к жене. Я же тебя не ревную, а ты мне изменяешь. Это по твоим словам, я сама так никогда не считала.

НИКИТА. Кто он?

МАРИНА. Никита, а смысл? Ладно. Продолжаю изливать все. Он — директор моей фирмы. И мы с ним встречаемся почти два года. Он женат, у него тоже дети, он все равно никогда от нее не уйдет. По крайней мере, он никогда даже не обещал этого сделать.

НИКИТА. Насколько я понимаю, ты его еще и не предупреждала.

МАРИНА. О чем? Что у меня появился ты, то есть, другой? Нет, не предупреждала. И не собиралась этого делать до сегодняшней ночи... Сейчас снова не собираюсь. Меня же тоже устраивает. Ты же сам понимаешь, свежесть впечатлений, новая женщина, будто что-то различается у них у всех, кроме проблем. Да и те, похоже, у всех одинаковы. Сначала все было хорошо, часто встречались, и достаточно долго были вместе, даже отдыхать ездили в прошлом году. Потом, наверное, надоела, стала меньше нужна, только изредка. Привыкли, притерлись. Наверное, я у него как вторая жена стала. Потому как мне стало больше надо. И не только его участия в моей жизни, но и, прости, секса. Я же тоже однолюбка.

НИКИТА. Ладно, пусть будет так. Можно, я еще поспрашиваю?

МАРИНА. Хоть сто порций. Я ночью решила быть с тобой откровенной. Тем более, что сегодня только суббота. А это (дергая наручники) меня оставит с тобой аж до утра понедельника. Так что, обижайся, не обижайся, каков вопрос, таков и ответ.

НИКИТА. И сколько раз, ну это чисто ради интереса, за то время, что мы с тобой знакомы, ты была с ним?

МАРИНА. Не помню, я не считала. Раз десять, наверное.

НИКИТА. И никаких угрызений совести? Перед ним, передо мной?

МАРИНА. Нет. Тем более, я привыкла не жаловаться без нужды. Ты о его существовании и не предполагал, он — тоже. Зачем же мне было рассказывать?

НИКИТА. А чего сегодня вдруг понесло?

МАРИНА. Допустим, не сегодня, а еще вчера. Тоже откровенный ответ нужен?

НИКИТА. Ты же обещала.

МАРИНА. Я тебе поверила.

НИКИТА. Не понял, если поверила, то почему сейчас делаешь все, чтобы я в тебе разочаровался?

МАРИНА. Вот и я не поняла, каким словам и действиям надо больше верить: тем, что были ночью, или тем, что сейчас, с самого утра? Я хотела продолжить начатый ночью разговор и наткнулась на такую стену непонимания. Я же тебе сказала, что ошиблась.

НИКИТА. И я не герой твоего романа, не принц на белом коне.

МАРИНА. Понимаешь, вот про это я давно уже забыла. Но ты мне показал, пообещал. И такая красивая картинка представилась, появилась только надежда. Но, утро вечера гораздо мудренее. И утром все стало на свои места. И даже если я поведусь на твою замануху, то этого, в лучшем случае, хватит на год-два, чтобы потом я стала такой же страшной мегерой — нормальной женой, с которой можно жить, только руководствуясь чувством долга. Сказка, как и мечта, не должны сбываться. Иначе, они не настоящие.

НИКИТА. И с кем я связался? Прагматичная, циничная, беспринципная, бессовестная, а еще и умная... женщина.

МАРИНА. Знаешь, слова «стерва» не хватает, а так можно было посчитать за комплимент (улыбнувшись), и если бы не было сказано таким тоном. Нет, Никита, я просто живая. И мне надо жить, а не просто выжить. У меня же еще ребенок, и она тоже есть хочет, и одевать ее надо...

НИКИТА. Значит, ты считаешь, что я во всем виноват?

МАРИНА. Ой, Никита, не надо. Не придумывай разную ерунду, тем более, не приписывай ее мне. Я не считаю, что ты виноват. Хотя, давай, выкладывай, в чем ты считаешь себя виноватым? Очень интересно послушать.

НИКИТА. С самого начала? В том, что я заманил тебя сюда, не объяснив своих намерений, что сразу и выяснилось: это — никакая не игра, и даже не приключение, а тест на переносимость. И все оказалось гораздо серьезнее даже для меня, а ты даже не была в курсе моих планов. Это первое. Дальше, когда все же поняли, что это все серьезно, то соответственно, пришли к выводу, что серьезный эксперимент повлечет и серьезные решения, настолько серьезные, что придется кардинально менять свою жизнь, что я сам оказался не готов. Да, чтобы оправдать себя, можно придумать тысячу самых объективных причин. То, что ты меня понимаешь, и как раз попала в то, о чем я думал, по странному стечению обстоятельств, не дало возможности подумать в этом направлении — начал уходить в защиту, вызывая все более страшные удары. Да, устраивает жизнь, даже с тем, что мучаюсь, тебе изменяя. Но ты правильно сказала — еще чужой. Ведь это я тебя давно посчитал своей, а ты только сегодня, когда тут курили. И сразу же понадобилось уходить на привычное расстояние обоим. Чтобы не потеряться, чтобы не быть подмятым. Ну и эта ревность. Ты же правильно говоришь, к мужу ревновать бессмысленно, а к любовнику — будто этот смысл появляется. И еще, я ведь не знаю, как я смогу жить в той картинке, которая у тебя нарисовалась. Ладно, это все ерунда.

МАРИНА. А что же тогда не ерунда?

НИКИТА. Все говорил, говорил и понял: это жизнь такая, или мы научены, жить так, чтобы мучиться, а без этого ни романтики тебе, ни развлечений. Получить один грамм счастья, а потом изгрызть себя за какую-нибудь ерунду. Например, узнав, что твоя любимая девушка, оказывается, может брать с мужиков деньги и подарки... или брала. И тут даже не понятно из-за чего такой раздрай: что могла бы и у меня спросить, разве я бы отказал, или что меня кому-то другому предпочли, или потому, что если вмешивать в отношения деньги, от этого они становятся грязными. И разумом-то понимаю, что восемь или шесть лет назад меня и в планах твоих не было еще. Я жил своей жизнью, своими заботами, а ты как могла, так и жила. Но в том же разуме сразу червячок, а вдруг там было лучше, чем со мной, или ты вообще меня неизвестно за что считаешь, что можешь мне такое говорить. И даже если и это мы сейчас решим, то в любом случае, что делать дальше или как жить, я же, все равно, не знаю. Да, есть опыт, как жить нельзя. А опыта, как жить можно, нет и взять его негде.

МАРИНА. И мы себе перекрываем все пути по его приобретению, да? Уже перекрыли.

НИКИТА. Не совсем. Пока есть желание разговаривать — шанс есть.

МАРИНА. Никита, а давай, и я спрошу, в надежде получить откровенный ответ. Ты действительно считаешь, что мне нужно от тебя отдалиться любым способом? И все, что я тебе сегодня рассказала, было именно для этой цели?

НИКИТА. Так я и не понимаю. Вчера потянуло друг к другу, а сегодня с удвоенной силой разбегаемся. Как маятник. Не думаю, что ты для этого откровенничала, хотя и не исключаю.

МАРИНА. А смысл где?

НИКИТА. Да, если бы мы всегда понимали смысл того, что делаем. Вот, ночью все было замечательно, и даже слова, хотя и были более страшные, воспринимались по-другому. А тут, не пойму, где переклинило. Да есть у тебя реальная проблема — та любовь к Настиному отцу. Вот она гораздо сильнее влияет на наши отношения, чем твой роман с твоим шефом. И только из-за того, что этот роман и сейчас еще продолжается, и возможно будут последствия, он кажется страшнее реальной проблемы. Это я про свои сегодняшние реакции. И я понимаю, что глупо ревновать, особенно, после того, что было ночью. Но, выходит, и мне надо найти любой повод, чтобы остановить наше сближение.

МАРИНА. Это так для тебя опасно?

НИКИТА. Получается, что да. Я, кажется, понял, почему вдруг все перекрасилось — мои утренние размышления о том, чего же я хочу, и насколько мне хватит сил идти по этой дороге. И как мне показалось, что сил маловато. А к тому же цель туманна, средства ее достижения неизвестны. Я усомнился, а ты несколько раз попала в мои загоны. И все, пошел разрыв. Выходит, это я разочаровался в себе, а свалил все на тебя, тем более, что ты сама дала повод.

МАРИНА. Дискретное восприятие. Я полночи думала одна в одну сторону, ты утром и в другую. Соответственно, мы сами изменились и думаем, что другой поменялся так же и туда же. И продолжаем разговор с того места, где закончили. А оно не получается. Уже нет того места, мы сдвинулись, причем оба.

НИКИТА. А ты думала, как нам жить вместе?

МАРИНА. Да, визуализировала будущее. Но какой теперь в этом смысл?

НИКИТА. Я все испортил?

МАРИНА. Да, вот чего у нас не отнять, сразу готовы принять всю вину на себя. Подпрыгнуть и пеплом голову посыпать. Понимаешь, я слишком хорошо все придумала, чтобы могло все так получиться. И тебя придумала зачем-то, вместо того, чтобы живого воспринимать.

НИКИТА. А живой оказался не таким продвинутым.

МАРИНА. Какой есть, другого же нет. Но, если я тебя попрошу на будущее, ты сможешь мои рассказы про себя не воспринимать как наезды на тебя лично?

НИКИТА. А что, такое бывает?

МАРИНА. Бывает?! Да каждый раз. Как только я о чем-то начинаю говорить, ты сразу же примеряешь себя. Я спрашиваю, почему Настин отец остался с женой, ты слышишь, почему ты останешься со своей. Я рассказываю про своих мужиков, которые были до тебя — помнишь: «Они — это я?» А ты слышишь, как я выдвигаю требования к тебе. И память у тебя хорошая — твое предложение насчет семи тысяч Насте к школе. Да если бы только это было мне нужно! У меня есть способы, и не один, как их достать. Одни больших затрат сил требуют, другие меньших. Есть, вообще, самый простой способ — пожаловаться шефу. Просто зайти и сказать: «Надо!» И если не сразу, то через два часа они уже будут. Причем, не надо будет даже расплачиваться в горизонтальном положении. Я тебе сразу сказала, что от тебя не возьму. А потом подумала, что если у нас получится что-то вместе, и это же будут уже не только мои, но и твои проблемы. А вмешивать деньги в отношения — сразу делать их грязными. Но ведь... как их не вмешивать? Тем более, работу тоже придется менять, скорее всего, сам понимаешь. Я тоже запуталась.

НИКИТА. Так, с этим понятно. Договорились, я постараюсь не воспринимать так. Я сейчас прокручивал в голове все наши разговоры, и ты же всегда уточняла, когда вопрос касался только меня, но у меня не было такого опыта общения. Знаешь, я, наверное, должен тебе рассказать про свою жену.

МАРИНА. Уже надо?

НИКИТА. Ну а как же, семь лет живем, и основной опыт только с нею. Я понял, почему так воспринимаю твои рассказы. Вот если она что-то говорит мне, то говорит исключительно для меня, кого бы и чего бы это не касалось. Но в любом случае, этот разговор имеет какие-то планы, до которых я сам должен дойти и ей предложить. А она уже потом согласится, если попаду в нужное.

МАРИНА. Понятно. Интересный подход. Это когда касается чего-то материального?

НИКИТА. Не только, но в основном, да. Как навязчивая реклама, все равно, добьется, чтобы ее мысль стала моей. И это, наверное, так еще от моих родителей пошло. И Ритка этим пользуется, с тех пор, как поняла, что мной так можно... помыкать.

МАРИНА. Спасибо, учту на будущее.

НИКИТА. Чтобы и ты со мной также управлялась?

МАРИНА. Ну, вот еще! Чтобы не допускать этого. Мне легче напрямую сказать, чем устраивать сатанинские пляски, хотя, если больше занять и развлечь себя нечем. Как только раскрутить тебя на что-то — резон есть. А ты ее любил?

НИКИТА. Как мог, так и любил, наверное. Сама знаешь, без чувств зачем же строить отношения, тем более семью. Хотя, это было не то, что с Таней — это первая любовь — еще в школе. Там были совсем другие чувства: новизна, желание, успехи первые, поцелуи, гуляния, желание коснуться ее тела украдкой. Да что рассказывать, сама же проходила через это.

МАРИНА. Ну а как же. Все новое, незнакомое, не такое. И это происходит с тобой. Ты это можешь сделать. Хорошее время было.

НИКИТА. А Рита — она была девушка правильная, лишнего ни мне, ни себе не позволяла, особенно, до свадьбы. Ну и потом, врач сказал — нельзя, значит, ничего нельзя. Самое главное, мне же самому не хотелось.

МАРИНА. А эта, четвертая, когда была? До Риты?

НИКИТА. До... На втором курсе. С нею стал мужчиной. Точнее, она была первой женщиной в моей жизни. Знаешь, Марина, о чем я подумал, что они все похожи между собой и, особенно, на маму в той или другой степени. Ну, может, только Таня отличалась от них. Она была совсем не такая, а может, я и придумал все, что она не такая. Сейчас же живет, как все, замуж вышла, родила, работает. А была, как мальчишка — свой парень, и замашки были такие же, и увлечения, но потом остепенилась. Сейчас сидит в какой-то конторе бухгалтером. А то и на сцену ей надо и в военное училище собиралась поступать. Даже ездила ругаться, почему девушек не берут в армию.

МАРИНА. А я на кого похожа?

НИКИТА. Ты, скорее всего, на Таню и похожа. Есть что-то такое — самостоятельность, ответственность, взрослость, целеустремленность... много всякого.

МАРИНА. Да уж, а кто мне тут говорил, что я беспринципная, циничная стерва?

НИКИТА. Ну я говорил, извини. Больше не буду.

МАРИНА. Да ладно, мы, кажется, мириться начали. Да?

НИКИТА. Похоже на то. Я же завелся тогда, вот и ляпнул. Не обижайся.

МАРИНА. Я больше на предложение семи тысяч обиделась. Я уже по привычке думала, что у нас любовь... А ты не только воспринял себя, как одного из любовников, но и предложил использоваться по назначению — откупиться, компенсировать. И это после всего ночного, где договорились быть своими, учиться любить, а ты меня в старую схему потащил.

НИКИТА. За это тоже извини. Так получилось.

МАРИНА. Ладно, проехали. Так что ты хотел про жену рассказать?

НИКИТА. Я хотел? Да, хотел, конечно. Вот, про ее неприспособленность. Рита работает преподавателем, нагрузка бешенная, получает копейки, еще и кандидатскую пишет. В любом случае, семьей заниматься некогда. То в универе, то в библиотеке, то дома сидит чего-то готовит: то лекции, то кандидатскую. И когда она занята, лучше ее не трогать. Я как представил, что скажу ей, и что это будет для нее. Ведь тут же не только деньги, нужно еще и время на семью выделить. А у нее его нет и на ближайшее время, кажется, и не планировалось.

МАРИНА. А тебе нравятся умные женщины, как я погляжу.

НИКИТА. Ну, раз только такие попадаются, значит, нравятся.

МАРИНА. Да, тогда и мне придется заканчивать, а то остановилась на четырех с половиной курсах, и все никак не могу дойти, восстановиться.

НИКИТА. Ты учишься? И где же?

МАРИНА. В строительном, на экономическом, заочно, но года два там не была. Сама понимаю — надо, а все руки не доходят. Да и шеф был против — его мои отпуска на сессии не устраивали. В один отпустил, скрепя сердце, а второй я сама уже не попросила. Хотя, можно было настоять, но в то время был как раз с ним подъем, поэтому самой не хотелось.

НИКИТА. Если рассчитаешься, закончишь обязательно.

МАРИНА. Если в понедельник получится положительный результат.

НИКИТА. А ты думаешь, что может быть и отрицательный?

МАРИНА. Вероятность уменьшилась, но в любом случае, она же есть. Кстати, тут микроволновки нет. Надо курицу твою разморозить, а то голодать будем до вечера.

НИКИТА. Ты же не любишь.

МАРИНА. А кому пожалуешься? Придется, ничего другого нет. Тем более, ждать нужно долго, пока не разморозится. Вот как к комфорту привыкаешь. Я забыла, когда мясо в раковине размораживала. Нет, а ты Никита, представляешь, даже если мне что-то надо будет сделать — ты все время рядом, можешь даже помочь.

НИКИТА. О! Тут еще картошка есть. Так что с голоду не пропадем. Ты хорошо жаришь?

МАРИНА. Не знаю, как обычно. А что?

НИКИТА. Да у меня один знакомый есть, так он всех своих девушек проверял, умеют ли они картошку жарить. Если плохо, сразу же расстаются, даже постель не поможет.

МАРИНА. Мне тоже нужно завести такой способ, чтобы проверять. А у тебя хорошо получается жареная картошка?

НИКИТА. У меня хорошо. Я только не люблю ее чистить.

МАРИНА. Замечательно! Вот ты и научишь меня! А я почищу, не переживай.

НИКИТА. А я как раз тебе про свое детство расскажу.

Действие 2

Снова вечер, кухня. Они сидят за столом.

НИКИТА. Ну, что, будем юбилей праздновать?

МАРИНА. Уже целые сутки, как мы вместе. Ну и как праздновать будем? Проводим первые? Как ты в целом?

НИКИТА. Сейчас гораздо лучше, чем утром. Оказывается, тебя можно и не бояться.

МАРИНА. Неужели я такая (улыбаясь), что только чувство страха вызываю? Я ж хорошая.

НИКИТА. Ты не только хорошая, ты — любимая. И с тобой можно говорить открытым текстом. Я даже не думал, что такое, вообще, возможно. Привык все намеками да недоговоренностями изъясняться, а оказывается, можно и так. И даже более страшные вещи говорить можно напрямую, и не только про тебя, но и про себя.

МАРИНА. А все почему? Потому что ты вдруг решил для себя, что я своя?

НИКИТА. Но ты тоже так решила, иначе, не получилось бы. Но хорошие, все-таки, эти первые сутки. Даже то, что ругались полночи и все утро их не испортило. А в остальное время все было нормально.

МАРИНА. И это ты называешь только «нормально»? Что лучше слова не нашлось?

НИКИТА. Ну что ты, Марина, слова есть, конечно же. Но как-то жалко их пока тратить (улыбаясь), мне кажется, дальше будет еще нормальнее.

МАРИНА. А вообще, ты прав. Если так у нас будет нормой, то я уже хочу так жить! Классные первые сутки! Давай выпьем! За тебя, за меня, за нас, за этот эксперимент!

НИКИТА. Хороший тост — всеобъемлющий! (выпивают).

МАРИНА. Как мне хорошо! А вообще, ты знаешь, мне стыдно признаться...

НИКИТА. Тебе может быть еще стыдно, после всего, что было?..

МАРИНА. Представь себе, да. Я до сих пор не могу отойти, у меня там все дрожит и трепещет. Почти два часа прошло, а я все никак не могу успокоиться.

НИКИТА. Ты предлагаешь продолжить? Сейчас закушу чуть-чуть и пойдем.

МАРИНА. Да нет, сейчас поедим спокойно, а потом пойдем. Я хотела сказать, что только прислонилась к тебе, и будто все заново началось. Так приятно, так здоровски.

НИКИТА. А ты вот, не стесняясь, сможешь мне сказать, что же произошло в этот раз? Почему вдруг получилось, как никогда раньше не получалось? Ну, понятно, стали своими. Но утром тоже были уже свои, но все было совсем по-другому. А тут вдруг, бах, и переключилось что-то: и силы, и возможности, и фейерверк сверхположительных эмоций.

МАРИНА. А если это мой маленький секрет?

НИКИТА. От меня? У тебя еще остались секреты? А я-то думал, что ты ко мне хорошо относишься.

МАРИНА. Ну ладно, я тебе расскажу, так уж и быть. Наша близость дошла до такой степени, что я тоже решилась на эксперимент. Ты про даму с камелиями слышал? Ну да, роман такой, Александра Дюма-младшего. Она болела чахоткой и могла в любой день умереть. Вот в каждую встречу с мужчиной она вела себя в постели, как в последний раз. Я и решила попробовать, на что же я способна в таких обстоятельствах. Доставить тебе и себе такое удовольствие, как будто за этот раз я должна получить все, что мне отпущено — полную меру удовольствия. Первые шаги еще с трудом давались, потом, когда поняла, что тела сами между собой договорились и с трудом слушаются головы, дала себе право на все и улетела. Потом, как проблеск: «А может, и больше можно?» И тут как второе дыхание включилось у обоих.

НИКИТА. По-моему, там было не второе, и даже не третье дыхание. Какая-то лавина кайфа, в которой растворяется все. А знаешь, Марина, ты хорошо сказала, про тела и про их язык, который гораздо им понятнее, чем наш. Они быстрее договариваются и лучше понимают. А то, я как-то стал замечать в себе... первые признаки импотенции, представляешь?

МАРИНА. Как я могу это представить, если я тебя только такого знаю? На все способного.

НИКИТА. Не скажи. В первый раз, знаешь, как я боялся, что не получится, и даже придумывал для себя оправдания на всякий случай.

МАРИНА. Серьезно? Но ведь получилось же хорошо, даже в первый раз.

НИКИТА. Как ни странно, да. Даже больше, чем я мог ожидать. И только поэтому следующий раз был только через месяц. Было еще страшнее, а вдруг, то была случайность, и больше такого не повторится. Я ведь тоже получил такой скачок... от просто секса, как трения слизистых оболочек к сверх-сексу. Когда я чувствую себя суперменом, когда ты плавишься под моими руками. И даже с Риткой получилось как-то по-другому, хотя я думал, что вообще ни сил не будет, ни желания. Это ничего, что я тебе это сказал?

МАРИНА. Никита, мы же договорились, кажется: хочется сказать — говори. Тем более, к жене ревновать — грех.

НИКИТА. Но если бы я знал, что возможно будет такое, как сегодня. Надо было... А что надо было? Надо было тебя давно сюда затащить и наручники надеть.

МАРИНА. Кстати, про наручники. Я тебе не рассказала еще. Утром, когда мы тут ругались и в обиженке обваливались, я думала, как можно будет в таких условиях дожить оставшееся время. Я даже прикидывала, как я могу найти себе комфортную зону, где можно будет побыть одной? Ведь есть же какое-то расстояние — длина цепочки, пусть она и маленькая, но в любом случае в отдалении от тебя. Потом этот вопрос отпал сам собой. Я даже к ним привыкла. А знаешь, у меня есть предложение. Давай еще сократим расстояние между нами (берет его руку в свою).

НИКИТА. Ты предлагаешь не отпускать так долго, насколько это вообще возможно?

МАРИНА. Угу, именно это и предлагаю. Ты же не против?

НИКИТА. Только за! Ты будешь моей правой, а я твоей левой рукой. Прикольно.

МАРИНА. Почему?

НИКИТА. Мужская сторона правая, а женская — левая. Теперь понимаешь, какой смысл это приобретает. Ты из меня делаешь мужчину... настоящего.

МАРИНА. А ты из меня женщину! Как здорово! Наливай еще, за это стоит выпить.

НИКИТА. Это точно! (Наливает, чокаются, выпивают, целуются).

МАРИНА. Может, пойдем? Пить не хочется больше, а то в голове так зашумело, и наелась уже.

НИКИТА. Пошли.

В кровати.

МАРИНА. Никита, а можно нескромный вопрос? Как ты представляешь свою дальнейшую жизнь?

НИКИТА. И чем же он нескромный? Как я представляю свою жизнь с тобой?

МАРИНА. Нет, я тут так... рядом. А как бы ты, вообще, хотел жить? Сам по себе? Безотносительного того, кто с тобой рядом.

НИКИТА. Интересная постановка вопроса. Не знаю. По большому счету я не задумывался. Но если ты меня торопить не будешь, я сейчас попытаюсь визуализировать.

МАРИНА. Куда мне тебя торопить? Есть еще две ночи и целый день. Я думаю, успеем.

НИКИТА. Я тоже так думаю. Помнишь то определение счастья: когда утром хочется идти на работу, а вечером хочется идти домой. И даже не знаю, с чего начать? Наверное, с дома. Что хочу дома? Любимую женщину рядом с собой. Это чуть ли не самое важное. Чтобы всегда чувствовать, что дома тебя ждут. Что дома будет все в порядке, что не будет очередного скандала, что можно будет прижаться, и забыть про все на свете, про трудности и проблемы. Короче, дома должен быть комфорт. И в постели, чтобы не мучиться над вопросом, как доставить любым способом удовольствие ей, а просто получить все, и даже больше, чтобы и на сторону можно было не глядеть. Короче, как я понимаю, в постели моя женщина должна быть раскрепощенной, желанной, любимой и любящей. Нет, не должна! Она ничего не должна, она хочет быть именно такой.

МАРИНА. Как я понимаю, тебе нужна в постели именно такая, как я, какой я была в последний раз.

НИКИТА. Ну да. Примерно такая.

МАРИНА. Почему примерно?

НИКИТА. А ты хочешь сказать, что такой секс у нас будет каждый день? Или даже больше?

МАРИНА. Не знаю. Вот сегодня, говорю же, попробовала. И получилось. Но как этого добиться каждый день? Когда в первый раз в жизни получила такое.

НИКИТА. Будет день и будет пища. Тем более, у нас даже сейчас есть время. Ладно, это все про ту часть жизни, которая не так уж и много занимает времени.

МАРИНА. Хорошо, расскажи, что ты хочешь еще.

НИКИТА. Вот знаешь, Марина, хорошо бы, если было какое-то увлечение одинаковое. Ты чем в основном вечерами занимаешься?

МАРИНА. Если не на свиданиях (улыбнувшись), то с Настей занимаюсь или телевизор смотрю, если там есть что хорошее. Правда стараюсь в сериалы не погружаться — не хватает потом ни на что времени. Особенно, если не один смотришь.

НИКИТА. Да, пустая трата времени. Хотя, если надо ребенка отвлечь, то ставишь мультики, и часа два можно заняться своими делами.

МАРИНА. Столько много нельзя ребенку смотреть.

НИКИТА. Ой, не знаю. Мне за день столько хватает общения, что вечером пусть лучше мультики смотрит.

МАРИНА. А что Сева в садик не ходит?

НИКИТА. Ходит. Раз или два в неделю.

МАРИНА. А все остальное время?

НИКИТА. Со мной, в основном.

МАРИНА. Не поняла, так ты и с ребенком сидишь, и деньги зарабатываешь?

НИКИТА. Да, мне много времени не надо — день-два в неделю. И успеваю. Марина, а ты бы не хотела со мной заняться этим бизнесом? Открыли бы контору, продавали бы вместе.

МАРИНА. А что ты продаешь?

НИКИТА. Квартиры, я — риэлтор. Понимаешь, система уже отработанная, пусть и теряется много из-за того, что не сам делаю, но в любом случае, на жизнь ведь хватает и не привязан к рабочему месту. Так вот, если ты уволишься, давай займемся, если ты не против.

МАРИНА. А ты уже считаешь, что мы будем вместе?

НИКИТА. По-моему, да. По крайней мере, у нас уже есть такое, на чем можно строить серьезные отношения.

МАРИНА. Да, в постели все хорошо. Даже получается разговаривать. И я думаю, эта способность у нас еще долго не пропадет. Так, значит, ты предлагаешь быть вместе практически круглосуточно?

НИКИТА. Почему? Я же буду по делам мотаться, ты тоже.

МАРИНА. Так это же немного времени занимает, а все остальное вместе — с утра до вечера. А я тебе не надоем быстро?

НИКИТА. Нет, по-моему, не надоешь. А если получится, что сейчас придумал, то можно будет за год квартиру поменять на более подходящую для жизни.

МАРИНА. И это если даже свою фирму откроем?

НИКИТА. Так именно из-за этого и может получиться. При правильной постановке дела, я думаю, можно будет заработать. Вот только одна проблема — я не руководитель. Ты сможешь взять на себя руководство фирмой?

МАРИНА. Неожиданное предложение. А я смогу?

НИКИТА. Не знаю. Очень хотелось бы. У тебя опыт такой есть?

МАРИНА. Нет, практически, нет. А ты чего не хочешь?

НИКИТА. А я пробовал, у меня не получилось. Проще самому работать, чем руководить. Сама же знаешь, одним это дано, другим нет. Или я сразу не так поставил дело, что не получилось. Тем более, я же тебя не брошу, я буду с тобой. Или даже номинально могу числиться директором, но в любом случае, руководить придется нам двоим.

МАРИНА. Ой, Никита, у тебя такие далеко идущие планы. Боюсь, я не справлюсь.

НИКИТА. И даже попробовать не хочешь?

МАРИНА. Попробовать можно, конечно. И даже со стороны, кажется, все так просто, но это пока до дела не дошло. А как дойдет. Ладно, тут понятно. Короче, ты хочешь сказать, что ты свою жизнь без меня уже не представляешь, да?

НИКИТА. Если не с тобой, то будет продолжение с Риткой, которого я совсем не хочу.

МАРИНА. А жить где?

НИКИТА. Не знаю, снимем, наверное.

МАРИНА. Это же дорого будет. Денег жалко. А у меня, ты совсем не хочешь?

НИКИТА. А Настя? Как она отнесется? А вопрос можно? Эта квартира на тебя оформлена?

МАРИНА. На меня. Ты имеешь ввиду, не будет ли он против, если ее продавать? Не должен бы.

НИКИТА. Ладно, это на всякий случай. По крайней мере, можно чуть поднапрячься и купить еще одну. А эта потом останется Насте.

МАРИНА. Спасибо!

НИКИТА. За что?

МАРИНА. Как же, за слова, за обещание. Что ты не только про нас думаешь, то есть про нас всех думаешь.

НИКИТА. Приходится. Надо только с Севкой решить, а как, не знаю.

МАРИНА. Она же не отдаст.

НИКИТА. Конечно, не отдаст.

МАРИНА. Научится она жить, когда понадобится, когда край будет.

НИКИТА. Думаешь? Ты же ее совсем не знаешь.

МАРИНА. Не знаю. Вот понимаешь, Никита, я все ждала, когда же вдруг такое получится и появится такой вариант. А тут вдруг представила и поняла, что она тоже ведь человек, и тоже хочет нормальной жизни. А я тут такая разнеможная появилась и всю жизнь ее сломаю. И уже чувствую себя виноватой.

НИКИТА. Но она же для себя создала жизнь, где только ей комфортно, а как мне, она не думает, поэтому и получается так. Не вини себя. Этой семьи уже не существует.

МАРИНА. Но ты же это понял, как меня встретил?

НИКИТА. Ну и что. Лучше поздно, чем никогда. Ты мне нужна.

МАРИНА. А как же самодостаточность? Или ты думаешь, у нас это получится? Жить вместе и жить правильно.

НИКИТА. Особенно, когда оба не знаем, как это — правильно. Сложный вопрос. У тебя есть хоть какие-то решения по этому вопросу?

МАРИНА. Так я зачем тебя спрашивала, как ты представляешь свою жизнь? Чтобы решить, как я смогу в ней поместиться...

НИКИТА. Да, сложная задача. Одиночество и жизнь вместе. Надо чтобы каждому было комфортно, и при этом не мешать быть счастливым другому.

МАРИНА. У меня есть одно предположение... или предложение, если быть более точной. Надо обо всем разговаривать напрямую. Переводить все проблемы в слова, чтобы можно было решить. Как ты думаешь?

НИКИТА. Мысль свежая. И если у кого-то появилось желание, то его надо попробовать. А уже потом решать, правильное было это решение или неправильное.

МАРИНА. А если совсем против шерсти другому?

НИКИТА. Я согласен, даже если поначалу мне будет против шерсти.

МАРИНА. Хорошо, я тоже согласна. И не только когда мне, но даже когда пойму, что тебе не понравится, да? Один вопрос решили. Хотя бы принципиально.

НИКИТА. Ну да, задача решена в общем виде. Теперь надо будет на практике проверить.

МАРИНА. Я так думаю, что время еще будет.

НИКИТА. Марина, а ты спать еще не хочешь? Я же тебе не дал сегодня поспать утром.

МАРИНА. Нет, по большому счету, не хочется, тем более, я сегодня совсем не устала. И даже... Ты знаешь, мне кажется, что отдохнула сильно-сильно. И только благодаря тебе. Я счастлива.

НИКИТА. То ли еще будет. Значит, договариваемся так, если спать захочешь, сразу скажи.

МАРИНА. Хорошо. Никита, а может, еще?

НИКИТА. Ты и мертвого уговоришь. Я сам уже лежу и думаю, пора приставать или еще долго будем разговоры разговаривать?

Затемнение, возможно, пластика. Музыка... страстная.

МАРИНА. Ой, Никита, как же хорошо! И так не хочется, чтобы это заканчивалось никогда. Я сейчас, как на волнах качаюсь, и эти волны прокатываются не только подо мной, но и во мне. Спасибо тебе! Если бы ты знал, какой ты хороший. И я как подумаю, что могла бы не согласиться, столько бы потеряла.

НИКИТА. Все относительно. Что-то потеряла бы, а может... Марина, а ты мне так и не сказала, как бы ты хотела видеть нашу жизнь?

МАРИНА. Тебе все честно рассказывать? Потому как придумывать что-то еще я сейчас не в состоянии, а могу рассказать, что думалось за все это время, когда поняла, что может быть у нас все очень серьезно.

НИКИТА. Я только на это и рассчитываю. На предельную честность. Хотя мысль изреченная есть ложь, но если можно, как можно ближе к тому, что ты думаешь или думала.

МАРИНА. Знаешь, Никита, ты же понимаешь, у меня самой опыт небогатый. Поэтому измышления на эту тему, только теоретические, и зачастую, от противного. Хотя, наверное, ты и не услышишь ничего нового. Но, в любом случае, я бы хотела, чтобы было понимание, взаимопомощь, чтобы каждый чувствовал себя хорошо и когда рядом второго нет, а тем более, когда вместе, вдвоем. Чтобы не надо было одному все время прогибаться и ломать себя через колено, идти все время на уступки, на компромиссы с собой. Говорить побольше, и обо всем. В гости ходить и гостей приглашать к себе, отдыхать вместе, это у меня бзик такой — загранпаспорт три года лежит и все чистый. Кто про что, а вшивый про баню. Это я уже в мелочи подалась. А вообще, самое главное, чтобы дома был дом, куда хочется идти, где тебе и мне хорошо. Хотя, вот если в понедельник... мы все-таки решим положительно вопрос... как жить, как перебраться через время этой неустроенности, я не знаю. Я готова на временные трудности, лишь бы они не стали постоянными.

НИКИТА. Да, у тебя более подробное представление, чем у меня. И ты знаешь, как до всего этого дойти, как этого добиться?

МАРИНА. Никита, я же тебе сказала, я мечусь тут уже сутки в одну, в другую сторону. Появляется мысль, кажется — все получится. Через пять минут — новая мысль, и руки уже опустились. Если бы там все было так, как здесь. Тут даже наручники не мешают, потому что здесь мы одни. Хотя, тоже неправильно, даже здесь мы не одни. Вот сегодня утром, когда еще ругались, так тоскливо стало, так захотелось увидеть или хотя бы услышать Настю, чуть ли не до слез. А нет такой возможности. И тебя прекрасно понимаю — Сева. Тем более, когда говоришь, что в последнее время ты все время с ним, даже больше чем я. А еще долг, клятва перед алтарем. Вы, случайно, не венчались?

НИКИТА. Ты думаешь это можно вообще сделать — случайно обвенчаться? (улыбаясь) Нет, как все — живем во грехе. Но тогда не было потребности, да и я не сильно верую. По крайней мере, православная церковь меня не устраивает своим догматизмом и консерватизмом.

МАРИНА. А ты крещенный?

НИКИТА. Да, конечно. Но в церковь я не люблю ходить. Наверное, слишком много негатива слышал. А ты?

МАРИНА. Я иногда хожу, но тоже не часто. По мере надобности. И Библию только детскую читала, но мне она даже в таком виде не понравилась — одни страшилки.

НИКИТА. Кому что надо, тот это и читает. Я тоже не могу до конца осилить, читаю выборочно. Но полезного там больше. Просто надо правильно переводить слова. «Сойдем и смешаем язык их так, чтобы один не понимал речи другого». Это о Вавилонской башне и, вообще, по жизни. Марина, а вопрос можно, слишком не в тему?

МАРИНА. Какая разница, в тему или нет, я отвечу.

НИКИТА. Не хотел я про это вообще вспоминать, но как гвоздь в голове. Я про Настиного отца хотел спросить. Не понимаешь? Ну, про ту планку... и насколько он нам еще мешает?

МАРИНА. Мешает иногда, вспоминается, и не всегда сравнение в его пользу. Но там было такое огромное светлое чувство. Прав ты был, когда сказал, что планка задрана неимоверно. Разумом же понимаю, что сейчас может быть даже лучше, чем тогда: и человек ближе, и желание у обоих, а насчет недоговоренностей — так это вообще, ни в какое сравнение не идет. Но разводиться... расставаться приходится сейчас. Ты знаешь, можно я тебе расскажу довольно непривлекательный момент из своей жизни. Два года я прожила, надеясь, что он вернется или хотя бы появится. Не дождалась, Вышла на работу. В поле зрения стали попадаться мужики. Знакомлюсь, встречаюсь раз-два, и хочется бежать сломя голову. Все не тот, все не такой. И нет вот этого — Ах!!! Ну, не появляется, даже малейшего движения в душе не происходит. Мучилась больше полугода. Потом, как-то лежала, сопли на кулак наматывала: бессонница, нервы ни к черту. И решила себе назло, что с первым, с кем познакомлюсь — пересплю. Как таблетку, горькую, противную, но необходимую. Решение-то я приняла, а вот с исполнением... Месяца четыре бегала ото всех. Потом нашелся один, он давно за мной ходил, все добивался. Я даже монетку бросала, надо или нет. Выпало — надо. Согласилась на свидание, согласилась встретиться. Вот... Ты, конечно, не знаешь, как чувствует себя девушка перед первым сексом.

НИКИТА. Ну, может, только чисто теоретические представления. Не переживал такого, сама понимаешь.

МАРИНА. Вот, у меня был такой же страх, такое же чувство неизвестности. Это когда шла. Не шла даже, тащилась на это интимное свидание. А потом что было... Представь, первый секс и изнасилование в одном флаконе. Нет, он был даже ласков, даже пытался что-то изобразить в качестве предварительных ласк. А я не возбуждаюсь, а только зажимаюсь все сильнее. И сама только жду, когда же он, наконец-то, начнет, чтобы быстрее все закончилось. Было стыдно, было противно и было нужно. Но, переступила через все. Потом, правда, смотреть на себя в зеркало не могла неделю — противно было. Но эта таблетка помогла, со временем научилась даже не получать отрицательных эмоций. А сегодня с тобой получилось даже лучше чем ним... с Настиным отцом. Спасибо тебе!

НИКИТА. И все равно, там было большое и светлое чувство.

МАРИНА. Я научусь. Должна научиться. А ты думаешь, сможешь сразу отказаться от Риты, как только расстанешься? И не будет ни мыслей, ни сравнений.

НИКИТА. Будут. И мысли, и все остальное. И долго еще будет. Зря я про него спросил, не надо было. Давай, потихоньку спать.

МАРИНА. Спокойной ночи.

НИКИТА. Тебе спокойной ночи! Ложись удобнее, а я тебя поглажу, ты успокоишься и заснешь.

МАРИНА. Спасибо, счастье ты мое.

Затемнение. Проходит часов пять... Шевеление... чуть появляется свет. НИКИТА ворочается осторожно... Садится на кровати, стараясь не разбудить Марину.

НИКИТА. Марина. Мариночка. Проснись (целует). Марина...

МАРИНА. А? Что?

НИКИТА. Пошли курить.

МАРИНА. Я не хочу.

НИКИТА. Марина, пошли на кухню. Мне надо.

МАРИНА. Ой, как не хочется вставать, мне такой хороший сон снился. Пошли.

Идут на кухню.

МАРИНА. А ты совсем не спал?

НИКИТА. По моему, нет.

Садятся так, чтобы можно было смотреть в глаза друг другу... долго-долго сидят молча. Смотрят внимательно друг на друга... Никто не решается сказать ни слова. Потом он берет бутылку конька, наливает себе грамм двести, кивком спрашивает: «А тебе?» МАРИНА согласно кивает. Он наливает ей немного. Молча чокаются. Он быстро выпивает. Наливает себе еще, почти столько же. И пока МАРИНА допила свой коньяк, он выпивает и вторую порцию. Он поднимается, МАРИНА следом... идут и молча ложатся. Свет гаснет. Они засыпают.

(Возможно, антракт)

Действие 3

Около полудня. Он с похмелья... Она грустная, потерянная...

МАРИНА. Никита, может, ты объяснишь, что произошло?

НИКИТА. Не хочется.

МАРИНА. Я, конечно, понимаю, что куда-то не туда попала, что-то ляпнула, и ты на меня обиделся.

НИКИТА. Да причем тут ты.

МАРИНА. Но ты же со мной не хочешь разговаривать. Значит, и я причем.

НИКИТА. Только если очень косвенно.

МАРИНА. Тогда я совсем ничего не понимаю.

НИКИТА. Я тоже.

МАРИНА. Да, разговор, как ночью. И сказать нечего, и вообще, ничего не стоит говорить.

НИКИТА. И ночью было плохо. А сейчас еще и голова болит. Правильно ты сказала — дерьмо, а не коньяк. Но очень хотелось заснуть.

МАРИНА. А ты утро помнишь?

НИКИТА. С трудом. И что-то очень смутно.

МАРИНА. Если бы ты знал, с каким трудом я тебя разбудила. Даже, как мне показалось, не разбудила, только подняла. Но мне в туалет хотелось очень, пришлось тащить. А ты еще ругался неприлично и не хотел идти ни в какую.

НИКИТА. Извини.

МАРИНА. Да я все понимаю. А ты еще и там заснул, тоже еле подняла. Я даже подождала, думала, ты замерзнешь, будет легче. Ни фига, полная анестезия.

НИКИТА. Снова ругался?

МАРИНА. Не то слово. Я все утро про это думаю.

НИКИТА. И что же я тебе сказал?

МАРИНА. Я не смогу этого произнести. Ты на меня ругался. Сильно.

НИКИТА. Прости, я был невменяем.

МАРИНА. Что у пьяного на языке, то у трезвого на уме. Рассказывай, что ты ночью надумал.

НИКИТА. Не хочу.

МАРИНА. Тогда пошли похмеляться. Заодно, я позавтракаю. Тебе все равно ничего, наверное, не полезет.

НИКИТА. Я так рано не похмеляюсь.

МАРИНА. Понимаю, а придется. Других лекарств у нас все равно нет. А мои противозачаточные таблетки тебе явно не помогут.

НИКИТА. Марина... (укоризненно)

МАРИНА. Поняла, шутки сегодня не пройдут. Тогда, пошли потихоньку.

Идут на кухню. МАРИНА себе делает бутерброд, наводит кофе. Ему наливает грамм 50 более нормального коньяка. НИКИТУ мутит от одного его вида. Он долго держит рюмку, пока, наконец, не решается выпить.

МАРИНА. Продолжаем? Может, и тебе сделать что-нибудь? А то на голодный желудок...

НИКИТА. Ничего не хочу.

МАРИНА. Скажешь, когда захочешь, ладно?

НИКИТА. Ладно.

МАРИНА. Я сегодня проснулась очень рано. Можно сказать, после туалета и не спала больше. Все думала о вчерашних разговорах, об утреннем. Наверное, ты прав.

НИКИТА. В чем?

МАРИНА. Эксперимент не удался. Не смотря ни на что.

НИКИТА. Я тебе такое сказал?

МАРИНА. Нет. Это уже я себе сказала. Ты был предельно откровенен и прост как три копейки.

НИКИТА. Что я тебе сказал?

МАРИНА. Все что думал. И кто я, и какая я, и все остальное.

НИКИТА. Я не мог такого сказать.

МАРИНА. Но я, все равно, повторять не буду. Не хочу.

НИКИТА. Понятно. И что будем делать?

МАРИНА. Ждать завтрашнего утра. Ты меня еще можешь столько потерпеть? Рядом с собой.

НИКИТА молчит. МАРИНА тоже не хочет разговаривать.
Потом, в кровати.

НИКИТА. Марина, я так и не вспомнил, что же я тебе такого наговорил утром. Давай, расскажу, что надумал ночью.

МАРИНА. Рассказывай, если нужно.

НИКИТА. Нужно. Все пошло от твоего «светлого и чистого». Да, завелся. Хотя, ты же помнишь, мы на кухне в первую ночь именно об этом и говорили. Я же сам тебя предупреждал, а потом сам же на этом и сломался. А может и не только на этом. Было еще несколько неприятных моментов: особенно, про твоего шефа, про решения, про Севку. А потом этот неимоверный секс, когда крышу срывает, когда, вообще, ничего не понимаешь. И даже если это не может сравниться с тем, что было у тебя с Настиным отцом, то мне остается только умыть руки. Я не справлюсь.

МАРИНА. Я так и поняла ночью, когда в глаза смотрела. Ты потерялся. Может, давай попытаемся найти.

НИКИТА. Марин, а смысл? Даже если я и найдусь, что будет? Не знаешь? Будет все хорошо в постели. И все?.. Или будет хорошо, когда мы вдвоем? Но когда вмешается посторонний мир, внешний, я не выдержу. Нет, подожди, я вообще не с того начал. Есть я, есть Ритка. И пусть я даже с самого начала не представлял, как можно устроить свою жизнь, пусть я отдал ей на откуп решение этих вопросов. И она как могла, так и сделала. Пусть это она сделала для себя, но я же не возражал. И понимаешь, как ты тоже очень правильно заметила, меня это устраивало. Но прошло несколько лет, чувства потихоньку переросли в другие — стало меньше желаний, больше обязанностей. Но жизнь эта — привычна. Не могу сказать, что там она, эта жизнь, есть, но... жили же как-то.

МАРИНА. Значит, Рита, а главное — Сева, перевесили все то хорошее, что у нас было?

НИКИТА. Не перевесили, уравновесили. Ты знаешь, что ты для себя хочешь? Я тоже не знаю. И вот в таких исходных условиях надо начинать решать эту задачу. Что нам нужно? Первое, квартира. Это год-два. Дальше, как уйти? Я, конечно, не смогу забрать все с собой, лишить их того, что создавалось вместе. Тем более, это же я ухожу. Поэтому поставлю их обоих в очень сложное положение. Дальше, пусть сменится работа, пусть стану больше зарабатывать. Но много сразу, все равно, заработать нельзя. Поэтому, если жить у тебя — будет очень напряжно. Там и Настя в одной комнате, и вообще, здесь надо учиться — жить по-новой, а там, с Ритой, расставаться, вырывать из себя целыми кусками, по живому... Ладно... При всем том, что напряг у себя я могу уже предположить, так и у тебя это «большое и светлое» будет еще долго висеть в голове и портить нам жизнь. Все это так.

МАРИНА. Ну и какой же предложение, завораживающее своей новизной?

НИКИТА. Я не понимаю, какой жизни лично я хочу. Поэтому будем строить твое представление о ней. И поэтому вероятность, что получится все так же, как и с Риткой, близка к единице. И на фига в таком случае весь сыр-бор? Я не хочу ничего. Понимаешь, вообще ничего не хочу.

МАРИНА. Но вчера же было все замечательно.

НИКИТА. Было. Я и не отрицаю. А потом все вдруг взяло и перекрасилось в мерзко-грязные тона, и руки опустились, и жить не хочется. Ни с Риткой, ни с тобой, вообще... Все суета.

МАРИНА. И ты на этом завелся?

НИКИТА. На этом. Хотя, какая разница, сейчас это произошло или произошло бы годом раньше, годом позже.

МАРИНА. Никита, мы же собирались решать проблемы по мере их возникновения.

НИКИТА. Эта проблема не решается.

МАРИНА. Поэтому ты меня и обозвал трупом, который только в сексе проявляет какие-то признаки жизни?

НИКИТА. Наверное, а что еще я говорил?

МАРИНА. Говорил, что любишь, но ради этой же любви и ради спасения меня... ты должен расстаться со мной. Не мучить ни меня, ни себя.

НИКИТА. Да, строить только на сексе всю дальнейшую жизнь не получится.

МАРИНА. А мы же учились еще разговаривать...

НИКИТА. Научились на свою голову. Толку-то от этих разговоров? Вот и разговариваем, несу всякую чушь. Ты знаешь, вот ночью... Одиночество. Как у могильной ямы. И дыхание смерти... рядом с собой. И ты... привязанная ко мне, но чужая. Я сам довел до этого и себя, и тебя. И понял, что не способен. Нет ни сил, ни желания ни на что. И так хотелось почувствовать жизнь, что не выдержал, и разбудил, но рассказать все это, слов не нашлось. Да и сейчас они все какие-то убогие. Все равно, не передашь, что творилось... Что тогда, что сейчас.

МАРИНА. А почему вдруг я стала чужой? Только потому, что смогла заснуть, когда ты рядом мучился?

НИКИТА. Нет, не поэтому. Хуже было. И не поверишь почему. Потому что было слишком хорошо. Вот когда прямо перед сном, мужчина и женщина, секс... Как-то сразу выстроилось все, что было в этом плане, от Тани... до этого вот сумасшедшее неимоверного секса. Лестница, дорога, первый шаг, первый всплеск, дальше — новые ощущения, ошибки, достижения. Да, любовь или половое влечение движет миром, заставляет совершать подвиги. Чтобы добиться, чтобы получить. А я уже получил, поднялся на самый верх лестницы... И не увидел следующей ступеньки.

МАРИНА. А может, ты ее не заметил, может, не рассмотрел?

НИКИТА. Марина, ну хватит, как я ее не заметил? Ну что может быть круче того, что было у нас вчера? Да, если бы у тебя еще пропало то воспоминание о своей любви и ты считала, что меня любишь именно так... В чисто эмоциональном плане для тебя было бы круто, то есть, точно так же, как и у меня вчера. Что-то придумать большее? Не час в оргазме, а два. Это же только дело техники и желания. Но количество не даст новое качество. Ладно, в это уперся. Не скрываю. И как только понял это, вдруг как... блин... не хочется такое слово портить... озарение или, скорее всего, отрезвление. «Только на этом строить жизнь нельзя. Да, наверное, и невозможно». А тем более, если бы стали жить у тебя, то и этого бы не было — с ребенком в одной комнате нельзя — сразу разбудим. А по всем остальным сферам — только большие и очень сложные вопросы. И со всеми надо решить, надо сказать, надо убедить. Много чего надо. А руки уже тогда начали опускаться.

МАРИНА. Поэтому и спросил про то, как я представляю свою жизнь, и про Настиного отца? Чтобы убедить себя, что ты прав? Ну, правильно, если я представляю, то само собой, я же сделаю. А у тебя будет то же самое разбитое корыто.

НИКИТА. Ну да. Это уже потом все накрутилось. Когда ты спала, а я пытался найти хоть что-нибудь, за что надо уцепиться.

МАРИНА. А если я скажу, что думаю по этому поводу, ты не обидишься?

НИКИТА. Не должен бы, в принципе. Мне кажется, что это мне уже не грозит.

МАРИНА. Вот, я тут подумала, что в таком сексе энергия не теряется, а наоборот — получается. Ты получил массу положительной энергии, но направил ее не на созидание, а на разрушение. Вот если бы ты поставил себе задачу найти КАК жить, то может совсем другой результат бы получился. А ты решил направить ее на расставание. Ну а так как ее было слишком много... Представляешь, плотина. Ты решил чуть сбросить воду, но так как ее было слишком много, дамба прорвалась, и все водохранилище выплеснулось, и вода смела все на своем пути. Не похоже?

НИКИТА. Похоже, ну и ладно. Теперь уже все равно.

МАРИНА. Нет, не все равно. Есть еще я. Я понимаю, что попала случайно под раздачу и даже понимаю теперь, что утром помогала тебе добивать раненых на поле боя. Я тоже ведь завелась, и тоже решила, что мне не нужно ничего. Но сейчас у меня появилось предложение. Безотносительно того, любили ли мы вчера, не любим ли сегодня, будем ли мы завтра вместе или навсегда разбежимся. Я не хочу сейчас про это говорить. Есть я и ты. Да, что-то у нас получилось. Результат сейчас налицо и не устраивает обоих. Поэтому, у нас есть немного времени, чтобы выбраться из этого состояния и восстановить, что можно. Чтобы можно было как-то жить дальше. Тебе и мне.

НИКИТА. Марина, а смысл?

МАРИНА. Но ты же еще не умер. Поэтому придется как-то жить. Хотя бы до самой смерти. Или ты против? А смысл... У нас был какой-то курс и пара лекций перед экзаменами. Единственное, что я из этого курса вынесла, как раз про смысл жизни: что все равно, мы все умрем, но до этого еще дожить надо.

НИКИТА. Ну, только если из-за этого (грустно улыбнувшись).

МАРИНА. Значит, давай придумаем, как ты будешь жить после того, как эти наручники с нас снимут.

НИКИТА. Как с тобой строить отношения или с Ритой?

МАРИНА. Никита! Я сейчас тоже матом начну ругаться. Причем тут мы с Ритой? Как ТЫ собираешься жить? Ладно, задам попроще: как ты хочешь жить, чтобы тебя утраивало?

НИКИТА. Я же тебе сказал, не хочу. Ладно, не смотри так. Понял, я не заканчиваю жизнь самоубийством. Так устраивает?

МАРИНА. Да, именно это я и хотела услышать. А если не собираешься, то надо придумать для тебя комфортные условия для жизни. А уж потом, как только ты сможешь определиться, как ты хочешь, тогда и решишь, с кем ты сможешь так жить.

НИКИТА. И ты мне позволишь это делать? Не будешь меня перегибать в свою жизнь?

МАРИНА. Если это буду я, я не знаю. Может, меня и устроит, может, буду добиваться себе более комфортных условий. Но я бы предложила пока абстрагироваться от этих личностей... особенно, этих двоих: Рита и Марина.

НИКИТА. Да, в такой формулировке вопрос сложный. Человек — скотина общественная. Поэтому и абстрагироваться от влияния общества и людей рядом очень сложно и непривычно.

МАРИНА. Но в любом случае, человек же всегда один и борется или мирится с окружающим миром, с влиянием мира его на жизнь.

НИКИТА. Можно и не воевать, у меня иногда получалось. Сначала отделяешься от него, потом понимаешь, что если ты не воюешь, то и он объявляет тебе перемирие или хотя бы нейтралитет. Но в данном случае не получится: Рита не поймет, родители не поймут. В любом случае будут, если не действия, так слова, а это вызовет ответные действия, и все снова закружится. Можно не воевать с миром в целом, но с отдельными людьми все равно придется.

МАРИНА. Ладно, не хочешь ты меня слушать. Хотя, давай, есть и тут выход. Ты сказал про ответные действия. Не делай их.

НИКИТА. И даже нельзя защищаться? Пусть добивают?

МАРИНА. За что? Что ты ко мне уходишь? Так ты же еще не уходишь. Может, не ко мне, тоже понимаю: Рита, как жена тебя не устраивает. Можно уйти в никуда. Значит, ситуация становится еще проще. Ты уходишь от Риты. И все. Начинаешь жить один. Как?

НИКИТА. Плохо.

МАРИНА. Значит, не уходишь. Хотя неправильно так. Я тебя хотела поставить в такие условия, чтобы ты мог решить, что же тебе самому нужно. А ты все сводишь к этому тяжелому моменту расставания с прошлой жизнью. Ну реши, что ты с нею благополучно расстался, она нашла себе кого-то, живет так, как она хочет и ей это позволяют. Я тоже где-то с кем-то живу, и у тебя нет никаких глобальных обязательств ни перед Ритой, ни передо мной.

НИКИТА. А ты будешь считать меня... очередным лекарством... или курсом лечения, после которого ты все же научишься жить нормально?

МАРИНА. Пусть будет даже так. Можешь представить себе такую жизнь? И в этих условиях как бы тебе было комфортно?

НИКИТА. Квартира, машина, работа... и чтобы все устраивало? В принципе, возможно даже такое представить. Работа та же, не занимающая много времени, но позволяющая жить так, как хочется. Дома, чтобы все было приспособлено, чтобы все было, как я хочу. Что положил куда, то там и лежит. Комп, Интернет... хотя, не знаю... телевизора не хочу, и Интернет тоже надоел порядком. Но в любом случае, нужен. А вот чем занять свободное время? Его же столько появится. Был бы Севка рядом. Ладно, не отдаст же, только время от времени. Я тебе честно говорю, не знаю. Вот занять себя чем-нибудь для убивания времени неохота, что-то полезное делать? Книги читать? А смысл?

МАРИНА. А отдыхать?

НИКИТА. От чего? От постоянного отдыха? Отдых хорош как смена деятельности, а если ты постоянно в этом режиме.

МАРИНА. А может, ты чем-нибудь в детстве не дозанимался? Может, там остались какие-то увлечения, чтобы ими можно было заполнить время с пользой и интересом?

НИКИТА. Чем я только не занимался, но все как-то само собой проходило, и больше к нему и не тянет.

МАРИНА. Да, сложный случай. А чем еще не занимался? Может там поискать?

НИКИТА. Да, сколько еще сфер приложения сил. Не знаю. Надо же попробовать.

МАРИНА. Значит, будешь пробовать все подряд, может, что и понравится. Продолжаем? Второй человек тебе нужен рядом?

НИКИТА. Нужен. Точнее, нужна. По крайней мере, будет чем занять часть своего времени.

МАРИНА. И как ты ее представляешь?

НИКИТА. Если не брать вас двоих, то не представляю. Ладно, будем считать женщина, не совсем молоденькая, чтобы была любовь. Блин, снова несу хрень. Сам же не верю, не знаю, что это, и вообще, наверное, такого и не существует. Вот тут — клин. Я понимаю, как бы я мог жить один, но когда появится она... Она же войдет в дом со своими порядками, привычками, правилами, желаниями. И я начну их воплощать. Времени свободного масса. И его надо занять, поэтому и сделаю то же самое все снова, что и с Риткой. Сделаю ей комфортную жизнь, чтобы самому уйти делать все заново. Не хочу! Хрень это все!

МАРИНА. Значит, надо сначала найти то, что тебя займет надолго, чтобы можно было выбирать, какую часть времени посвятить себе, какую ей. А еще лучше, чтобы это было одно увлечение для обоих. Как ты думаешь?

НИКИТА. Совершенство возможно только на небесах. А тут надо, чтобы была любовь, чтобы было дело общее, чтобы нравились друг другу, чтобы в постели все получалось. И еще, чтобы было у обоих желание жить вместе.

МАРИНА. Так да или нет? Ты допускаешь такую возможность хотя бы для себя?

НИКИТА. Очень маленькая вероятность. Но, если ты настаиваешь, то я согласен, что это возможно.

МАРИНА. А я мало того, что допускаю, так я еще знаю двоих, которые подходят тебе почти по всем пунктам.

НИКИТА. Марина и Рита. С одной, Ритой, нет любви — она закончилась... А с тобой нет общего дела, которое мы еще не придумали. Ты это хотела сказать?

МАРИНА. Почти. Есть небольшая разница, и не по одному пункту, а по двум у обеих. Ты еще забыл, что недостает: про постель с Ритой и про мое желание быть с тобой. У меня его тоже еще искать надо, после того, что было сегодня утром.

НИКИТА. Ну и соответственно, ты меня возвращаешь ей?

МАРИНА. Никита, ты, правда, так думаешь или специально издеваешься?

НИКИТА. Почему? Что я такого спросил? Я же только хотел узнать твое мнение.

МАРИНА. Поняла. Ты бы так и спрашивал, а не окольными путями выпытывал. Мое мнение? Мне без разницы, почти во всех случаях, за исключением самого маловероятного, которого я теперь совсем не хочу. Я, наверное, не смогу жить с тобой. По этому вопросу я готова говорить, готова спорить, если ты примешь именно такое решение, а все остальные исходы меня устраивают. Я тебя отпускаю. И не имею никаких претензий. Может, только мало тебя отблагодарила за вчерашний день... (кланяясь до земли, желательно той рукой что с наручниками). Спасибо тебе! А если мало, готова компенсировать.

НИКИТА. Я не люблю этого слова и такой постановки вопроса. Когда в отношения вмешиваются деньги, ты же помнишь, они пачкаются.

МАРИНА. Но мы же с тобой это обсуждали. Я готова отдать свой долг морально, физически, но не деньгами, не подарками.

НИКИТА. Ты мне ничего не должна, и никогда не была должна. Скажи, что я тебе еще утром наговорил?

МАРИНА. Не хочу.

НИКИТА. Марина, а я ведь тоже не могу каяться в том, чего не помню.

МАРИНА. А я тебя и не виню. Просто ты показал мне мое место. И это после того, что ты мне наговорил вчера. Я поняла, что ты очень во многом прав. Я именно там и нахожусь. А теперь ищу, как мне отсюда выбраться, как начать новую жизнь с нового листа.

НИКИТА. И что это за место?

МАРИНА. Я в твоей жизни — никто, и звать меня — никак. Вот, кстати, этому я поверила даже больше, чем вчерашним твоим планам на совместную жизнь. И уже смирилась.

НИКИТА. Марина, но я же так не думаю. Сейчас я так не думаю.

МАРИНА. Ну и хорошо, и не думай. Особенно обо мне. Можешь считать — Бобик сдох.

НИКИТА. Это ты о чем?

МАРИНА. Я о наших взаимоотношениях. Считай, что осталось тут не больше суток, а там, каждый пойдет своей дорогой.

НИКИТА. Не понимаю, Марина, ты чего это вдруг на попятную пошла?

МАРИНА. Никуда я не шла. Ты или совсем меня не слушаешь или прикидываешься? Я же тебе еще после завтрака сказала, что мне надо выйти из этой ситуации с наименьшими потерями. Как-то переработать все отрицательное, что было получено, ну и по возможности оставить все хорошие уроки.

НИКИТА. Так ты серьезно не хочешь продолжения наших отношений?

МАРИНА. Более чем. Ну, ты пойми, зачем мне это нужно? Ведь, по большому счету, меня же моя жизнь устраивает. Или ты думаешь, что мне терять нечего, если у меня нет штампа в паспорте? И то, что рядом со мной нет мужчины. Так он же есть. Ты же знаешь, и мужчина, и спонсор в одном лице. Притом, я уже привыкла жить одна, ну, не одна, а с Настей. Но в любом случае, привычный распорядок моей жизни меня устраивает. А тут, если вдруг мы бы начали жить, мне надо расставаться с шефом. Это не страшно, расставаться, все равно, придется. Не сейчас, так через полгода. Но ты же понимаешь, что после этого расставания мне грозит?

НИКИТА. Придется увольняться, наверное.

МАРИНА. Правильно, расчет, если не через две недели, так через 24 часа. Даже отрабатывать не заставит, лишь бы меня больше не видеть. Итак, безработная, в однокомнатной квартире, а если и ты придешь. Как Настя тебя примет? И примет ли вообще. Потом, ты вдруг переругаешься с Ритой, а если еще выпьешь, и будет повторение сегодняшнего концерта, с теми же словами, с диким ором, с трехэтажным матом. Я не готова к этому, а если это случится при Насте? Я считаю, что обмен неравноценен. А что я, вообще, приобретаю? Только надежду, что когда-то ты выпутаешься из своей ситуации, решишь все свои проблемы, и, наконец, займешься нашими.

НИКИТА. Марина, ты слишком мрачную картину нарисовала. А любовь, которая поможет преодолеть все трудности?

МАРИНА. Любовь — любовью. Но ты же не знаешь, как и зачем жить даже сейчас, когда трудности только планируются, а что будет потом, если они вдруг навалятся в реальности. А они ведь в любом случае будут.

НИКИТА. А ты считаешь, что ты выберешься с меньшими потерями?

МАРИНА. Однозначно. Я пока не расстаюсь с шефом, поэтому временно есть и работа, и все остальное. Ну и потом я знаю, чем заниматься, и что искать. А если цель поставлена, и возможности появятся. Тем более с моим подходом к жизни: прагматичной беспринципной стервы, это получится.

НИКИТА. И что же ты будешь искать? Любовь? Своего человека?

МАРИНА. Да нет, все гораздо прозаичнее. Сначала секс, потом общее дело, если это получится найти, останется только научиться разговаривать. Вот это и будет любовь.

НИКИТА. Значит, эксперимент закончился неудачей, провалом?

МАРИНА. Для кого как. Я обязательно уговорю его явочным порядком на двое-трое суток в наручниках. Мне понравилось.

НИКИТА. Так ты считаешь, что мы рано начали? Мы так мало знаем друг друга, поэтому и результат такой?

МАРИНА. Да нет, не настолько мало мы знакомы были до этого. Но тут по-другому себя чувствуешь. Вот даже сейчас, можно и не разговаривать, а ведь приходится же. Потому что есть такой срок — эти пресловутые 60 часов. И пока они не закончатся, мы вынуждены и общаться и быть вместе.

НИКИТА. Марина, подожди, не прогоняй меня.

МАРИНА. Я тебя не прогоняла. Ты сам ушел, и мне показал на дверь.

НИКИТА. А можно вернуть? На каких условиях ты бы согласилась?

МАРИНА. Честно скажу, не знаю. Ничего другого, кроме слов, ты сейчас дать не можешь. А вот верить в них или нет?.. У меня нет больше желания. Ну и то, что я тебе рассказала, что про Настиного отца, что про шефа, тебе же это покоя не даст.

НИКИТА. А в следующий раз ты расскажешь не только про них, но и про меня?

МАРИНА. Конечно, расскажу. И если он не примет этого, значит, любви нет. Будем искать следующего. Кстати, забыла, ты чего-то там говорил про лестницу, про последнюю ступеньку. Знаешь, что я подумала, я поняла, что у тебя закончились даже представления, что может быть лучше. А доказательств для этого нет никаких. А я просто верю, что может быть и лучше. К тому, что было вчера, добавить мое «большое и светлое чувство» — это уже будет не то, что следующая ступенька, а вообще, может быть, новая лестница. И я хочу этого! Поэтому знаю, что у меня такое будет.

НИКИТА. И, конечно же, без меня.

МАРИНА. А ты хочешь сказать, что я тебе нужна. Только я?

НИКИТА. Похоже, что нужна.

МАРИНА. Для того, чтобы повторить предыдущий неудачный опыт?

НИКИТА. Ну, хватит язвить. Давай, попробуем пожить год-два вместе, а потом решим.

МАРИНА. Не хочу. Мне одного срока — утро понедельника — хватает, чтобы терзаться и мучиться и не дать себе право поставить точку сегодня же. А ты предлагаешь оттянуть на два года состояние неопределенности.

НИКИТА. Извини, был не прав. Ладно, другое предложение. Мы начинаем жить вместе. И не у тебя — снимаем квартиру, на это уйдет, максимум, неделя. Дальше, твою, можно либо сдать, либо, даже пусть постоит хотя бы пару месяцев на всякий случай. Чтобы можно было всегда уйти тебе, когда вдруг снова желание такое появится — расстаться.

МАРИНА. Ты нашел, чем себя занять в свободное время?

НИКИТА. Считай, что нашел, по крайней мере, на год-полтора. Сделать себе квартиру, точнее, нам. С твоей работой, я думаю, тоже не будет проблем. Уволишься, через две недели или как получится, и сразу же открываем фирму. Получится у тебя быть директором, не получится, видно будет. В случае чего, найдем еще компаньона, который сможет. Хотя, если поднапрячься, можно и самому, если будет такая необходимость. Тем более, что на бумагах я буду в любом случае директором. А ты, если бы ты смогла взять все в свои руки, мы бы гораздо больше смогли бы. Если это будет общим делом, то сама понимаешь, какая энергия будет, и как ее можно будет использовать.

МАРИНА. А ты сам веришь в то, что ты сейчас говоришь?

НИКИТА. Да. Вот не знаю, понимаешь, когда ты меня терроризировала, чего я хочу, как клин стоял. Ничего в голову не лезло. А тут вдруг ты ставишь меня перед фактом, что ты меня уже бросила. Ладно, не бросила, ушла обратно в свою жизнь. И все. Как приказ: «Действовать!» И мысли пошли нормальные. И вообще, из всех четырех пунктов четыре условия выполняются. Осталось только пятое — твое желание.

МАРИНА. Поняла. Поэтому, пока и не верю.

НИКИТА. И еще что хотелось бы... Жить вместе, пока хочется обоим.

МАРИНА. Мне надо подумать.

НИКИТА. И в чем проблема?

МАРИНА. В словах. Если бы это было вчера, я бы согласилась. Но есть сегодня, есть завтрашнее утро. И на одной чаше весов — твои слова и мое желание, а на другой — вся моя жизнь, прошлая и будущая. Прости, я сейчас не дам ответа.

НИКИТА. Я не тороплю.

МАРИНА. И на том спасибо. Ты помнишь, у нас там, по-моему, леденцы были. Я чаю хочу.

НИКИТА. Пошли варить. А ты есть не хочешь?

МАРИНА. Пока нет. Может, только напиться, чтобы не думать.

НИКИТА. Марина, ну хватит.

МАРИНА. А что я сказала? Или думать может только мужчина, о том, как жить дальше, а баба она же дура, не потому что дура, а потому что баба.

НИКИТА. Марина...

МАРИНА. Ну что, Марина, Марина. Почти тридцать лет Марина. А я согласна. Помнишь, по телевизору была передача «За стеклом»? Там была такая Оля и ее коронная фраза: «Как хорошо быть тупой!» Я сначала прикалывалась, а потом поняла, что это же хорошо — быть тупой, или прикидываться, как Дана Борисова. Имидж.

НИКИТА. А я еще выпью, если ты не против.

МАРИНА. Насчет тебя, не против, и сама не откажусь.

Наливают, чокаются.

МАРИНА. И за что пьем?

НИКИТА. Все равно.

МАРИНА. Хорошо. Тогда за удачное завершение эксперимента.

НИКИТА. Ты думаешь, оно будет удачным?

МАРИНА. Я думаю, он уже удачен, безотносительно чего бы то ни было. Даже не так важно, что ты мне скажешь после того, как снимут эти наручники.

НИКИТА. А ты знаешь, что я скажу?

МАРИНА. Нет, не знаю. Да и знать не хочу. В любом случае, я поняла, что я могу быть женщиной и без него.

НИКИТА. А, ты вон про что.

МАРИНА. Ну так, ясное дело. Каждому своя рубашка к телу ближе.

НИКИТА. А без рубашки еще ближе (улыбнувшись).

МАРИНА. Похоже, нам это уже не грозит.

НИКИТА. Так все запущено? А почему ты не хочешь попробовать еще раз?

МАРИНА. Не хочу, и все. Без объяснений. Может быть, я вредничаю. Но я готова... за вчерашнее... для тебя... повторить.

НИКИТА. С таким тоном? Это даже хуже, чем в компенсацию.

МАРИНА. Вот же привязался с этим словом. Ну не в компенсацию, а в благодарность. Так тоже не хочешь? Ну и ладно, не навязываюсь. А вопрос можно?

НИКИТА. Не понял, чего это вдруг ты стала спрашивать разрешения?

МАРИНА. Ну, в любом случае, вопрос не из самых приятных. Ты меня тоже боишься?

НИКИТА. А кого еще? Почему «тоже»?

МАРИНА. Риту, например.

НИКИТА. Я не боюсь. Это другое отношение... уважение, жалость... может, еще что намешано.

МАРИНА. Без разницы, значит, боишься. А тебе сказать, почему я тебе не верю?

НИКИТА. Ты можешь это объяснить?

МАРИНА. Могу, конечно. Тебе же нужен приказ. Мой, Риты, чей угодно, который ты будешь выполнять, пока не посчитаешь нужным это безобразие прекратить. Ты мне скажи, подчиняться — это у мужчин в крови? Или впитано с молоком матери?

НИКИТА. Воспитано, наверное. Не знаю.

МАРИНА. Вот, я честно признаюсь, что могла бы любого развести с его женой. Необходимо только правильно себя вести. Причем, недолго, до тех пор, пока не станет жить со мной, но перспектива занять ее место, меня всегда останавливала. Я, конечно, не верю, что остались такие мужчины, что, встретив меня и даже начав жить со мной, они останутся всегда верны мне. Но со стопроцентной уверенностью могу сказать, что если правильно себя вести, хотя бы два-три месяца, мужчина будет твой, ему только сказать об этом нужно.

НИКИТА. Я сам вижу, что ты меня уже закабалила.

МАРИНА. Заметь, не ставя перед собой такой цели.

НИКИТА. Значит, чисто автоматически, не думая, но действуя правильно.

МАРИНА. Выходит, я права. Женщины воспитывают, значит, также могут ими, мужчинами, распоряжаться. А ты не думал, что им тоже хочется?

НИКИТА. Мужчинам?

МАРИНА. Нет, женщинам. Чтобы хоть кто-то взял на себя ответственность за нас. Чтобы не надо было думать за каждого ребенка, что ему надеть сегодня, что он должен сделать для меня в этот год, в следующие пять?

НИКИТА. Не понял, так ты хочешь сказать, что ты и шефа можешь увести из его семьи?

МАРИНА. Даже сейчас, когда он мне сто лет не нужен, могу. Надо только предъявить весь список требований, а после их выполнения, потребовать в 5-10 раз больший, пока не загнется. Или пока не станет жить со мной, а потом всю его жизнь переключить на свои проблемы. Ты полагаешь, что я об этом не думала?

НИКИТА. Значит, если ты завтра решишь, чтобы он ушел из семьи, он сразу же к тебе побежит?

МАРИНА. Нет, ты неправильно понял. Да, я могу так сделать, но искать буду другого, своего.

НИКИТА. Я свой.

МАРИНА. Нет пока. Знаешь, что меня в твоих сегодняшних предложениях не устроило? Что ты готов все сделать для меня, ради меня. Это, конечно, льстит, но в любом случае, получив от тебя все, я останусь там же, где и начинала — ты меня бросишь. И не потому, что ты такой плохой, а потому что ты будешь жить моей жизнью, а не своей. Вот если бы ты сказал, что сам для себя хочешь, я бы тебе поверила.

НИКИТА. А это должно быть нечто материальное?

МАРИНА. Любое: материальное, духовное, на уровне разума или заморочек. Все, что угодно, но только не решение моих проблем.

НИКИТА. Значит, если бы я вдруг тебе сказал, что я хочу и для себя, ты бы мне поверила?

МАРИНА. Я бы тебя поняла хоть немного. Понимаешь? Вот сегодня весь день говорим, говорим, а ты так ни разу и не дошел до мысли, что не девки виноваты. Рита, Таня, я, следующая, что у тебя жизнь не получается. Если все они кругом виновны, то получается, что это только твоя проблема и ничья больше. Но ты до этого так и не дошел.

НИКИТА. Но это же и так понятно.

МАРИНА. В принципе, я знаю, что ты понимаешь все это, на словах. Но свою жизнь ты же сам делаешь, что с Ритой, что со мной. Отдав все свои силы на решение чужих проблем, ты забываешь про свои. И ты не можешь сказать, что их нет. Они есть, но ты их даже не формулируешь, потому что боишься, что их придется решать. А оно тебе надо? Может, пусть лучше так, как идет. А потом ведь всегда можно обвинить... ее... Что она не учла твои проблемы, не заставила тебя их вычленить и решить. Но сам понимаешь, ее проблемы ты решаешь, а про твои никто и не догадывается, потому как они и не сформулированы, тем более, не переведены в задачу.

НИКИТА. И что ты предлагаешь?

МАРИНА. Сейчас — ничего. Выдумывать твои проблемы, за исключением страха одиночества и страха повторения — нет смысла. Я предлагаю подождать Сашку.

НИКИТА. Так это же очень долго. Может, начнем все сначала?

МАРИНА. Начинать? А смысл? Что изменится за эти несколько часов? Ты можешь измениться? Ты поймешь, как надо жить? А долго-недолго? Не дольше, чем мы здесь уже. Если честно, я уже устала, очень. И ничего не хочется. Надо только добыть это время, дожить до утра. И второй раз за все время, мешают эти наручники.

НИКИТА. А в первый раз утром?

МАРИНА. Утром, когда ты спал. Очень курить хотелось. Но повторить утренний подвиг, когда жизненной необходимости нет, оказалось, совершенно невозможно.

НИКИТА. А ты так и не покурила? Тогда пойдем.

Идут на кухню, курят молча. НИКИТА даже не наливает... Думает, глядя куда-то в сторону. И только иногда пристально смотрит на МАРИНУ, которая занята только сигаретой, она даже не перехватывает его взгляды.

МАРИНА. А ты никогда не курил?

НИКИТА. Не-а, как-то пронесло. В детстве попробовал — не понравилось, и не стал привыкать.

МАРИНА. А я сначала выделывалась, потом курила, бросила. А когда Насте было уже года два, снова начала. Да потому что нервы ни к черту.

НИКИТА. А ты говоришь, что такая жизнь устраивает.

МАРИНА. Устраивает, потому что привычна. И уже знаешь, что ждать и что делать в этом случае. Так что ты собираешься делать с понедельника?

НИКИТА. Одно знаю точно: с Ритой поговорю завтра же.

МАРИНА. Собираешься отвоевать себе место под солнцем?

НИКИТА. Да нет, вот чего не хочу, так воевать или даже отвоевывать. Тем более, место под солнцем всегда есть, его надо просто занять. А остальным придется принимать или не принимать это.

МАРИНА. Ну и хорошо. Хоть не совсем в разбитом состоянии отсюда уйдешь. А то я тут уже себя накрутила, пока курила. Пойдем туда. Меня напрягает кухня, и особенно, если тут нечего делать...

НИКИТА. А когда есть что делать?

МАРИНА. Ну, когда есть чем заняться, занимаюсь. Еда должна быть, должна быть разная, и самое главное, должна быстро готовиться. Исходя из этих условий, и получается время пребывания на кухне.

НИКИТА. А гости у тебя часто бывают?

МАРИНА. Нет, не часто. Ты же не был. И никого не привожу домой. Дом — это святое. А чего ты спрашиваешь?

НИКИТА. Так, для поддержания разговора. Пошли в кровать. Там удобнее. (Идут в комнату.) А ты знаешь, Марина, я бы не хотел с тобой расставаться насовсем. Можно ведь остаться друзьями.

МАРИНА. А смысл? Твоя женщина, хоть Рита, хоть новая, будут тебя ко мне ревновать, тебе будут лишние напряги.

НИКИТА. И тебе тоже, извини. Просто подумал, что ты уйдешь из моей жизни навсегда, грустно стало. Так не хочется, чтобы все так закончилось.

МАРИНА. А по-другому закончиться и не могло. Сначала — «Ах!» Потом — «Ох?» Потом — «Эх...» — обычные человеческие отношения.

НИКИТА. Ты знаешь, Марина, я вот думаю, если бы этот тест прошли бы по-другому, может, чуть позже, может, если бы я тебе заранее рассказал о своих планах, или хотя бы поговорили серьезно об этом, перед тем как остаться здесь в наручниках, интересно, изменилось бы что-нибудь?

МАРИНА. Нет. Все было бы также или еще хуже.

НИКИТА. Это еще почему?

МАРИНА. Ты же знаешь, что я сюда шла, провести двое суток с тобой. Без лишних планов, без заморочек на будущее. Был бы у меня серьезный подход, думаешь я тогда стала бы рассказывать про все? А в голове план, расчет на нужный исход эксперимента. Хотя, кто же его знает, не знаю. Мне сразу показалось, что было бы хуже, а вот объяснить почему — не могу. Но вот то, что было бы у двоих сомнение, этого бы вполне хватило, чтобы обоим испортить праздник, игру. И вчерашнего могло не получиться.

НИКИТА. Только из-за серьезного подхода?

МАРИНА. Скорее, из-за слишком серьезного. Ты знаешь, иногда мы так себя накручиваем, столько придумываем всяких условий, что потом не можем с места сдвинуться. Вот как мой первый секс после Настиного отца. Я сейчас подумала, что вдруг бы случилось так, что я бы шла как на проверку отношений. Все, уже были бы куча комплексов, куча запретов. А тут, заранее определились, что приключение или игра. Игра, кстати, получилась. А на серьезности сразу сломались. Никита, а можно я посплю? Хотя бы часа три. Я, правда, очень устала за весь этот бесконечный день.

НИКИТА. Поспи. Я, может, тоже засну с тобой рядышком.

Затемнение... спокойная релакс-музыка... которая к концу переходит... сначала в тревожную (Вангелис «Спираль»), а потом чуть ли не в «Голоса родных». Свет. Она лежит, отвернувшись, наверное, плачет. У Никиты виноватый вид.

НИКИТА. Марина. Мариночка, ну хватит, пожалуйста. Прости.

МАРИНА. Зачем ты это сделал?

НИКИТА. Мне показалось, что мы помирились.

МАРИНА. Мы помирились, но ближе не стали. И можно было бы расстаться, оставив хорошее воспоминание друг о друге, а теперь и это невозможно.

НИКИТА. Может, я попытаюсь объяснить?

МАРИНА. Да что объяснять? И зачем? Хотя, делай, что хочешь.

НИКИТА. Ты помнишь, как мы засыпали? Рядышком, на расстоянии цепочки. Ты быстро заснула, минут через тридцать заснул и я. Не знаю, сколько прошло времени, но когда я проснулся — мы обнимались. И ты так сладко спала, и твое дыхание щекотало мою шею. Я старался не разбудить тебя, чуть-чуть только ласкал, тебе не было неприятно. Я же видел, я чувствовал. Поэтому где-то через час решил, что можно, да и ты совсем не сопротивлялась. И даже мне казалось, сама хотела. А потом, открыла глаза, даже чуть возмутилась... А потом совсем плохо стало. Вот именно это: делай, что хочешь... Тебе было плохо со мной?

МАРИНА. Но это же тебя не остановило.

НИКИТА. Я думал, что смогу тебя завести, но не получилось. Прости.

МАРИНА. Ты... не знаю... изнасиловал меня...

НИКИТА. Я не хотел этого, мне показалось...

МАРИНА. Креститься надо, когда показалось.

НИКИТА. Марина, я признаюсь, что был не прав. И надо было остановиться сразу, как только ты глаза открыла.

МАРИНА. Вот, испортил все.

НИКИТА. Ну, Марина, прекращай. Я прошу тебя. Может быть... А может быть, давай еще раз, только ты захоти, и все исправится. И получится ведь все.

МАРИНА. Не хочу. Можешь считать, из вредности. Может, я сама хотела перед самым приходом Сашки, на прощание, а теперь совершенно не хочу.

НИКИТА. Ну и ладно. Значит, я снова все испортил. Или тебе захотелось испортить самой, а на меня переваливаешь.

МАРИНА. Я была морально не готова, а ты воспользовался этим. Все, я не хочу больше разговаривать.

Молчат, каждый делает вид, что занимается своим делом.

МАРИНА. Пойдем в туалет.

НИКИТА. Вот, а говорила, что не будешь разговаривать...

МАРИНА. Дурацкий тест, дурацкая игра. Все не по-человечески.

НИКИТА. Марина, я прошу тебя, не надо. Ты же сама понимаешь, что несешь пургу. Все же классно. И было и есть. Ты вот загналась во что-то, и никак не хочешь выбираться.

МАРИНА молчит

Возвращаются. Снова молчат, МАРИНА отвернулась.

НИКИТА. Марина, скоро придет Сашка. Ты обещала мне сказать.

МАРИНА. Ну и, слава Богу. Как будто ты не знаешь, что я скажу.

НИКИТА. Но все равно, хотелось бы услышать.

МАРИНА. Спасибо за эксперимент. За тест, за субботу. Не поминай лихом. Ты же сам понимаешь, не всегда можно, как хочется.

НИКИТА. Тебе спасибо за все. Об одном я только жалею, о том, что мы так и не договорили. И вообще, это была самая тяжелая ночь в моей жизни.

МАРИНА. Я, конечно, не думаю, что мы станем друзьями, но здороваться будем. И у меня все равно останутся самые хорошие воспоминания об этих 60 часах. И о тебе тоже.

НИКИТА. Марина, а ты думаешь, мы правильно поступаем, решая так?

МАРИНА. Только время покажет, правы мы сейчас или нет. А вот и Сашка.

Те же и САШКА.

САШКА. Привет, как вы, живы? С голоду не умерли?

НИКИТА. Привет. По моему половина еды тебе останется. Мы не успели ее поесть.

САШКА. Ну что, отпускать вас? Или еще на недельку останетесь?

НИКИТА. Отпускать.

МАРИНА обнимает НИКИТУ, крепко целует в губы.

МАРИНА. Спасибо тебе за все. (И только после этого дает САШКЕ руку, чтобы тот открыл наручники)

САШКА открывает наручники, выдает телефоны, они сразу включают. Собираются и уходят в разные стороны сцены. САШКА с НИКИТОЙ, МАРИНА одна. Как только скрываются за кулисами.

Звонок. Голос НИКИТЫ за сценой.

НИКИТА. Марина, я приду вечером домой. Не прогонишь? Мне надо столько тебе рассказать, что я тут надумал.

МАРИНА. (Пауза) Приходи. Жду.

Занавес

21 ноября – 17 декабря 2005