Полнолуние

Часть 1-я

Отец с мачехой уже месяц жили на даче, когда я решила посетить наши недавно приобретенные владения. Сдав последний экзамен летней сессии и отметив это знаменательное событие в кругу сокурсников, я отправилась за город. Было десять часов вечера, когда я сошла со ступенек электрички на пустынной станции и пошла пешком.

Погода была хорошей: тучи, заслонявшие небо в городе, исчезли, ветер утих. Мне нужно было пройти минут двадцать по краю леса мимо чужих садовых участков, и я бодро, размахивая сумкой, продвигалась вперед, напевая вполголоса какой-то привязавшийся попсовый мотивчик.

В воздухе стоял пряный запах незнакомых цветов. В это короткое время перетекания дня в ночь ни в одном из домов еще не горел свет, и заходящее солнце сопровождало меня, бросая блики на темные окна. Лес постепенно погружался в сумерки, и я различала только первый ряд стволов деревьев, почетным караулом стоявших у дороги. По непонятной мне причине очень захотелось войти в темноту леса и раствориться в ней. Я стала всматриваться и вслушиваться в манящую черноту.

Вдруг мне показалось, что в глубине леса замелькали огоньки и раздались негромкие мелодичные звуки, похожие на звон колокольчика. Я остановилась, как вкопанная. Не могу ручаться, но тогда мне почудилось, что метрах в двадцати-тридцати от меня происходило какое-то движение, параллельное дороге: слышался топот копыт, сквозь гущу деревьев проглядывало мерцание пламени, как будто кто-то проехал по лесу верхом с факелом в руке. Продолжалось ли это мгновение или намного больше — не знаю. Только когда я очнулась, солнце совсем скрылось за горизонтом, а на небе в полной тишине висел серебристый диск почти полной луны.

В принципе, ничего сверхъестественного я не увидела. Почему кто-то не может проехать на лошади верхом по лесу, освещая себе путь? Но почему по лесу, а не по дороге? Любопытство распирало меня. Я поспешила вперед, уносясь в мыслях в придуманную тотчас же сказку о рыцаре из запредельного мира, случайно проскакавшем на своем черном коне по краешку моей судьбы. Я и раньше представляла себе подобную встречу и очень хотела ее. Я столько раз напрягала свой разум, погружаясь в мир иллюзий, что научилась вызывать подобные образы по своему желанию в любое время.

Мир духов и привидений никогда не пугал меня. С детства обожавшая страшные сказки и истории, я была уверена, что тот невидимый и этот видимый миры должны обязательно где-то пересекаться. Мне было просто необходимо хоть однажды оказаться в точке их пересечения, чтобы обрести скрытые рычаги власти над теми, кто боится и не верит в существование потусторонних сил.

Я быстро сориентировалась. Оказалось, что я стою как раз у своей дачи. Решив, что завтра надо будет прогуляться по этому лесу, рассмотреть все и попробовать отыскать своего рыцаря, я вошла в дом. После чая последовали пустые расспросы о делах в городе, об универе, сессии и прочей ерунде. Мачеха все допытывалась, не нашла ли я себе какого-нибудь парня за то время, пока их не было дома. Я отнекивалась, потому что всегда избегала того, чтобы родители вмешивались в мою жизнь.

— У меня все в порядке,— сказала я,— и, вообще, я хочу спать.

==========

Глубокой ночью я проснулась и долго лежала, пытаясь заснуть, но то ли сон совсем прошел, то ли нужно было что-то еще решить. Я открыла глаза, сквозь тонкий тюль занавесок на меня глядели звезды. Поддавшись неосознанному импульсу, я поднялась, чтобы отодвинуть занавеску. На темно-темно синем фоне неба светились мириады миров.

Бесконечная Вселенная стучалась мне в душу. Нет ничего прекраснее и совершеннее ночного неба! Прямо над моим окном одна звездочка светила очень ярко. Казалось, она своим светом делает ближайших соседок менее значительными. Сначала я подумала, что эта яркая звездочка - я, но потом что-то смешалось у меня в голове, и я назвала ее - Любовь. А что такое любовь? Чем она отличается от других чувств? Кто-то умный сказал: «Бог есть любовь». Красивая фраза, но абсолютно непонятная. Кто такой Бог, что есть любовь? Может быть, это абсолютное счастье? А кто счастлив? Наверное, только сумасшедшие. Значит, любовь не только счастье.... Бывает, что один страдает, любя, а другой живет своей жизнью и даже не подозревает, что он любим. Мне бы не хотелось такой любви. А есть еще мнение, что бьет — значит любит. Не понимаю, как можно любить того, кого бьешь, кому наносишь боль. А ревность? Как бы с этим разобраться? Кто может дать мне такие ответы? И где моя любовь? Можно ли ее найти?

Я думала о том, что сегодня на новом месте мне обязательно приснится мой суженый, и у меня возникло такое чувство, что замеченные мною огоньки в темном лесу и эта яркая звезда — хорошие предзнаменования. Я еще долго не могла уснуть.

Наутро я долго лежала в кровати, пытаясь вспомнить, не видела ли я во сне жениха: нет, вроде бы, всю ночь разные гадости снились из какого-то ужастика: вампиры, оборотни, зомби, море крови, отрубленные руки-ноги... Короче, мура всякая, а Его не было.

Позавтракав, я решила обследовать местность. Я не хотела спешить: мне нужно было время, чтобы все обдумать. До леса было рукой подать, но для начала я обошла кругом дом, найдя его довольно удачно построенным, и не только из-за прекрасного проекта, но и по месторасположению: через дорогу — лесная стена, а метрах в ста — река, чьи крутые повороты были видны прямо из окон дома, даже с первого этажа.

Изучив географию грядок и съев несколько ягод клубники, я, наконец, отважилась отправиться в лес, который со вчерашнего вечера влек меня с неодолимой силой. Несмотря на то, что он находился рядом с дачным поселком, даже с первого взгляда он казался непроходимым и, я бы сказала, заколдованным. Но это только подогревало мое любопытство, и я стала пробираться через густые заросли терновника, отгораживающие лес от дороги. Так как я была одета в джинсы и легкую кофточку, то ногам доставалось гораздо меньше испытаний, чем рукам и верхней половине тела. Я уже подумывала вернуться назад и одеть что-нибудь поплотнее, но заросли колючего кустарника закончились, и я вступила в незнакомый лес, где вчера с высоко поднятым факелом проследовал мой всадник. Мне даже показалось, что я увидела следы копыт его коня на слегка примятой траве, и, не думая ни о чем, пошла вперед к неизвестности, которая пока больше манила, чем отпугивала.

Вековые деревья поднимались к самому небу. Их в несколько обхватов стволы казались незыблемыми гранитными монументами. Только где-то очень высоко вверху начинались ветки, а снизу нельзя было даже различить отдельные листочки. Кроны деревьев не только закрывали солнечный свет, но и производили легкое гудение, которое мне ни разу не доводилось слышать ни в одном из тех лесов, где бывала раньше. Я все шла и шла, уже давно должен был появиться берег реки, но его все не было.

Вокруг царил полумрак. В воздухе веяло прохладой, и я было насторожилась, когда вдруг увидела, что лес закончился также неожиданно, как и кустарник, который я мужественно преодолела. Я вышла к реке. Осмотревшись по сторонам, я заметила, что нигде не было видно и признака человеческой деятельности. Даже на том месте, которое я видела со двора своей дачи, и где была видна окраина города, теперь была только небольшая рощица и пустырь. И сама река изменилась: она стала в несколько раз шире, а другой берег отсюда казался высоченным утесом.

После лесной прохлады теплое июньское солнце приятно ласкало меня своими лучами. Я присела на берегу в высокую траву, которой казалось никогда не касалась нога человека. Вдруг я почувствовала на себе чей-то взгляд, но оглянувшись, никого не заметила. Более того, кроме шелеста листьев и плеска маленьких волн о берег не было слышно никаких звуков. Ни пения птиц, ни шума дачного поселка и железной дороги, которые должны были быть где-то рядом.

Я разделась и вошла в воду, долго плавала и плескалась, нарушая своими восторженными восклицаниями давящую тишину. Никто так и не появился. Только все время я чувствовала себя под прицелом чьих-то глаз.

Выйдя из воды, я раскинулась на берегу, подставив солнцу свое бледное после зимы тело в первый раз в этом году. Может быть, хоть чуть-чуть загорю, а то прямо стыдно — лето уже в разгаре, а я с этой учебой ни разу даже на речку не попала. Ходить на грязный, усыпанный человеческими телесами и мусором, городской пляж не хотелось, а на дачу приехала в первый раз, если не считать случая самой покупки. Но это было так давно.

Я лежала на животе, пожевывая травинку, и смотрела на реку. Прибрежные кусты, отражаясь в воде, создавали причудливый перевернутый мир, завораживающий взор. Легкий ветерок бередил зеркальную поверхность и немного оживлял понравившуюся картину. Только еле уловимый плеск воды и мерное шуршание листьев сопровождали мое праздное времяпрепровождение. Но я уже стала испытывать какое-то странное наслаждение от однообразия впечатлений. Река равномерно лизала берег, голова моя уже не опиралась на руки, а лежала на траве.

Затем я впала в какое-то гипнотическое состояние. Это был сон или мечтанье — не знаю. Мне привиделось, что я стою перед двумя башнями, расположенными так близко, что пройти между ними смог бы только один человек, и то, если он недостаточно упитан. Рядом с каждой из башен — человек с головой волка. (Изображение подобных существ я встречала в учебниках по Древнему Египту.) У ног стражей — свирепые псы. Я знаю, что мне нужно пройти между башен, но зачем — не могу понять. Твердо уверена, что если я направлюсь туда из чистого любопытства, то буду тотчас растерзана псами. Значит, не готова я еще преодолеть эти ворота, нет во мне непобедимой храбрости и страстного желания. Вот если бы найти проводника, которому можно было бы верить... Кажется, вдали показалась фигура человека.

—Барышня!

Я решила не обращать внимания ни на чьи возгласы. Я должна пройти между башен сама. Я подхожу к воротам, псы приготовились к прыжку. Еще немного, и они бросятся на меня...

—Девушка!

За какое-то мгновение башни потеряли свои очертания, и перед моими глазами снова оказалась дрожащая гладь воды.

Я еще раз быстро закрыла и открыла глаза и встряхнула головой. За моей спиной кто-то был. Я повернулась.

Он стоял в нескольких метрах от меня — не очень высокий стройный молодой человек с длинными русыми волосами. Я широко раскрыла глаза и уставилась на него. Он был в одежде для верховой езды, в правой руке держал хлыстик, а в левой — жокейскую кепку. Незнакомец смотрел на меня со спокойным выражением лица. Когда он приблизился, я увидела его молодое, но абсолютно бескровное лицо, совсем белые губы и выцветшие, как бы пустые, бездонные глаза. Нельзя сказать, чтобы он был красив — обычный парень, но эта с голубизной бледность была такой неестественной... Хотя, эта неестественность не отталкивала, а привлекала, во всяком случае, такую любительницу всего необычного, как я.

—Хотите прокатиться на лошади, барышня?— спросил он, проделав какое-то интересное движение, прямо как в фильмах про старину.

—Хочу. Но я не умею. И я не знаю, кто Вы,— ответила я и тут увидела неподалеку двух совершенно одинаковых, прекрасных вороных коней.

—О себе я расскажу Вам потом, после прогулки. Не беспокойтесь. У Вас все прекрасно получится.— И он подал мне руку.

Я быстро вскочила на ноги. Его предложение мне определенно понравилось. Это будет так здорово! Меня совсем не встревожило то, что своим поведением я нарушаю заповедь Красной Шапочки: «Никогда не разговаривайте с незнакомцами!»

—Я согласна,— сказала я, натянула джинсы, блузку и направилась к лошадям.

Его крепкие руки подняли меня в воздух так легко, что я даже и не заметила, как очутилась в седле. Ничего нигде не мешало, длина стремян была подогнана как раз по мне: было достаточно комфортно. Он стрелой взвился на своего коня и оказался вровень со мной. Лошади тронулись с места и двинулись вперед раза в два быстрее, чем я предполагала. Я приподнималась в седле в такт движениям. Он ободрительно посмотрел на меня и помчался еще быстрее. Выглядел он просто великолепно. Мне не хотелось отставать, и как-то само собой получалось, что мы летели с одинаковой скоростью. До этого момента я никогда не ездила верхом, но сейчас поняла, какое это огромное удовольствие. Лошади были изящны, грациозны и послушны. Сначала я подумала, что быстро устану и наша прогулка завершится, но вскоре поняла, что смогу находиться в седле бесконечно.

По-видимому, он тоже не знал, что такое усталость. Мы потеряли счет времени, проносясь по бесконечной дороге между лесом и рекой. И только пыльное облако вздымалась вслед.

В конце концов, он резко обогнал меня, остановился и развернулся. В тот же миг прервался и мой полет.

—Благодарю за компанию,— сказал он удивительно ровным голосом, в то время как я немного запыхалась.

Я кивнула в ответ и расстегнула пару пуговиц на блузке. Он спешился и поспешил ко мне. Опуская меня на землю, он неожиданно и легко прикоснулся своими бледными губами к моей щеке. Не дав мне опомниться, привязывая поводья к дереву, молодой человек сказал:

—А говорила, что никогда в седле не сидела.

—Я сама не понимаю, как это получилось, но я же серьезно говорю, что до этого — ни разу. Но как только села в седло, мне показалось, что я с детства только и делала, что скакала верхом. Никакого страха, никакой неловкости, а положительных впечатлений — масса. Это Вы специально так подстроили?

—Нет, ну что ты! Разве я мог себе такое позволить! Ты все сама... Если бы люди знали, что они все умеют, им значительно легче бы жилось. Главное — очень захотеть, и все получится. Ты не думаешь, что нам не мешало бы подкрепиться.

—Хорошо бы. Я проголодалась, как львица, и заинтригована, как в начале детектива. Но к сожалению, я не захватила с собой корзинку для пикника.

—Зато я захватил. А потом можешь спрашивать, о чем пожелаешь.

—А как Вас зовут?

Он ненадолго замялся, казалось, вспоминал что-то давно забытое, потом улыбнулся одними кончиками губ, и в этой улыбке промелькнула и радость, и жуткая горечь:

—Дмитрий. Давай на «ты», а то как-то неудобно разговаривать.

—Дмитрий...— повторила я.— А я Саша, Александра. Хорошо, давай на «ты».

—Мне очень приятно. Ты не обращай внимания, иногда со мною такое случается, долго не могу что-то вспомнить. Вот и наш обед!— молодой человек достал из сумки, прикрепленной к седлу, что-то завернутое в плотную клетчатую ткань.— Надеюсь, что ничего не помялось во время прогулки.

Он выбрал место в тени и развернул свой узелок. Я сняла кофточку и повесила на ближайший куст.

—А я Вас, то есть тебя, вчера видела.

—Вчера?— переспросил он, сделав удивленный вид.

—Да. Я чуть было не испугалась. Ты ехал с факелом в руке, но не по дороге, а по лесу,— сказала я, еще не решаясь поверить в то, что встреченный мною сегодня незнакомец и есть тот самый рыцарь, которого я так мечтала найти.

—Понятно, понятно...

—Ничего не понятно. Странный лес у вас. Дача родителей стоит возле леса и реки, из ее окон виден город, как на ладони. Я вошла в лес, шла-шла, шла-шла... Никакой жизни в лесу, деревья высоченные, тишина гробовая... До реки не сто метров оказалось, которые можно пройти за несколько минут, а километров шесть — часа полтора сюда добиралась, не меньше. А когда вышла на берег, то реку как подменили: города не видно, железной дороги не слышно, хотя она совсем рядом. А сколько километров мы промчались? Это же уму непостижимо! И нигде никого: ни одного человека, ни одной машины. Вообще, странное место...

—Ничего, ничего, и не такое бывает на этом свете. А теперь садись к столу.

—Ладно, давай,— согласилась я, приняв как должное тот факт, что он, конечно, объяснит мне все это, когда посчитает нужным.

Мы набросились на еду. Вообще, все было так нереально и загадочно, что мне до поры до времени не хотелось ничего узнавать и выспрашивать, не хотелось портить сказку обыденными разговорами.

Больше всего меня удивляло то, что я не испытывала неловкости рядом с этим человеком, хотя по его поведению и внешнему виду ему нельзя было дать меньше тридцати. Вскоре любопытство все-таки взяло верх.

—Твоя работа связана с лошадьми?— спросила я.

—Да, и с ними тоже.

—А ты здесь живешь или работаешь?

—И живу...— он впервые засмеялся,— и работаю...

Я продолжала изучать его лицо.

—Ты очень странный, — сказала я.

—Почему?

—Ты не похож ни на одного, кого я знала до сих пор.

Дмитрий на некоторое время задумался, а потом спросил:

—Чем же?

—Ты слишком бледен, не по обстановке одет, говоришь мало.

Он дожевал бутерброд, выпил глоток воды и усмехнулся.

—А хочешь, я расскажу тебе сказку.

—Какую сказку?

—Сказку о Лейне. Когда мне было столько лет, сколько тебе, я очень любил сказки. Я и сейчас знаю много сказок.

Он посмотрел на меня, прищурившись. «Черт побери!— подумала я.— Неужели я здесь для того, чтобы слушать какие-то там сказки?» Но вслух, тем не менее, сказала:

—Как хочешь.

И Дмитрий начал свое повествование...

==========

В тридевятом царстве в тридесятом государстве, в городе, название которого давно стерлось из памяти людей, жил один странный, но очень богатый человек. Был он несколько заносчив и нелюдим, но в городе его уважали, может быть, даже боялись. Ходили слухи, что богатство свое он нажил, пиратствуя в дальних морях, но толком о нем никто ничего не знал. Человек этот появился и обосновался в городе, когда ему было уже далеко за сорок, и быстро обзавелся женой. Благо невест, желающих выйти за столь почтенного господина, оказалось предостаточно. Но не прошло и года, как случилось несчастье: жена при родах умерла, оставив крохотную дочурку на руках хмурого немолодого отца.

И назвал он девочку Лейной.

Погоревал отец, погоревал, да и женился на другой. Его внимания требовали многочисленные неотложные дела, и маленькая дочка не вписывалась в его жизнь. Нужна была женщина, способная заменить ей мать, да и без хозяйки в доме нельзя.

Лейна подрастала. Она рано начала ходить, быстро научилась говорить. Отец никогда не жалел средств, чтобы его единственная дочка ни в чем не испытывала недостатка. Маленькая красивая девчушка была украшением дома. Редкие гости не могли налюбоваться ею. Девочка своим видом, манерами, чистым нежным голоском напоминала ангела, спустившегося с небес. Она была не по годам умна и сообразительна и все схватывала не лету, так что с малолетства могла при необходимости пользоваться маленькими житейскими хитростями. Когда отец сменил жену, Лейна узнала от нее, что ее настоящая мать при родах умерла, а та женщина, которая жила у них до сих пор, не была ей родной. Вот тогда в ее душе и поселилась неприязнь к отцовским женам. Для них Лейна была игрушкой, не более того. Новая жена еще реже встречалась с Лейной: только за столом во время общего обеда, да еще иногда по праздникам или при выходах в церковь. Разговаривать им было не о чем, да и не к чему. Лейна втайне ревновала отца к мачехе, а мачеха — мужа к Лейне, хотя у того не хватало времени ни на одну, ни на другую.

Когда девочке исполнилось семь лет, отец, поддавшись уговорам жены, отправил Лейну в пансион при одном из далеких монастырей, где та должна была учиться до совершеннолетия. Потом он бы благополучно выдал ее замуж — и отцовский долг исполнен.

Попав в пансион, Лейна сразу же очутилась одна во враждебном лагере, где единственной ее целью стало выжить, завоевать себе место под солнцем. Порядки в пансионе были строгие, за каждое нарушение правил следовало наказание. Попавшись пару раз за мелкие проступки и не попавшись за более серьезные, Лейна сообразила, что делать можно что угодно, только не стоит попадаться.

Она сама не заметила, как превратилась в жуткое чудовище: злая, как черт из преисподней, но с внешностью ангела. Она убирала своих врагов с дороги с такой изощренностью, что ей могли позавидовать самые искусные интриганы. И не важно, кто вставал у нее на пути: маленькая девочка, монахиня или настоятельница. Проще всего, конечно, было с воспитанницами, ведь подставить вместо себя кого-нибудь за собственную шалость ей не составляло никакого труда. Кроме того, в ее душе огромным ядовитым цветком расцветала ненависть к мачехе, удалившей ее из дома, как нашкодившую девчонку.

Однажды, не дождавшись отца в день, отведенный для посещений, который, кстати, был всего один раз в три месяца, Лейна поклялась, что самостоятельно вернется домой. Долго она готовилась к этому побегу. Сушила сухари и прятала их в укромном месте, изучала распорядок смены постов. В конце концов, она украла ключи от входной двери, устроив так, что в пропаже обвинили самую вредную монахиню. Она дождалась полуночи и выбралась из монастыря, когда надсмотрщица уснула на своем посту.

В свои десять лет Лейна смогла бесшумно прокрасться мимо спящей монахини, также тихо отворить входную дверь и выскользнуть на свободу. В течение целых двух месяцев она пыталась найти дорогу домой. Передвигалась она только по ночам, чтобы никто ее не заметил и не вернул обратно. Припасенных сухарей хватило на две недели, так что питалась она только тем, что находила где-нибудь в лесах, садах, на огородах.

Отец, узнав о пропаже дочери, предпринял все попытки ее найти, но она как в воду канула. Он уже смирился с тем, что больше никогда не увидит свою дочурку. Но однажды ночью она босая, в драном казенном платье, худая, как дворовая кошка, постучала в дверь, и его счастью не было предела. Он пообещал ей, что никогда больше никуда ее не отпустит, и она всегда будет рядом с ним. Еще он сказал, что если бы он знал, что в пансионе так плохо, он ее ни за что туда бы не отослал. Он проклинал себя за то, что бросил ее на произвол судьбы. Это было в ту ночь, когда она вернулась. Пока девочка поправлялась и приходила в норму, отец был настроен к ней весьма любезно, но потом его снова захватили дела, и он предоставил дочь саму себе.

Прошло почти полгода с тех пор, как она вернулась из монастыря, и мачеха свыклась с тем, что девочка будет жить дома. Напуганная поведением мужа во время поисков дочери, она не ссорилась с ней и даже усмирила свою ревность. В один из дней, когда Лейна лежала больная в своей комнате, а отец уехал по своим делам в другой город, любимая собака мачехи, с которой та почти никогда не расставалась и даже брала ее в постель во время отсутствия мужа, сильно занемогла. Половину дня она тихонько скулила, а к вечеру околела. Мачеха прорыдала три дня. Не успела она оправиться от этой потери, как неприятности посыпались, как из рога изобилия. Будучи в гостях, она стояла на высоком балконе над садом, и вдруг у нее порвалось старинное жемчужное ожерелье — фамильная реликвия. Как ни старались хозяева и их слуги собрать жемчуг, больше половины, все-таки, не смогли отыскать. Потом на новом платье мачехи, специально приготовленном для бала по случаю ее дня рождения, появилось огромное кровавое пятно, которое ничем невозможно было вывести. Первое подозрение, конечно же, пало на Лейну. Но когда мачеха пришла спросить падчерицу, не она ли так зло шутит с ней, то та, еле оторвав свою головку от подушки, похлопала недоуменно своими огромными невинными глазками и высказала ей такое искреннее сочувствие, что окончательно убедила женщину в своей непричастности к ее горестям.

На следующее утро весь дом был поднят нечеловеческим воплем мачехи. Она кричала оттого, что проснувшись, увидела в своей руке огромную дохлую крысу. Это было так ужасно, что она решила немедленно уйти из этого дома. Она кинулась собирать свои вещи, но драгоценностей на месте не оказалась, вся одежда была изорвана и изрезана на такие куски, что восстановить ее было невозможно. Бросив все, как есть, бедная женщина надела единственное целое платье, как раз то самое, в котором она пришла в этот дом, и исчезла.

Отец приехал только на третий день после бегства мачехи. Узнав о случившемся и не желая выносить сор из избы, он сам провел тщательное расследование, но ничего не смог выяснить. Даже самые верные слуги, обычно докладывавшие ему обо всех даже малейших происшествиях в доме, на этот раз ничего не видели и не слышали. Заподозрив неладное, он поинтересовался у Лейны, не она ли это все натворила. Та, еще не совсем оправившаяся от болезни, всем своим видом показала, что это было бы не в ее силах, да и все домашние подтвердили то, что она даже кушать не выходила из своей комнаты. Успокоенный объяснением дочери, отец вскоре забыл прежнюю жену и через насколько месяцев женился на другой.

У этой неприятности начались с самого начала их совместной жизни. Если она появлялась на кухне, то в пирожных, приготовленных под ее руководством, вдруг попадались камешки, об один из которых она сама чуть было не сломала зуб. Драгоценности, подаренные мужем, терялись или ломались как по мановению волшебной палочки. В ее шкафах, в туфлях постоянно появлялись какие-то пауки, жуки, скорпионы. Одежда рвалась и по швам и без швов в самый неподходящий момент. А когда молодая жена по ночам оставалась одна, в ее окошко раз-два за ночь стучалось или заглядывало привидение. Причем, если она ставила охрану под своими окнами, то охранники почему-то заспали мертвым сном, а гнусное привидение снова билось в окна. Долго очередная мачеха не выдержала. После четырех месяцев мучений она сбежала куда глаза глядят.

Отец возобновил свои расследования, но безрезультатно. Лейна была вне подозрения: во время всех этих происшествий она была либо на виду, либо в своей комнате. Да и грех было думать, что такой ангел способен на дурные дела. Вскоре по городу поползли слухи, что на дом пало проклятье, и любая женщина, которая там появится, будет немедленно изгнана или погибнет. Прошел целый год, пока, наконец, отец смог снова жениться. Новая жена была привезена им из другого города и не знала ничего о тех странностях, которые творились до нее в доме мужа.

Ее звали Мона. В первый же день она пришла к Лейне пожелать ей спокойной ночи, поправила одеяло и, очень ласково улыбнувшись, ушла к себе. Лейна, удивленная таким поворотом событий, не знала, что ей думать, как теперь поступать, но потом решила, что таким образом новая мачеха хочет усыпить ее бдительность. Прошел месяц, в течение которого Мона каждый день заходила к девочке вечером пожелать спокойной ночи, а утром сама будила ее, приглашала на завтрак и, вообще, пыталась хоть как-то вытащить Лейну из ее скорлупы, разговорить, привлечь к домашним делам. Но ничего не получалось. Лейна все больше замыкалась и становилась все раздражительней. Причиной тому было то обстоятельство, что появление насекомых в туфлях или в шкафу Моны, не вызывало никакой отрицательной реакции мачехи, не было жалоб на привидение за окном, ни криков от дохлой крысы под утро в постели. Лейна стала готовить более изощренные способы изживания ненавистной мачехи.

Когда у Моны ночью из шкатулки, стоявшей на туалетном столике возле кровати, вдруг исчезло обручальное кольцо, она сказала мужу за обедом, что она, такая растяпа, потеряла кольцо, когда ездила по магазинам. Муж поворчал для приличия, но вспомнив про подобные пропажи у прошлых жен, подумал, что нечистая сила хочет отбирать у него и эту женщину. Вообще-то, он давно уже решил, что все это происходит из-за него, в наказание за ту неправедную жизнь, которую он вел до приезда в этот город, и за то, что отдал единственную свою дочку тиранам в пансион и чуть было не лишился ее. Надо сказать, что с появлением Моны он сам изменился в лучшую сторону: меньше сердился, стал мягче, добрее, у него появилось больше свободного времени для общения с дочкой и женой. У него даже зародилась надежда, что судьба подарит ему еще и наследника.

Дом стал более живой. К ним чаще стали приходить гости. Отец Лейны не был больше угрюмым отшельником на празднике жизни. Но пропажа обручального кольца жены встревожила его. Он ждал новую цепь неприятностей. И они не заставили себя долго ждать.

Через несколько дней он случайно нашел любовное письмо, написанное мужским почерком и адресованное Моне, где она, Мона, называлась любимой, единственной, а его обзывали старым идиотом. Упоминание о безумной ночи, проведенной с Моной, вызвало приступ бешенства и дикой ревности. Когда жена пришла домой, он вывалил на нее все обвинения, которые знал. Он выкрикивал на весь дом жуткие оскорбления на всех известных ему наречиях и языках, а Мона стояла и тихо плакала, не смея возразить что-нибудь в ответ. Он уже хотел ее ударить, да рука не поднялась. Не смог он этого сделать, а только упал в бессильной злобе. Несколько дней они не разговаривали, но в конце концов помирились. «Оскорбленный» муж все-таки понял, что это только происки недоброжелателей. Однако, тревога надолго поселилась в его душе.

Мона, которой, конечно же, успели рассказать о судьбах ее предшественниц, сразу догадалась, чьих это рук дело, но только после появления письма и последовавшего за ним скандала, решилась откровенно поговорить с Лейной. Та смотрела на нее как всегда открытым чистым ангельским взором.

—Лейна,— сказала мачеха.— В доме опять неспокойно. И как я понимаю, обстановка вряд ли улучшится в ближайшее время. Мне кажется, ты хочешь, чтобы я ушла. Я готова, хоть сейчас... Подумай, я не тороплю тебя с ответом: как ты решишь, так и будет.

Девочка презрительно фыркнула.

—Я ничего не хочу! Оставьте меня в покое.

Но не смотря на то, что она так ответила, Лейна впервые ощутила себя не в своей тарелке. Она зажмурила глаза, отвернулась к стене и накрылась одеялом с головой. Слезы душили ее. «Значит, она все знает. Значит, она знала все с самого начала. Почему же она меня прощает? Почему? Я же ей ничего, кроме гадостей, не делала, а она все спокойно переносила. Она даже после всех тех слов, высказанных ей отцом, отдает все в мои руки». Лейна всю ночь мучилась угрызениями совести, так и не сумев заснуть. И только когда утром Мона пришла к ней, Лейна оторвала от подушки свое заплаканное лицо и тихонечко произнесла:

—Прости меня за все! Я не хочу с тобой расставаться. Я очень виновата перед тобой, и я не хочу, чтоб ты уходила. Вот твое кольцо... Прости меня...

Мона пытливо посмотрела на нее, присев рядом на кровать, обняла, стала гладить ее волосы, и после непродолжительного молчания сказала:

—Все будет хорошо, сама увидишь, ты тоже не держи на меня зла, пожалуйста,— слезы тонкой струйкой катились по ее щекам.— Ты сегодня не выходи, я тебе сама обед принесу, отдохни, наберись сил.

С этого дня и потекла новая жизнь. Все дела пошли на лад. Отец реже стал ездить по другим городам. Его дело приносило все больший доход, а Мона подружилась с Лейной, и они теперь расставались только на время сна. Обо всех неприятностях потихоньку забыли.

Прошло несколько лет. Лейна научилась всему, что умела Мона, всем тонкостям ведения хозяйства и обращения с людьми. Все у нее получалось даже лучше, чем у Моны. А Мона, как казалось Лейне, была идеальной женщиной, и единственное, что ее беспокоило, это то, что она так и не родила мужу наследника.

Но появилась новая проблема. Отец Лейны решил стать мэром города, и это дело потребовало не только неограниченных денег, но и массу времени. Постепенно он так увлекся своей новой идеей, что бывало, сутками не появлялся дома, хотя и никуда не уезжал из города.

Как-то раз, в холодный вечер, когда Лейна с Моной снова остались вдвоем, Лейна, теперь уже красивая стройная шестнадцатилетняя девушка, сказала Моне:

—Как я хочу называть тебя мамой, если б ты знала, милая Мона. Я тебя люблю, дорогая моя мамочка, я хочу быть такой, как ты!

Мона вдруг изменилась в лице.

—Что с тобой, Мона? Ты не хочешь, чтобы я тебя так называла?

—Знаешь, как я мечтала об этом с тех пор, как только тебя увидела. Но я боюсь, ты ошибаешься, мечтая быть такой, как я. Этого почему-то очень мало для счастья.

Рано утром Мона, как всегда, пришла в комнату Лейны. На ней было дорожное платье. Она посмотрела на просыпающуюся девушку и протянула ей руки. Лейна робко взяла их и испуганно посмотрела на мачеху, ставшую ей самым близким на земле человеком. В эту минуту она почувствовала себя совсем маленькой, беззащитной и одинокой.

—Куда ты...

—Может быть, когда-нибудь ты поймешь меня. Мне срочно нужно уехать. Сегодня же. Мы с тобой расстанемся, наверное, навсегда. Прости меня, если что было не так...

—Нет, я не хочу тебя терять, не хочу, не хочу!!! Я люблю тебя!!! Не уходи, я очень прошу тебя...

—Помнишь, когда-то я просила тебя принять решение. Ты тогда приняла его, и я осталась. Получилось — ради тебя. А вчера я тоже приняла решение, я знаю, что оно правильное, но не могу объяснить, почему. Я не могу больше оставаться в этом доме. Ничему более я тебя научить не могу. Мне необходимо учиться самой, как жить дальше.

—А ты мне можешь сказать, куда ты уезжаешь?

—Нет, я сама еще не знаю.

Они долго плакали, прося прощения друг у друга.

Мона отправилась за далекие моря, искать свое счастье, а Лейна осталась с отцом...

Через несколько месяцев отец снова женился, только Лейне уже было все равно. У нее была своя жизнь, свои проблемы, свои интересы, своя собственная грусть...

==========

Мне стало не по себе. Особенно, когда Дмитрий пересказывал последний диалог. Я вспомнила все. Моя мать тоже умерла при родах. Три года я также жила в интернате и, не вынеся царивших там драконовских порядков, сбежала. Правда, к бабушке, а не домой. Стольких мачех перевидала в своей жизни! Так же, как Лейна, я встретила идеальную женщину, которую все не решалась назвать матерью, а когда ее назвала так, она уехала от нас на следующий день. Прошло чуть больше двух лет, а я так и не знаю, где она теперь, моя Маргарита, нашла ли она свое счастье, и какое оно, счастье?

Я поднялась, обошла клетчатую скатерть с остатками еды и села рядом с Дмитрием.

—Эту сказку тебе рассказала Маргарита? — спросила я.

—Нет, ну что ты. Никакой Маргариты, ни тем более, Моны, я никогда не знал. А сказку только-только сочинил, специально для тебя.

Долгое время я молчала, затем произнесла тихим голосом:

—Какой ты интересный сказочник, и сказка интересная. Представляешь, а я всех персонажей этой истории знаю. Конечно, все было не совсем так,.. хотя нет, наверное, все так и было, как ты рассказал. Но откуда ты знаешь? Как ты все это узнал?

—Вот не думал, что эта сказка про тебя,— ответил он, и в его потухших глазах блеснула живая искорка.— Я бы тогда еще красивее сочинил, или, может быть, пострашнее. Так ты действительно была чудовищем или мне только показалось?

—Была, не была... Какая разница. По правде говоря, я ничего не понимаю. Сейчас же признавайся, откуда ты все это знаешь, не то буду драться!— Выпалила я, подняв сжатые кулачки.— Я просто вся кипю, нет, киплю от ярости.

Он, подыгрывая мне, изобразил панический ужас на лице, стал судорожно закрываться руками, чем вызвал у меня приступ неудержимого смеха.

—Какой же ты вредный и противный. Вот тебе... вот тебе...— Я все- таки набросилась на него в шутку, и мы покатились по траве.

—Вот тут ты сильно ошибаешься, я не вредный, я очень полезный,— сквозь смех проговорил он.

Я отпрянула от него, поднялась на ноги и подошла реке. Мы смотрели на спокойную зеркальную гладь воды, и я привела свои мысли в порядок. Мы стояли довольно долго. Разговаривать было невозможно. Затем Дмитрий оторвал взгляд от реки и вопросительно на меня посмотрел. Я кивнула, повернулась и пошла в сторону леса.

Часть 2-я

Возвращались мы пешком той же дорогой, и пока шли, Дмитрий не произнес ни слова. Вероятно, он понял, что мне нужно подумать о своей жизни, и не хотел мне мешать. Мы шли по лесу среди незнакомых деревьев, их кроны упирались в небо и приветствовали нас. Мимо пролетела небольшая птичка, от земли шел приятный запах. Нежные белые колокольчики кивали своими головками. Наконец, в просвете между стволами снова появился раскаленный круг солнца.

Заговорил он, когда мы вышли на то самое место, где встретились.

—Не обижайся, у меня есть такая способность — видеть прошлое человека. Но только в том случае, если мне очень хочется ему помочь. И если этот человек мне нравится. Ведь и наше прошлое, и будущее существуют где-то параллельно с настоящим. Да и у настоящего бесчисленное множество вариантов. Только не всем удается переход.

—Может быть, ты хочешь сказать, что я попала в один из таких вариантов?

—Да.

—Значит, я не ошиблась, не нафантазировала — здесь все действительно не так, как в моем, то есть обычном мире?

—Да.

Не знаю, что было написано у меня на лице. Наверное, оно выражало страшное удивление.

—Тогда... я могу здесь делать все, что угодно, все, что захочу, как во сне?

—Человек всегда может делать и делает только то, что хочет, где бы он ни находился. Но за последствия своих поступков он всегда отвечает сам, когда и где бы он их не совершал, пусть даже во сне. Кстати, ты же не знаешь, что такое сны. Может, это тоже множество вариантов твоей жизни. Или за одну ночь ты проживаешь пару-тройку других жизней. От одних остаются воспоминания, а другие и помнить не следует.

—А я смогу читать прошлое или будущее? Скажи, как мне научиться этому.

—А зачем? Свое прошлое уже не исправишь, а свое будущее ты сама творишь ежесекундно. Что касается других людей — это, в большинстве случаев, только их проблемы. Я же сказал тебе, что способен видеть прошлое только тех, кто мне небезразличен. И слишком часто меня посещает мысль, что лучше бы мне избавиться от этой способности.

—Нет, не надо. Хотя бы потому, что тогда у тебя не будет возможности рассказывать столь интересные сказки.

—Безусловно. Но рано или поздно это произойдет, я думаю.

—Значит, сейчас ты не такой, как я?

—Нет, в принципе, такой же. Просто так сложились обстоятельства, что мы живем в несколько отличающихся друг от друга мирах.

—Ну, я так не играю. Это нечестно!— Я резко повернулась и посмотрела ему в глаза.

—А может быть, совсем наоборот. Иначе бы мы, вообще, никогда бы не встретились.

Последняя его фраза прозвучала обнадеживающе. Раз мы, все-таки, встретились, значит есть надежда на продолжение...

—Лучше бы ты ничего мне не говорил. Мне показалось, что я наконец-то нашла друга, а оказывается он — это просто сон, иллюзия, очередная сказка...

—Ну-ну, не надо так мрачно. Мне кажется, что мы еще встретимся, причем, в ближайшее время.

—А как я опять попаду сюда?

—Как и сегодня. Главное захотеть, а остальное тебе подскажет сердце.

—Как бы не так! Я хочу знать точную дорогу. А если я не найду ее?! Ты мне поможешь?

—Боюсь, что это не в моих силах.

—А если я попаду опять сюда, то как найду тебя?

Он улыбнулся. Какая замечательная у него улыбка! Как все странно получилось! Ведь я и не думала, отправляясь сегодня в лес, что встречу человека, которому мне, в первый раз после Маргариты, захотелось бы довериться, расcказать все о себе начистоту — но он и так все знает, даже лучше меня.

—Если ты только войдешь сюда, я сразу же это почувствую и приду.

—А кто-нибудь еще может попасть в твой мир?

—Естественно. Тот, кому это надо.

—Но ведь никто и не догадывается, что рядом с обыкновенным дачным поселком существует загадочный волшебный лес! Расскажи мне о нем, о себе.

—Он существует не только здесь, но знаешь что — об этом мы поговорим в другой раз. Иногда лучше не знать слишком много.

—Вообще-то, мне не нравится как это звучит.

—Отличный повод сменить предмет разговора,— сказал он.— Давай лучше поговорим о тебе. Скажи, ты боишься чего-нибудь?

—Я?— спросила я.— Как и всех людей, меня часто посещают множество разнообразных страхов. Ты это хотел услышать?

—Если тебе угодно только шутить — давай прекратим разговор, а если серьезно, то сказать, что у меня много страхов — это все равно, что сказать: я ничего не боюсь — разницы почти никакой. Хочешь, найдем хотя бы один твой страх и уничтожим его?

—Думаю — да. Просто, у меня такое чувство, что попала я к психоаналитику. Как насчет страха смерти? Ты можешь объяснить мне, что будет, когда меня не будет?— прибавила я, поглядывая на Дмитрия, который вздохнул, потом кивнул и продолжил:

—Вообще, что-нибудь будет...— заявил он.— Вот скажи, ты просила себе эту жизнь? Не помнишь? Я тоже не помню. Похоже, этот вопрос вне нашей компетенции. Главное понять, что ты живешь с условием, что все люди смертны, причем, внезапно смертны. И тебе не дано знать, когда ты уйдешь отсюда и куда попадешь.

—Может быть. Ты так просто говоришь об этом.

—Знаю. Когда ты много времени проводишь в одиночестве, то подобные вещи приобретают несколько другую окраску...

—Вероятно. А вдруг случится такое,— продолжала я,— что я не смогу сделать что-то важное и погублю себя или кого-нибудь?

—В известном смысле, ты сама не раз убеждалась, что если что-то от тебя будет зависеть в опасной ситуации, ты приложишь все силы, чтобы найти наилучший выход. Ты, может, сделаешь даже больше, чем сейчас предполагаешь. Но это возможно только при условии, что страх не парализует тебя. А если — смерть... Мы прекратим существование в одной форме, но возродимся в другой. Где это будет: в раю, в аду, на другой планете или на Земле? Какая разница?

—Сегодня в раю, завтра в аду,— сказала я.— Готова держать пари, кое-что в этом вопросе и тебя ставит в тупик.

—Например?

—Например, как быть с душой?

—Я полагаю, душа бессмертна. Но человек этого не знает и знать не хочет. Ему всегда хочется, чтобы его запомнили, чтоб его имя осталось в веках. Хотя эти века, может быть, одно мгновение — одна секунда сна. С физической смертью человека в мире людей ничего не меняется.

—Неправильно.

—Тогда как по-твоему?

—Согласна, что глупо бояться смерти, раз мы не распоряжаемся своей жизнью. Но человек уходит и оставляет после себя пустоту. Каково же его близким? Как, например, отец будет жить без меня?

—Отец? Ну допустим, попав сюда, ты больше не вернешься в свой мир? Считай, что ты уже умерла для него. Что произойдет? Отец будет долго горевать, потом соберется с силами и родит себе еще дочку с очередной молодой женой...

— Ну-ну, не нужно утрировать. Да я думаю, что он уже и не способен выкинуть подобный номер.

Он ненадолго задумался, потом медленно покачал головой.

—Тут ты не права, — возразил он.—Твой отец еще хоть куда. А ты никогда не интересовалась у него, почему же он столько раз женился? Любил ли он кого-нибудь из своих многочисленных жен?

—Не интересовалась, — сказала я.

—Очень жаль,—задумчиво проговорил он,— особенно потому, что не разобравшись в этом вопросе, ты будешь жить точно так же, как и он. Интересно?

—Почему?

—А ты другого ничего не знаешь. Слышала, говорят о родовых проклятиях, якобы преследующих членов одной семьи из поколения в поколение? На самом деле, все они просто совершают одну и ту же ошибку, приводящую к одному и тому же плачевному результату.

—Трудно сказать, прав ты или нет. Все равно результат-то один и тот же у всех: все живут и мучаются.

—Да, переживания, выходит, необходимы любому человеку, не важно о чем: то ли о ранней смерти дочери, то ли о том, что она задержалась на свидании — разница небольшая.

—Конечно, человек рожден для мук и страданий, — сказала я.

—Я такого не говорил.

—Как же! Только что сказал!

Он улыбнулся.

—Тебе следовало бы пойти учиться на следователя,— сказал он. —Здорово ловишь на слове. Хотя я могу, не покривив душой, доказать тебе, что я имел в виду совсем другое.

Я пожала плечами.

—И не думала тебя ловить. Пожалуйста, продолжай.

—Человек не только может, но и должен жить счастливо,—начал опять он.— Тогда он не зря проживает отведенное ему мгновение между рождением и смертью.

—А ты знаешь, о чем я сейчас подумала?— перебила я.— Смогу ли выйти отсюда? Или я, действительно, уже умерла для всех?

Я представила себе могильную плиту с моим именем и датами рождения и смерти, а Дмитрий улыбнулся:

—Умерла, но не насовсем. Всего на несколько часов.

—А ты меня выведешь отсюда?— Я опустила голову и, наверное, жутко покраснела, потому что на самом деле, я совсем не переживала, что умерла для того мира. Я бы с удовольствием осталась здесь, в особенности после того, как познакомилась с Дмитрием. Я даже хотела получить отрицательный ответ.

—Выведу. Это не так уж и трудно. Так что об этом можешь не переживать.

—Но, я так понимаю,— сказала я,—что каждый раз, приходя сюда, я буду подвергаться риску остаться здесь навсегда.

—Пока ты будешь меня слушаться — никакого риска.

—А укоротить дорогу никак нельзя?

—Нет. Кстати, уже пора. Солнце садится.— Сказал он, а я не знала, насколько сильно мне стоит огорчиться из-за этого.

—Пора, так пора. Пойдем.

Я пошла за ним вслед по тропинке, огибающей берег. Дмитрий привел меня к непроходимому кустарнику у самой речки, в самом начале леса, и показал еле уловимую дорожку. Пройдя несколько шагов одна, я оглянулась, но никого уже не увидела.

Когда солнце коснулось горизонта, я вышла из леса. Как раз перед своей дачей.

На пороге стояла мачеха, и я уже знала, что предстоит тяжелый разговор, полный упреков, а мне никак не хотелось воевать с ней.

—Где же это ты шляешься целый день? Собаками не сыщешь, отец и на речку ходил, и на станцию. Не поела, ничего не сказала, вот всегда ты так...— Мачеха была готова завести свою обычную пластинку часа на полтора-два, но я никак не реагировала на ее наезды. Просто, опустив виновато голову, немного послушала ее, а когда та прервалась на секунду, чтобы перевести дух, спросила:

—У нас есть хоть что-нибудь поесть? Голодная, как собака,— сказала, чтоб отвлечь ее на некоторое время от пустых разговоров и перенаправить ее лишнюю энергию в нужное русло.

Это сразу подействовало: мачеха, ворча себе что-то под нос, пошла собирать на стол.

Раздалось звяканье, громыхание посудой, и вскоре передо мной появилась тарелка с каким-то замысловатым кушаньем. Я нехотя принялась ковыряться в нем вилкой, хотя запах от него шел восхитительный. Но какая тут еда, когда нет сил, когда вся голова забита сплошь новыми мыслями. При других обстоятельствах я, надо признаться, съела бы все, да еще и добавки попросила, потому что готовит мачеха потрясающе вкусно. Но не сегодня...

А я за целый день даже не узнала, кто он такой, мой новоявленный рыцарь. Да, кроме его имени, о нем ничего не знаю. Во как голову затуманил!..

Отодвинув свой прибор в сторону, я потерла глаза.

—Что-нибудь случилось?— услышала я голос мачехи.

—Нет. Я просто немного устала,— сказала я.— Все отлично.

За весь вечер больше я не произнесла и слова, и родители, наверное, глядя на меня, не понимали, что происходит. Нет, вот как интересно получается! Когда я полтора месяца жила дома одна, им до меня и дела не было: где я, с кем. Может, напилась или накололась и лежу под забором в луже, не дойдя до дома. Или связалась с кем-нибудь... Но стоило появиться мне в их поле зрения, как сразу же я должна постоянно докладывать о каждом своем шаге, о своих мыслях, быть маленькой послушной девочкой. Как мне все это надоело...

—Я пойду спать!— Решительно объявила, и под тяжелый аккомпанемент их молчания и осуждающих взглядов проследовала в свою комнату.

Лишь только голова коснулась подушки, я стала вспоминать Дмитрия.

То, что произошло со мной, не было для меня полной неожиданностью, ведь я так хотела подобной встречи. Я поймала себя на мысли о том, что думаю о Дмитрии, как о мужчине и мечтаю очутиться в его объятиях. Столько раз представляемый мною расплывчатый неясный образ моего избранника приобрел вполне реальные очертания.

В голове у меня все закружилось. Но я не упрекала себя за подобные мечты. Что в этом дурного? Меня тревожила лишь моя неопытность в любовных делах. Но я знаю, чего хочу, и завтра снова пойду в лес, хотя обстоятельства складываются столь необыкновенно, что мне трудно прогнозировать свои дальнейшие поступки. Да, мне хочется большего, чем просто с ним подружиться. Я надеюсь, что ему можно полностью довериться.

Но он живет в каком-то ином измерении... Может ли это нам помешать? И тревожно мне только из-за этого. Интересно, чем он сумел так расположить меня к себе? В прошлом при встрече с мужчинами меня всегда мучили сомнения.

Я ворочалась, безуспешно пытаясь уснуть. Да, я влюбилась. Это чувство нельзя было сравнить с тем, что я испытывала ранее, — у меня не было опыта в любви, но я понимала, что погружаюсь во что-то огромное, всепоглощающее. Я не могла разобраться в своих ощущениях. Они не поддавались никаким оценкам. Ведь у нас была всего одна встреча, если не считать того мимолетного видения на закате дня. Тем не менее... Я хотела любить его. Сейчас. Немедленно. Всегда. А он? Может быть, я слишком молода для него, и он считает меня ребенком? Мне кажется: у него за плечами огромный жизненный опыт, множество событий, масса впечатлений. И то, что для меня ново, привлекательно, волшебно, для него — старо, просто и обыденно. Может быть, он не для меня. Он взрослый, сильный, мудрый. Мне, наверное, не стоило в него влюбляться. Мне надо...

Я уткнулась в подушку и погрузилась в сон.

==========

Мой покой не был отягощен никакими сновидениями. Я спала глубоко и крепко. Сон для меня — одно из наслаждений жизни, и мне все равно, чем в это время занята моя душа. Пусть улетает, куда ей нравится, далеко ли, надолго ли, не знаю.

Что разбудило меня, я не поняла. Но было еще очень рано. Утро выдалось солнечным, за окном распевали птицы. Чувствовала я себя прекрасно. Не разлеживаясь долго в постели, я вскочила и стала собираться к Нему. Я снова вспомнила его слова, что возможно из заколдованного леса не будет возврата.

Я вышла из своей комнаты. Хорошо, что мачеха была на огороде и не лезла со своими пространными нравоучениями. Умывшись, причесавшись, приведя себя в порядок и совершив небольшой налет на холодильник, я незаметно исчезла. Уже не разглядывая окрестности, я сразу же направилась через дорогу к заветному месту.

Высокие кусты шелестели листьями. Пройдя через прогалину в терновнике, я стала продираться в глубину леса. По моим расчетам заросли должны были давно закончиться, но впереди даже не было просвета. Внезапно я оказалась на берегу реки, но не на том, что была вчера, а на том, что виден из окон дачи. Небо было чистым. Дул легкий ветерок. На другой стороне реки хорошо просматривался город. Нет, не может быть, что я прошла весь лес насквозь, не попав во вчерашний мир. Может, туда нет больше хода?

Мучимая этой мыслью, я вернулась к своей даче. Внимательно осмотрев место, куда вошла сегодня, я поняла, что оно находится в полуметре от того, что нужно. Я, оглянувшись на всякий случай, решила попробовать еще раз. Быстро продравшись сквозь густой кустарник, я оказалась в своем заколдованном лесу и вздохнула с облегчением. Но вспомнив сколько времени зря потеряно, я поспешила дальше, плутая между деревьями.

Одно, чего желала теперь я всеми силами своей души, было то, чтобы погрузиться поскорее в те волшебные впечатления, которыми наполнилось вчера мое сердце, впечатления, которые навсегда вырвали меня из обычных условий жизни. Мне было и тревожно, и сладостно. Я не в состоянии была понять себя и все то, что слышала и испытала. Но я прекрасно понимала, что к прежней моей жизни уже возврата не будет: я стала другой...

Хотя ничего необычного не встретилось мне на пути, по которому я шла, я ощущала торжественность окружающего меня со всех сторон леса и в то же время его недоброжелательное отношение ко мне. Те же были стройные величавые стволы вековых деревьев, та же нетронутая трава под ногами, та же обволакивающая тишина, но сегодня было во всем этом что-то зловещее; кроме того, отсутствие малейших колебаний воздуха создавало духоту и напряжение.

Дорога показалась мне в три раза длиннее вчерашней, но наконец, выйдя к реке, я в ожидании уселась на берегу, обхватив коленки руками.

Время приближалось к полудню, и раскаленное солнце, медленно проползая по небосклону, будто звенело в вышине. Жара стояла невыносимая. Река блестела, словно расплавленный металл. Немного успокоившись, облокотившись на руку, я легла в высокую траву и лежала очень долго, глядя на проплывающие по небу редкие облака. Несколько раз в мареве зноя мне чудилась знакомая мужская фигура, и я вздрагивала и приподнималась. Я не помнила, сколько времени пробыла тут... Не понимаю как, но я пропустила тот момент, когда он оказался рядом со мной, наверное, задремала.

Он возник внезапно и, улыбнувшись мне, опустился рядом, протягивая цветок. Приятный тонкий аромат поплыл в пространство. Я приподнялась и невольно вздохнула с огромным облегчением. Я смотрела на Дмитрия, на прекрасное незнакомое растение в его руке и не знала, что сказать. Слова вдруг унеслись ввысь, смешавшись с запахом цветка.

—Насколько я понимаю, вид с вашей дачи тебя явно не устраивает,— весело сказал Дмитрий.

—Не устраивает,— согласилась я.— Я так ждала.

Слова сами сорвались с губ, и в них было все: и мое восхищение, и страх перед неведомым, и радость встречи.

—Мне нельзя приходить раньше полудня,— он сел рядом со мной.

—Почему? Я так долго ждала,— сказала я, но с удивлением посмотрев на часы, о которых совсем забыла, увидела, что стрелки показывали только две минуты первого.

—Не нужно смотреть на часы. Здесь и время ходит по-особому, оно может растягиваться или сжиматься, когда как нужно.

—После нашей вчерашней встречи я все думаю о том, что ты мне рассказал.

—Неудивительно.

—А почему я с первого раза не попала сюда сегодня, может быть, объяснишь?

Он кивнул.

—Сюда можно попасть только через тот вход, который иногда случайно открывается людям. Другого пути нет.

—Другого пути нет,— пробормотала я.

—Выйти можно в нескольких местах, а войти только в одном. Место здесь такое... Главное — ты здесь. Я очень рад, что ты пришла.

Я улыбнулась, а Дмитрий протянул руку и коснулся кончиками пальцев моего лица. Потом его рука скользнула к шее. Я подняла глаза и приблизилась к нему почти вплотную. Его лицо оставалось все таким же бледным и очень серьезным. Мои губы задрожали, веки опустились. Он поцеловал меня, я обхватила его за шею, его руки крепко обняли меня. Я ничего не успела подумать, все это было так естественно и просто. Сладостная теплота разлилась по всему моему существу, я унеслась на крыльях любви к облакам...

==========

Мы лежали на мягком ковре травы, Дмитрий ласково гладил меня, говорил нежные слова, от этого я пылала и плыла по волнам неведомых доселе ощущений. Не знаю сколько времени это продолжалось, но в один момент я почувствовала, что мне уже больше ничего в этой жизни не надо. Закончится этот день, и можно со спокойной совестью умереть, сказав, что я все узнала, все прошла и испытала. Но потом я как очнулась. Зачем я должна умирать, а если это только начало чего-то нового? Кто знает? И наконец, я еще не знаю, кто же он — мой Дмитрий.

—Саша!— он вглядывался в мое лицо.— О чем ты думаешь?

Я медлила, не зная, вытягивать ли из Дмитрия его историю или продолжить вчерашний разговор о жизни. Стремление хоть чуточку приоткрыть тайну его судьбы постепенно побеждало. Но я, все же, внимательно посмотрела ему в глаза, пытаясь уловить его желание.

—Может быть, ты расскажешь мне еще одну сказку. Сказку про моего любимого и ненаглядного. Самую страшную сказку...

—Пожалуйста, не говори так, это действительно страшная история. Я тебе расскажу все. Только ты не расстроишься сильно, если я тебя разочарую? Ну что ж...

Он вздохнул и потянулся. Затем, усевшись поудобнее, он долго смотрел вдаль.

—Ну что ж,— повторил он,— у меня есть, что рассказать.

Хотя это и случилось давным-давно, но помню я все, как будто это было вчера. Мне было, как сейчас тебе — восемнадцать с половиной. У моего отца было пятеро детей, я был третьим. Мама моя умерла очень рано. Жили мы здесь же неподалеку, близ Воронежа, тогда это был маленький провинциальный городишко, и я даже пару раз там побывал: на ярмарку ездили, и еще раз, в гости к кому-то. Сейчас это уже и не важно. Хоть у отца и было три деревни с крепостными и усадьба неплохая, но жили мы довольно бедно. Денег хозяйство приносило мало, да и растраты большие: старший брат на военную службу поступил, сестру замуж выдали — на приданное много ушло. А тут и я себе невесту нашел. В то время неурожай случился — засуха стояла дикая, второй уж год. Так что рассчитывать на то, что отец даст мне благословение и денег на первое время, не приходилось. Я с ним поговорил о своих планах, но он попросил меня погодить годка три-четыре, да и вообще, надо было совершеннолетия дождаться. Но главное, тогдашняя бедность.

А я тогда любил, как мне казалось. Звали ее Марфой. Она была дочкой нашего соседа, и ей уже было целых шестнадцать лет. Я бегал к ней на свидания, встречались мы тайно, в лесу, возле ее деревни. Она едва понимала по-русски, а во французском такие красивые обороты существуют, что наши разговоры до сих пор вспоминаются с особой нежностью. Маленькие мы были, несмышленые. Я даже один раз осмелился ее поцеловать, но она устроила мне скандал. И поставила условие: или она навек опозорена и будет всю жизнь замаливать свои грехи в монастыре, или мы должны пожениться. Долго ждать она не могла, не хотела жить грешницей и блудницей... Я заверил ее, что найду способ, и мы поженимся. Но отец отказал со свадьбой, а я ходил печальный, не в силах удержать разбивающуюся любовь.

В это время и разговорила меня няня, выпытала мою тайну.

Да, с этого все и началось. Я и так был как зачарованный, а тут как с умом распрощался. Няня сказала мне: «Дмитрий, я помогу тебе». От нее я и узнал способ, как можно добыть денег. Вроде бы, еще мой прапрадед таким образом разбогател, когда совсем молоденьким был, не целованным. Да и я еще подходил для этого. Женщин я тогда не знал, а легкое соприкосновение наших с Марфенькой губ украдкой в лесу можно было и не считать. Нужно только в полнолуние пойти к старому вековому дубу и там все сделать так, как нянька научила.

Несколько дней я не выходил из своей комнаты. Растянувшись на постели, я думал, можно ли мне, человеку верующему, просить помощи у нечистой силы. Но когда настала роковая ночь полнолуния, я пошел в лес и нашел тот дуб, о котором знал по нянькиным рассказам. Когда я снял с себя всю одежду, свежесть ночного воздуха охладила мой пыл, но мысль о том, что вскоре я добуду денег на всю нашу с Марфой жизнь, воодушевила меня исполнить весь магический ритуал. Я обошел вокруг дуба и поклонился всем четырем сторонам света. Один раз, второй, третий. Время шло к полуночи — пора. Я еще раз обошел дуб спиной вперед и подойдя к нему с восточной стороны, сказал заветную фразу. И — о чудо! Что-то заскрипело сзади меня и пахнуло такой зябкой сыростью, что я захотел убежать. Но было уже поздно, меня просто затягивало внутрь дуба. Я знал, что у меня только один путь — все исполнить до конца. Я вошел в дуб и также спиной стал спускаться по длинной лестнице вниз, ступенька за ступенькой. Я чувствовал, хотя вокруг не было ни лучика света, какие мрачные стены у этого коридора, что все они покрыты холодной слизью. От них-то и веяло этой могильной сыростью.

Я шел долго. Сколько именно, я не знал. Постепенно становилось светлее, пока не стало светло, как днем. Светло и жутко. Я стоял посреди бесконечного зала, заваленного сокровищами, золотом, украшениями, дорогим оружием. Мне нельзя было вертеться и рассматривать, я видел только то, что было перед моими глазами. Я знал, что в комнате еще кто-то есть, кто смотрел на меня жестким изучающим взором, от которого у меня мурашки ползли по спине, но я не поддавался искушению повернуться и встретиться лицом к лицу с Царицей Леса. Няня говорила, что в простонародье ее все зовут Бабой Ягой, и она живет в своем тереме на куриных ногах. Но на каждое полнолуние, когда любой может открыть вход в ее хранилище, прилетает и ждет незваных гостей.

Наконец я услышал, как кто-то сдвинулся с места, зашуршали под ногами монеты. Кто-то приближался мне. И вот я увидел ее! Я ожидал увидеть горбатую старуху с помелом, длинным носом и огромными клыками, но в поле моего зрения появилась хрупкая девочка лет десяти. Ох, и красива же она была! Особенно потому, что в ней чувствовалось что-то нечеловеческое, потустороннее: тонкая фигурка, голова гордо откинута, темные-темные блестящие глаза и спадающие до пят густые смоляные волосы, — все это какое-то чуть-чуть прозрачное, расплывающееся. Ее платье переливалось всевозможными цветами, и вся она как бы мерцала в тяжелом густом воздухе подземелья. Я на мгновенье забылся. Но тут же прикрылся руками. Я готов был предстать голым перед старой Бабой Ягой, но не перед маленькой девочкой.

—Ну-ка, касатик, ручонки-то опусти.

Я беспрекословно повиновался.

—Что ж, я тебя награжу. Тебе же нужны деньги? Можешь не отвечать, я все знаю сама. Сейчас ты возьмешь одну монетку и пойдешь наверх, а мои слуги понесут твою награду. Никто не должен видеть моих слуг, поэтому не оглядывайся. Все! Бери и уходи с глаз долой.

Я взял первую попавшуюся монетку под ногами и пошел вверх по лестнице. Сзади все зашевелилось, раздались урчание и тяжелое дыхание. Я шел наверх, причем, теперь уже не спиной вперед, а как положено, сжимая в руках свое счастье в виде монетки. Сначала мои сопровождающие были далеко сзади. Пока можно было не беспокоиться за то, что они набросятся на меня. Я все шел вперед. Подъем был длинным, и постепенно ступеньки становились все выше. Хотя было прохладно и сыро, с меня лился пот и мучила жажда. Ступеньки были такими скользкими, что я опасался оступиться. Слуг Царицы Леса я не видел, но слышал, как приближались их шаги. И вот уже над самым ухом кто-то тяжело сопел. Я взбирался все выше и выше, держась изо всех сил от искушения побежать, иначе, как говорила няня, если побежишь — обязательно споткнешься, а если упадешь, то обязательно оглянешься, а если оглянешься — погибнешь.

И тут, в самый ответственный момент, когда до выхода оставалось метров пять, мне показалось, что чья-то огромная мохнатая рука схватила меня за ногу. Непроизвольно я оглянулся и с ужасом услышал, как со страшным треском мгновенно захлопнулась входная дверь, и в тот же миг обитатели подземелья набросились на меня. Мерзкие шершавые и волосатые цепкие руки, алчные слюнявые челюсти, горящие красным глаза, козлиные рога — вся это замелькало, закружилось вокруг. Меня потащили назад. Я оказался в западне, из которой не было никакого выхода.

Но я обуздал свой страх. Больше мне ничего не оставалось.

Меня бросили прямо у ног Царицы. Ее монстрообразные слуги столпились сзади и затихли. Не обращая на них внимания, я смотрел на Царицу.

В зале стояла мертвая тишина.

—Ну что, касатик, страшно тут у нас?

—Уже нет. Ты меня сейчас убьешь?— спросил я.

—Зачем? Тебя уже и так нет.

—Как нет? Я что — уже умер?

—Как посмотреть. Для того мира, из которого пришел, ты уже умер, тебя никто никогда не найдет.

—Понятно,—произнес я и, очнувшись, задал вопрос:— А как же Марфенька, отец, сестры, братья?

Она усмехнулась:

—Когда-нибудь я покажу тебе, что произойдет там, где ты жил, если, конечно, будешь хорошо себя вести. А если будешь буянить, я тебе устрою такую жизнь, что твое представление об аде померкнет. Зато теперь ты будешь жить долго. С точки зрения человека, очень долго — практически вечно: две-три тысячи лет тебе хватит?

—Это гораздо более того, на что я мог рассчитывать несколько минут назад.

—Так что, в твоем теперешнем положении есть как минусы, так и плюсы,— пояснила она.— Мне нужны слуги. Смелые — ведь ты очень смелый, не побоялся спуститься ко мне в подземелье, и жадные — ведь ты очень жадный — ради денег даже против Бога пошел. Как там в вашей Библии написано: «Нельзя служить двум господам, Богу и маммоне». Ты же знаешь, какой страшный грех к нечистой силе в гости ходить, тем более, за деньгами. Знаешь?

—Знаю. Но я не ради денег, ради любви пришел сюда.

Она снова засмеялась.

—Да разве это любовь? В вашем мире никто не знает, что такое любовь. Как же можно ради того, чего не знаешь, что-то делать, тем более, подвиги совершать. Лучше скажи мне, кем бы ты хотел прожить ближайшие лет сто-двести в Мире духов: лешим, водяным или оленем северным? У тебя есть какие-нибудь предпочтения?

У меня голова пошла кругом от того, что подразумевали ее страшные слова. Я не мог понять, шутит ли она или это жуткая правда. Про то, что могу не вернуться обратно, я все время знал и был готов к смерти — нянька же рассказывала. А про то, что я буду жить в Мире духов — это стало для меня ужасным сюрпризом. И она говорит: две-три тысячи лет! Какой кошмар!

—Но что я должен буду делать?— произнес я.

Она обнажила свои прекрасные зубы, но улыбка получилась строгой или, как мне показалось, зловещей.

—Сначала ты будешь делать только то, что хочет твоя повелительница — Царица Леса. Потом видно будет.

—И что же она хочет?— осмелев, подыграл я.

Она пожала плечами:

—Да какая тебе разница?— Ответила она и продолжила так, вроде бы я для нее перестал существовать.— Порой наглость людей выводит меня из себя. Ни Бога, ни черта не боятся. На дворе середина XVIII века, кругом темнота, неграмотность сплошная, а уже многие считают меня, Царицу Леса, лишь сказкой, выдумкой. Я еще удивляюсь, как это ты няньке поверил! Лет сто назад, маленькая еще была и только-только приступила к своим обязанностям, столкнулась я с людьми. Их низменные инстинкты, свинские привычки, высочайшее самомнение довели меня до того, что я уже было, захотела их всех уничтожить. Но, подумав и прочитав умные книги, приняла, по-моему, правильное решение. Если человечество обречено на гибель, то оно погибнет и без меня, само себя рано или поздно уничтожит. Мамаша моя, та, что вы Ягой зовете, пыталась как-то помогать людишкам. Но не делай добра, не получишь зла. Теперь во всех сказках Баба Яга страшная, противная, главное — злая. Люди все свои пороки свалили на мою бедную матушку. Поэтому я решила не вмешиваться в их жизнь, пусть живут, как хотят. Даже если они все здесь уничтожат, мой мир все равно останется целым и невредимым. Это — в моей власти.

—Но зачем тебе я?

Она медленно подошла и, подняв руку, положила правую ладонь мне на плечо. Ярчайший свет вспыхнул прямо перед моим лицом, но я не ощутил никакого жара. Она посмотрела мне в глаза и через некоторое время произнесла тихим завораживающим голосом:

—Теперь ты полностью принадлежишь мне.

—Что со мной?— я почувствовал, как что-то изменилось во мне.

Она отвела взгляд.

—Отныне ты — страж Леса,— объявила она,— и отвечаешь только передо мной. Обратной дороги нет. Все попытки вернуться обречены на провал. Ты признаешь это?

—Да,— последовал мой ответный шепот.

Я услышал за спиной какое-то кудахтанье и щелканье зубов. Но когда я обернулся, никого из слуг Царицы в подземелье не было.

—А теперь и ты иди, пора заниматься делом,— приказала Царица, — начни свое пребывание здесь, хотя бы, в должности... медведя.

Кажется, я кивнул — в тот самый миг, когда стал покрываться буроватой шерстью. Еще немного, и остался только клочок волос на голове, а в следующее мгновение исчез и он.

Не стану докучать тебе, описывая долгие годы моего заключения здесь. Это совсем другой мир и тут другие условия существования. Если я начну тебе сейчас про это рассказывать, то нам и трех дней не хватит. Скажу только одно: уровень развития у обитателей Мира Духов более высокий, чем у людей, хотя и у тех, и у других дела в последние двести - триста лет идут неважно. Непонятные они, но здесь столько накоплено знаний, столько лишних заблуждений устранено, что, действительно, можно жить, с точки зрения человека, практически вечно, можно не стареть, не болеть.

==========

—Страж Леса,— задумчиво произнесла я.— Интересное существование.

—Лучше, чем, например, быть бесплотным духом,— заметил он.— Хотя и мы — обитатели волшебного леса — тоже, в своем роде Духи.

—Люди боятся Духов,— сказала я.— Говорят, они вредят людям.

—В большинстве случаев люди вредят себе сами. Если бы ты знала, сколько людских преступлений свалили на нас! Можешь мне поверить!

—Ну конечно! Я тебе верю!

—Нам незачем вмешиваться в вашу жизнь, мы действуем только тогда, когда кто-то вторгается к нам, нарушает наш покой.

—А сколько тебе лет?

—А сколько, по-твоему?

—Когда я впервые увидела тебя, я решила, что тебе лет двадцать восемь — тридцать.

—А сейчас?

—Не знаю.

—Страшно сказать, но мне уже двести шестьдесят. Из них скоро двести сорок один год я здесь. Представляешь, как удлиняется жизнь. Ладно, продолжу рассказ:

==========

Прошло лет сорок, прежде чем я, хоть немного, привык жить во владениях Царицы Леса. Вначале я часто вспоминал своих братьев и сестер, отца и, конечно же, Марфу. Я вспоминал наше небольшое имение, детские забавы в отцовском саду, первое объяснение в любви. Много чего вспоминалось мне в первые годы. Одновременно я познавал новый для меня незнакомый мир, успешно постигая азы волшебных наук. Всякое бывало, иногда моя человеческая неразумность вылезала наружу, и я получал наказания за халатность или самонадеянность. Но все же, я был хорошим учеником. Правда, сначала мне было тяжело общаться с местной нечистью, но когда я побывал почти во всех шкурах, почти на всех работах, то понемногу привык. Ко всему можно привыкнуть. Одно плохо: я все равно остался человеком.

Однажды мне показали все, что произошло за это время в мире людей. Я увидел, как мой отец с нянькой, клянущей себя за то, что рассказала мне эту легенду, пришли под тот дуб и нашли мою одежду. Как убивались отец, братья и сестры. Марфа тоже долго плакала, а через год вышла замуж. Как она жила с мужем — и рассказывать не стоит. Рожала каждый год, а в тридцать умерла от чахотки. Со мной ей, наверное, было бы легче. Хотя, кто его знает. Тогда совсем другие времена были, и я был другой. Это здесь я стал такой умный. А останься там — был бы, как все. Видел я и как брат погиб на войне, и как отца хоронили. Я пережил всех. Был-то я совсем рядом с ними, они об этом и не догадывались.

После того, как все мои близкие ушли с этой земли и не осталось никого, кого я знал, я просто смотрел, что происходит в мире, чем живет человечество. А сам жил уже совсем другой жизнью, другими проблемами. Тут своя работа, свой отдых, свой опыт, свое образование. Я много читал, очень много. Сколько еще предстоит узнать людям! Сколько знаний, которые сейчас считаются непреложной истиной, придется опровергнуть и отвергнуть, чтобы жилось легче!

==========

—Скажи, а мне можно будет узнать что-нибудь из того, что скрывает он нас Мир духов?— Спросила я.

—Наверное, людям еще рано это знать. Если воспользоваться этими знаниями с дурными помыслами, можно таких бед натворить! Даже оружия никакого не надо будет. Не готов еще человек к этим знаниям. Всему свое время.

—Ты мне не доверяешь!— Чуть не обиделась я, резко повернулась и посмотрела ему в глаза.

—Конечно, доверяю. Но не в том дело. В действительности, все гораздо проще, чем ты думаешь. Люди тоже обладают некоторыми экстраординарными способностями, даже неосознанно пользуются этим, но если это делать сознательно, то возможны непредсказуемые последствия. Вот взять хотя бы тебя. Скажи, что ты сейчас больше всего хочешь?

—Я хочу быть с тобой... Это возможно?

—Я не готов ответить на твой вопрос. Давай оставим эту тему, пока. Может быть, рассказать, что было со мной дальше?

—Расскажи, в чем заключается твоя работа?

—Охраняю лес, наблюдаю за всем, что здесь происходит.... Бывает, что сюда нелегкая заносит человека. Если это случайно, то его надо каким-то образом вывести. То напугаешь, прикинувшись диким зверем, то просто покажешь дорогу. Когда как. Чаще люди сами выходят отсюда, опасаясь неизведанного. Второй раз приходишь только ты.

—Мы встретились не случайно? Так?

—Ты же сама все знаешь. Ты увидела меня, я тебя. И все. Поэтому ты здесь. Поэтому и я с тобой.

—Наверное, так,— согласилась я.— Жаль только, что твой рассказ не оказался очень страшным. Хотя раньше я никогда бы не подумала, что такое возможно.

Все, о чем он рассказывал мне, могло быть правдой. Фактически я чувствовала, что это правда. С другой стороны, у меня возникло ощущение, что правда была неполной, что он чего-то не договаривал, может быть, что-то несущественное. Но все равно, он что-то скрывал от меня. Кто он на самом деле? Или что он? Почему он не хочет мне рассказывать о Мире духов? Почему он не напугал, не прогнал меня с самого начала? Это не случайность, он явно что-то не досказал. А может быть... С внезапным вдохновением я спросила Дмитрия:

—Хорошо. Тогда ответь мне на другой вопрос. Раз уж ты не хочешь мне сказать, как нам быть вместе, скажи, какой мир для тебя лучше, мой или твой? Я хочу знать.

—Я понимаю, почему ты это спрашиваешь. Но это сложно объяснить! Там, где живу я, более совершенный мир. Но я в нем чужой, каким был, таким и остаюсь. Я в самом начале упустил что-то самое важное, без чего жизнь здесь невыносима. Понимаешь, это как в математике. Вся система строится на нескольких аксиомах. А я одну или несколько не знаю, и без них вся моя жизнь здесь не стоит и ломаного гроша, несмотря на то, что я здесь многому научился... Но для людей наш мир опасен, а вторгающимся в него сулит верную гибель. Больше я ничего не могу тебе объяснить.— Дмитрий задумался, наверное, опять искал тот камешек в основании, который не мог найти многие десятилетия.

—Что ж... прости. Видно, придется мне подождать.

—Придется. Не обиделась?

—Нет, что ты...— Я засмеялась. — Не можешь, так не можешь. Тебе виднее. Я понимаю, что это для моего же блага. А ты когда-нибудь встречался с Царицей Леса после того?

Мне показалось, что он чуть-чуть покраснел, глядя на меня.

—Да, одно время очень часто. Она заботилась обо мне в первые годы, постоянно контролируя мою жизнь в этом мире. Она лично направляла меня на те или иные работы, давала то или иное обличье и проверяла, чему я научился. Потом она исчезла из моего поля зрения, но я знал, что она все время наблюдает за мной. Вызвала она к себе, только чтобы поздравить с вековым юбилеем. Я не сразу узнал ее. Из маленькой хрупкой девчонки она превратилась в молодую хорошенькую девушку. Хотя Царица старше меня на двести лет и почти восемь месяцев, она выглядела на четырнадцать - пятнадцать. И я в нее влюбился...— Дмитрий замялся, на минутку замолчал, а потом спросил:

—Может быть, не надо про это рассказывать?

—Милый, я как раз про это и хотела тебя спросить. Это же жизнь, все в ней бывает, особенно, когда она такая длинная и необычная. Расскажи все,... что можешь.

—Ладно, продолжу, а если тебе будет что-то неприятно слышать, ты останови меня, пожалуйста.

Так вот, я в нее влюбился. Да в нее нельзя было не влюбиться! Она стала еще привлекательнее. Она заинтересовано выспрашивала, как я жил вдали от нее последние годы, чему научился, что сумел сделать. Мне тогда показалось, что я ей тоже не был безразличен. Короче, мы стали видеться почти ежедневно. Мы без конца разговаривали, катались на лошадях, даже ходили в город. Вместе с ней несколько раз в полнолуние бывал я под тем дубом, с которого и начались мои злоключения. Это было очень приятно — после стольких лет одиночества иметь кого-то, с кем можно вот так общаться. Я, должно быть, рассказал ей все о себе. Она тоже рассказала кое-что о своей жизни, давала читать свои книги, посвятила во многие тайны. Много я узнал за те почти девять лет, что мы были рядом. Если бы ты знала, как я хотел стать ей ближе! Однажды, сгорая от желания, я предпринял ряд попыток покорить ее с помощью некоторых магических приемов, которым она меня научила. Но мой фокус не прошел, а где-то во Вселенной произошло несколько катастроф. После этого она стала со мной очень раздражительной. Наконец, она сослала меня на южное побережье Северного Ледовитого океана, белых медведей пасти. Вдали от людей, где солнце появляется на небе четыре месяца в году, я прожил тридцать три года. Наверное, этого времени хватило для того, чтобы моя страсть остыла. Я вернулся сюда, но больше с нею никогда не встречался. Надеюсь, я удовлетворил твое любопытство.

—Да,— подтвердила я.— Спасибо за откровенность.

—И как я понимаю, она, все равно, наблюдает за мной.

—А сейчас?

—Может быть,— произнес Дмитрий.— У нее для этого есть масса возможностей.

—Скажи честно, а у нас есть хоть одна возможность быть вместе?

—Я не могу тебе что-нибудь обещать.

—А что, если я пойду к Царице и попрошу, чтобы она меня здесь оставила?

—Это невозможно. Человек может остаться здесь только помимо своей воли. Как я, например.

—Дима, Димочка, родной мой, ты же знаешь тот способ, который нам поможет. Почему же ты не хочешь мне про него рассказать?

Он поднялся на ноги, посмотрел на меня сверху вниз и протянул руку. Я робко взяла ее, встала и испуганно на него посмотрела.

—Потому, что это гораздо страшнее того, на что решился я перед тем, как попал сюда. Цена — жизнь.

—Говори! Ты знаешь, что жизнь без тебя для меня не имеет смысла.

—Я не могу рисковать твоей жизнью, потому что люблю тебя...

—Ну, раз любишь, значит, ты должен сделать все, чтобы мы были вместе. Разве нет?

—Я не могу... ничего сделать,—сказал он.

—Неужели ничто, ничто не может нам помочь?

Я тихо заплакала, а он принялся утешать меня:

—В принципе, может. Но только одно — наша истинная любовь, больше ничто. У меня есть предложение: мы сегодня не будем пороть горячку, а если завтра, Бог даст, встретимся, тогда и решим, стоит ли овчинка выделки. Время еще есть, целых два дня. Я не знаю, как оценить любовь с точки зрения ее истинности. Я люблю тебя, но я не могу сказать, истинна ли эта любовь или чуть не дотягивает до этого. Если есть это «чуть» — то у нас нет никакой надежды. Только знай, что если ты больше не придешь, я не буду в обиде. Каждый может жить, как он считает правильным.

==========

Я лежала в его объятиях и пыталась понять, насколько я люблю этого еще позавчера незнакомого мне человека. Нет, действительно, лучше ничего сегодня не решать. Успокоив себя этой мыслью, я теснее прижалась к Дмитрию и, наверное, заснула. Очнулась, когда он, нежно погладив меня, сказал, что — пора, что уже солнце скоро сядет, и мне нужно выбираться из лесу. Солнце действительно было уже у горизонта. Мы быстро оделись, и он проводил меня к выходу. Крепко поцеловав меня на прощание, он выпустил меня из своих объятий в недостижимый для него мир людей. Тоска промелькнула в его выцветших глазах, я ободряюще ему улыбнулась и шагнула в чащу.

Опять перед своей дачей я вынырнула из лесу. Как прошел вечер, я и не заметила. Только когда легла в свою кровать и больше ничего мне не мешало, я стала думать, насколько люблю Диму. Насколько я могу любить, и что такое любовь.

Я вспомнила, какой маленькой была еще позавчера, когда первый раз здесь ложилась спать. Насколько наивными показались мне мои же мысли о будущем избраннике. А сейчас? Он говорит: чтобы нам быть вместе, нужно испытать мою... нет, нашу любовь. Но мы даже не договорились о нашей завтрашней встрече. Значит, он меня не любит или не верит, что я его люблю. Не может быть! Он же знает, что я приду, обязательно приду. Только смогу ли я выдержать испытание? И что за испытание? Если оно такого же порядка, что было у него тогда— это одно дело. Он же остался в живых, хотя и в заколдованном мире. А если смерть или разлука... Снова разлука на века. Так как же определить, насколько мы друг друга любим? А что, если я все это придумала? Если не дотягиваем мы, и не чуть-чуть, а очень много?

Я выглянула в окошко. Небо было абсолютно черное, хотя я точно знала, что близилось полнолуние. Но темень была — хоть глаз коли. Я даже расстроилась, что не увидела той звезды, которую приметила позавчера. Она покинула меня. Мне стало страшно и очень грустно. Я так одинока в этом мире... Слезы покатились у меня из глаз. Слезинка за слезинкой. Они безвольно скатывались по щекам, а я не хотела даже вытереть их.

До чего же мир несправедливо устроен! Почему все мои близкие покидают меня? Начиная с матери и заканчивая Димой. Почему он от меня что-то скрывает, почему не хочет мне довериться? Говорил мне про страхи, что бояться бессмысленно... Так почему же сам боится? Все-таки, он бессовестный. Ничего не объяснив, предлагает мне решить неразрешимый вопрос, за два часа доказать теорему Ферма, над которой люди бьются столетиями. А если не решу — страшная смерть. Он говорит, что не будет обижаться. А на что обижаться-то? Совратил невинную девушку, порассказав целую кучу разных сказок. Вот тебе и вся разгадка. Не бывает сказок в нашей жизни. Не бывает. Хоть и складно у него это получается.

Не в силах найти или ухватиться хоть за какую-нибудь из мыслей, разбежавшихся в разные стороны, я встала и подошла к окну. За окном сильный ветер мучил мокрые деревья, их ветки хлестали по крыше. Противные капли дождя барабанили по стеклу и короткими штрихами покрывали сантиметр за сантиметром.

Итак, что мы имеем? Увидела, встретила, послушала... Правильно говорят: «Женщина любит ушами...» Решила, что влюблена до беспамятства, вот он и навешал мне лапши на уши. И дня не прошло, а я уже отдалась ему. Он ведь понял, что это со мной в первый раз. Наверное, не захотел возиться, решил отвязаться раз и навсегда. А я всему поверила. Хватит, хорошего понемножку. И так целых двое суток со мной возился. Эгоист несчастный.

И мне урок будет на всю жизнь. Все, с меня хватит. Никаких лесов завтра. А вдруг... Нет, не надо! Не хочу!

Я плюхнулась в кровать и залилась такими рыданиями, что чуть родителей не разбудила. Проревевшись, долго еще лежала и ругала себя, его, эту жизнь. Только перед рассветом я еле-еле заснула.

Мне приснилось, что я бреду по пустыне. Нет, песка нет — голая, бурая земля. На небе, которое голубым назвать можно только условно, неподвижным огромным диском зависло жестокое солнце. Его лучи уничтожили все живое. Только иногда мне попадаются высохшие стебельки травы. Знойный ветер не несет прохлады, он, как горячий пар в бане, обжигает лицо и руки. Я пытаюсь спрятаться от солнца и ветра под накидку, но это мало помогает. Жара нестерпимая. Зачем я сюда попала и куда иду? Кого я потеряла и кого я должна найти? Несколько раз я видела вдалеке деревья, пасущиеся стада. Но когда я подходила ближе, все это растворялось. Миражи... Конца и края нет этой пустыне. Конца и края нет этому пути...

Часть 3-я

Я проснулась в плохом настроении, и не только потому, что меня расстроил мой странный сон, но и потому, что за окном бушевала непогода. Ветер и дождь не утихли и с появлением зари. Лично я всегда ненавидела сырость.

Встала, привела себя в порядок, облачилась в свежий домашний халат. Я поняла, что не смогу больше заснуть, и вдобавок ощутила голод. Все вопросы решены. Надо чем-то заняться. Перекусив, я включила телевизор, о котором предыдущие два дня и не вспоминала. Посмотрев минут пять, решила, что этого мне мало. Нашла заброшенный ранее детектив Д.Х. Чейза и попыталась вникнуть в его содержание. Но чтение давалось с трудом. По телевизору показывали мультики — наши, советские. И они не заинтересовали. Время тянулось противно медленно. Да и куда ему спешить? Ему некуда спешить и мне некуда... Вдруг я поняла, что непроизвольно напеваю какую-то незамысловатую песенку:

Откуда она? А да, «Летучий корабль». Тогда все понятно... Что понятно? Это же про него... Про Димку! Я, конечно, хорошо все придумала, а если он не врал? А если все то, что он говорил, правда? Время? Одиннадцать десять! Ужас! Три тысячи лет такой жизни... Натянув немедленно джинсы, накинув блузку, я выскочила на улицу, даже не выглянув в окошко. Там гремела гроза и дождь лил, как из ведра. Времени не оставалось. Я проскочила изгородь кустарника, разделяющую наши миры, даже не заметив ее, и со всего духу помчалась на наше место. Хорошо, что в лесу дождь был пореже. Я бежала по лесу и ругала себя последними словами: «Какая же я дура набитая! Да разве так можно? Эгоистка чертова! Трусиха несчастная... Еще и суток не прошло с тех пор, как была готова умереть от счастья, а ночью испугалась, предала любовь, обрекла человека на тысячи лет страданий. Скотина... Предательница... А еще говорила: «Люблю, люблю... Зачем мне жизнь без тебя...» Трепло... А если бы проход закрылся? Так мне и надо. Такова жизнь: с детства усвоила, что доверять людям опасно — можно многое потерять. Теперь я понимаю, что если никому не доверять — можно потерять себя. Так и борются во мне постоянно доверие и недоверие.

Я выскочила на берег. Дождь кончился. На часах без десяти двенадцать. Ф-ух! Успела. Ну, слава Богу! Гроза еще гремела где-то вдалеке, но ветер быстро разгонял оставшиеся одинокие тучи. Выглянуло теплое ласковое солнышко. Я немного успокоилась и стала раздеваться, потому что все, до нижнего белья, было мокрое. Отжав одежду, я развесила ее на ветви кустов — пусть сохнет. Еще и купальник забыла. А когда его было искать? Все, успокаиваюсь...

Без пяти двенадцать. Глядя, как секундная стрелка медленно передвигается от черточки к черточке, я снова стала беспокоиться. Главное, что я не чувствовала на себе его взгляда. Это показалось мне очень странным.

Стрелка сделала пять кругов и пошла уже на шестой. Дмитрий не появился. Это конец!

У меня уже не было сомнений в том, что я люблю его, теперь я беспокоилась о другом. Я боялась, что он узнал все, о чем я думала, и решил, что лучше пусть все останется по прежнему, чем что-то предпринимать — все равно, у нас ничего не получится. И от нежелания причинить мне дополнительные страдания, он решил больше не показываться мне на глаза.

Стрелка часов побежала быстрее. Прошло двадцать минут, тридцать... Он говорил, что часы здесь идут неправильно. Но на сколько же они могут врать! Я вновь ощутила эту непривычную для человеческого уха мертвую давящую тишину. Но внезапно у меня появилось чувство, что ничего страшного не произошло. Мне стало легко, как будто Дима был рядом со мной, и поняла, что он задержался не по своей воле и успокаивает меня на расстоянии. Хоть и были мы вдалеке друг от друга, но между нашими душами существовала тоненькая невидимая ниточка.

Прошел еще час. Солнце высушило траву. Я осмотрелась. За это время я вытоптала на берегу довольно большую площадку. Неужели, все это видела Царица Леса... А знает ли она, вообще, про нас? Может, и нет. Она же не такая всемогущая.

Я купалась и загорала, наслаждаясь свободой, а также отсутствием людей и духов. Лежа на мягкой траве, я думала о том, что не бывает любви неразделенной, не бывает любви-страдания, что ревность — это проявление права собственности на человека... На вытоптанной мною полянке трава стала выпрямляться, а рядом со мной прямо на глазах вырос цветок неземной красоты. Любовь — это жизнь, это движение все время вперед, все выше и выше. К абсолюту, к совершенству... Жизнь без любви — смерть. И если у меня не хватает чуть до этой истинной любви, то уж лучше сразу смерть, даже страшная... И все равно, я ничего не боюсь. Я люблю!!!

Я плавала вдоль берега и рвала белые лилии. Потом сплела веночек. Солнце клонилось к закату. Еще час-два и станет совсем темно. И мне надо будет уходить. А если он не придет? Тогда завтра приду сюда искать эту Царицу Леса. Где ее пресловутая избушка на курьих ножках? Мои размышления прервал стук копыт. ОН!!!

Наконец-то... Действительно, это он мчался во весь опор со стороны леса. Он остановился, привязал лошадь и чуть ли не бегом направился ко мне.

—Сашенька, милая, здравствуй, как хорошо, что ты меня дождалась.

—Здравствуй, Дима. Что случилось? Что-нибудь страшное?

—Как тебе сказать.... Самое страшное, что я к тебе опоздал почти на девять часов... А случилось вот что:

==========

Прямо перед полуднем Царица призвала меня к себе и пригласила прогуляться по лесу. Вначале мы шли молча, потом она стала задавать вопросы о моей жизни в последние десятилетия, на которые я односложно отвечал. Она явно пыталась завязать разговор, но мне не хотелось откровенничать. Потом мы сидели на берегу, и я все отводил взгляд, пока вдруг не услышал следующего:

—Что я тебе могу сказать? Я знаю, что виновата перед тобой. В свое время я не открыла тебе чего-то главного, что смогло бы навсегда оторвать тебя от мира людей. Я все время боялась, что это перевернет все твои представления о Вселенной. Понимаешь, взяв тебя в свой мир, я приняла на себя ответственность за твою душу. Мне казалось, что для существа, родившегося и прожившего достаточное время среди смертных, лишние знания могли бы стать тяжелым непереносимым бременем. И я предпочла оставить тебя в неведении, дать минимум информации, достаточной только лишь для того, чтобы ты приспособился к нашей жизни. Теперь я понимаю, что это был голый прагматизм. Настоящая же причина заключается в том, что я до сих пор не могу допустить тебя или кого-то еще, близко к себе. Не могу, потому что внутри меня сконцентрировано нечто такое, что никто знать не должен. Если бы мы пообщались еще лет сто, может быть, что-то изменилось. Не знаю. Слово «любовь» так и не прозвучало между нами, хотя я знаю, что ты считал, что любишь меня. Но это не любовь, раз один из двоих не может довериться полностью. К сожалению, я поняла это слишком поздно. Помни об этом, когда ты скажешь однажды кому-нибудь: «Я не могу тебе это сказать».

—Я понимал, ты слишком могущественна, и ты не можешь поделиться этим могуществом со мной.

—Что ж, называй это так.

—Было время, я ловил каждое твое слово, я бы выполнил все, что бы ты ни потребовала от меня. И не только потому, что когда-то ты сказала, что я полностью в твоей власти.

—Наверное, в этом-то вся и причина, Дмитрий.

—Видно, слишком одиноко быть Царицей, даже в волшебной стране, если ты не можешь приблизить к себе даже тех, кого любишь.

Потом она отпустила меня, не забыв напомнить, что завтра в лесу состоится праздник Ивана Купалы.

==========

— Я все решила, —сказала я.—Расскажи же мне, как выручить тебя отсюда.

—Будь по-твоему...

Мы с Димой сидели на траве, и он рассказывал мне все без утайки. Я чувствовала, что теперь он говорит мне всю правду.

—Всякое может случиться, но будем надеяться на лучшее.— Он посмотрел мне в глаза.— Я не могу с точностью утверждать, что это написано именно про нас, но в одной волшебной книге я прочел: «Магия истинной любви: если, в ночь на Ивана Купалы, девушка обнимет своего любимого и, не разжимая объятий, выдержит испытание, Мир духов более не вправе удерживать ее избранника. Иначе страшная смерть».

—И все?

—Все. А этого мало? Во-первых, ночь на Ивана Купалы — завтра. Во-вторых, меня трудно будет найти. В каком виде я буду, не знаю — маскарад все-таки. В-третьих, в чем же состоит само испытание, неведомо. Возможно, даже я, против своей воли, буду тебе мешать — это не исключено.

—Димочка, я хочу тебе сказать, что у нас есть любовь. А настоящая она или нет, мы это проверим завтра. Сегодня я поняла, что мы вместе, несмотря на то, что ты был с ней. Понимаешь, мы уже вместе, и никто не сумеет нас разлучить.

—Милая моя Сашенька, я должен рассказать тебе еще об одной вещи, чтобы не было недоговоренности. Я знал, что ты придешь, давно знал. На мой день рождения в 1867 году мне приснился странный сон. Мы мчались по небу на вороных конях, рядом со мной — девушка. Я сначала даже не понял, что это девушка: темно-синие штаны, обтягивающие стройное тело, кремовая блузка, очень коротко стриженные русые волосы. И откуда-то сверху раздался голос: «Она придет за тобой». От этого голоса я проснулся. Я взял бумагу, краски, начал рисовать. Мне никак не удавалось запечатлеть ее на бумаге, и только через две недели у меня получилось вот это.

Дима протянул мне старый листок картона. Когда я увидела рисунок, я вздрогнула, дыхание мое участилось, на лбу выступил холодный пот, а сердце мое чуть не выскочило из груди.

Это была я.

Хотя бумага пожелтела от времени, краски оставались еще достаточно яркими. Голубые глаза, русые волосы. Я сидела на вороном коне, но конь не летел, а стоял. Как и два дня назад — джинсы, блузка с двумя расстегнутыми верхними пуговицами. Из-под блузки был виден мой новый ярко синий купальник, который я две недели назад купила в Воронеже. На мне были легкие белые босоножки на плоской подошве. Руки спокойно держали уздечку.

Да, это я.

Мастерство художника было высочайшее. А внизу стояла дата: «19 ноября 1867 года», это же ровно за сто восемь лет до моего рождения.

—Так, значит ты все знал заранее,— только и смогла произнести я.— И от меня скрыл?

—Потому что я опасался, что ты мне не поверишь. Я тебя сразу узнал, как только ты подошла к лесу. Но, представь, что я показал тебе этот рисунок и сказал: «Девушка, я Вас уже целых сто двадцать шесть лет жду, где это Вас черти носят?» Ты бы посчитала меня за сумасшедшего. Так?

—Почти. А ты меня ждал?

—Конечно. А разве могло быть иначе? Ты же мне часто помогала, особенно, когда у меня случались неприятности. Стоило только посмотреть на этот рисунок, и мне сразу становилось легче. Наверное, я тебе тоже помогал: и с мачехами бороться, и с Маргаритой отношения строить. Но это я сейчас так понимаю, потому что я в первый раз тебя увидел только три дня назад... Возьми это себе на память.

—Спасибо, конечно. А можно я тоже тебе нескромный вопрос задам? Ты все-таки не хочешь, чтоб я пришла на праздник?

—Да, если быть до конца честным. Мы были вместе только два дня. Испытание нам подсунули, будь здоров. За два дня полюбить по-настоящему, когда другие целые жизни проживают, так и не могут найти истинную любовь. Завтра днем мы не сможем увидеться. Я буду занят подготовкой праздника. И у меня не будет даже свободной минутки. Я так тебя люблю, что не могу допустить, чтобы с тобой хоть что-нибудь неприятное случилось.

—Все. Хватит. Я уже это слышала. Я с тобой. В чем надо приходить и куда?

—Бал будет здесь в полночь. Одень белое платье...

—Я должна это сделать. Милый, ты же меня любишь?

—Да.

—А ты бы рискнул своей жизнью, чтобы нам быть вместе? Рискнул бы?

—Я да, мне терять нечего! Но ты еще молода, Сашенька. У тебя все впереди. Я боюсь, у нас шанс один на тысячу или на миллион. Тем более, что рисковать будешь только ты.

—Я уже все решила. Я ждала всю жизнь, сама не знаю чего! Но неужели теперь, когда нашла тебя, я не смогу тебе помочь? Вот тебе веночек, и что-нибудь еще надо придумать, вторую примету...— Я дала ему веночек из белых лилий, который час назад сплела тут на берегу.

—Красный пояс, я подвяжусь какой-нибудь красной лентой. Милая моя, очень прошу, подумай хорошо...

Я посмотрела ему в глаза:

—Подумаю. Но боюсь — лучшего придумать нельзя. Твоя любовь придаст мне силы, если моих не хватит. Хотя кто знает, на что мы способны.

—Я люблю тебя,— сказал он и поцеловал меня. — Теперь мне пора собираться.

И тут я не выдержала, мне захотелось признаться ему во всем. Во всех своих дурных мыслях, во всех страхах:

—Ты знаешь, сегодня ночью я чуть не предала нашу любовь. Я не могу тебе об этом не рассказать.

—Знаю. Забудь это, как страшный сон. И прошу тебя, не ругайся на себя никогда, особенно так, как сегодня, когда бежала по лесу.

—Прости меня. Я больше не буду. Я тебя люблю. Навеки. Значит, до завтра, в полночь.

Он еще раз крепко-крепко меня поцеловал, как в последний раз, и ускакал. Я оделась, осмотрела заросли и, даже не прицеливаясь, нашла выход из леса.

==========

Весь день 23 июня я провела, не покидая наш дачный участок. Мачеха почему-то не терроризировала меня своими никчемными разговорами. Только, как бы невзначай, поинтересовалась, почему я никуда не убегаю на целый день, как обычно. Вдруг мне захотелось все рассказать ей, поделиться своим счастьем. Но я промолчала, так как исход предстоящего испытания был абсолютно непредсказуем.

—А у меня сегодня выходной,— только и ответила я на ее вопрос.

—Парень-то хороший?

—Ага... Отличный.

—Учебу только не бросай.

—Пока не собираюсь.

Почувствовав, что она настроена ко мне доброжелательно, я решилась спросить:

—Тань,— я всегда звала ее Таней, хотя она была старше меня на целых двадцать лет. После Маргариты назвать ее «мамой» у меня язык не поворачивался. — Помнишь, у тебя было такое белое вечернее платье? Ты его еще переделывать собиралась... Оно здесь или дома?

—Здесь. Взяла, думала, как-нибудь перешью — чуть узковато стало. Да все руки не доходят.

—А ты не можешь мне его одолжить на один вечер? Мне очень нужно.

—Правда, нужно?

—Да. У меня поздно вечером очень важное свидание.

—А днем нельзя или, хотя бы, рано вечером?

—Это дело сложное, и очень личное.

—О, все сердечные дела абсолютно непостижимы для посторонних. А в принципе, как знаешь, ты уже большая девочка.

—Давай условимся, что отцу ты ничего не скажешь. Хорошо?

—Вполне понятно. Не беспокойся, не скажу.

Тут мне стало немного стыдно. Стыдно за то, что я незаслуженно перенесла на нее и обиду на всех моих мачех, и боль разлуки с Маргаритой. Я, наверное, только сейчас заметила, что она еще довольно молода и очень красива. Вспомнила, как ожил отец, повстречавшись с ней, что даже бросил свою никому не нужную работу. А недавно они вместе выбрали эту дачу, и теперь находятся здесь уже больше месяца и, вроде бы, даже не ссорятся. Получается, что я прожила с человеком бок о бок целых два года, а так и не успела познакомиться. По-моему, это не слишком-то хорошо меня характеризует.

Часов в пять легла отдохнуть, набраться сил и проснулась, когда часы показывали, что до полуночи оставалось чуть больше двух часов. Голова была как в тумане, джинсы и узкая кофточка, в которых я спала, не раздеваясь, вдруг стали мне страшно тесны.

На улице казалось особенно светло. Я встала, протерла глаза и увидела белое вечернее платье с большим вырезом сзади, которое было расправлено на стуле.

«Как бы мне не опоздать,— подумала я.— Вдруг я снова не попаду с первого раза в волшебный лес». Я не позволила себе долго размышлять над этим вопросом, но поторопилась скорее отправиться навстречу своей судьбе.

Надев приготовленное платье, я собралась уже идти. Но тут мне опять пришла мысль о том, что я могу и не вернуться сюда никогда больше. Трудно было представить себе такое, жалко стало родителей, захотелось увидеть их в последний раз. Но прощаться ни в коем случае нельзя — мое состояние не останется незамеченным для них. «Все равно, раз я решила, уйду по-английски»,— сказала себе я, хотя на душе осталось чувство вины. Но главным для меня сейчас был Дима, и проявить слабость — значило отречься от него, отказаться от нашего счастья. Тогда я решила — напишу записку. Я схватила карандаш и быстро настрочила: «Уезжаю далеко. Давно хотела самостоятельной жизни. Спасибо вам за все. Простите, если сможете... Ваша Саша». На записку я положила картину со своим изображением, подаренную Дмитрием. Пусть останется им на память, если я не вернусь. Лучше они будут ругать меня, как неблагодарную дочь, чем оплакивать мою гибель.

==========

Я тихонечко спустилась вниз, вышла из дома, и только там поспешно всунула ноги в босоножки. Надо мной нависало ясное ночное небо. Все вокруг было освещено полной луной. Подобрав подол длинного платья, я, стараясь производить как можно меньше шума, побежала по дорожке и очутилась на дороге. Вокруг царила тишина. Я дала своим мыслям возможность развеяться, полностью сосредоточившись на предстоящем пути.

Я подошла к месту, где явно находился вход в мой лес. Колючий терновник, который не причинил мне особых мук в предыдущий день, сегодня старался уколоть меня как можно больнее. Платье мешало и цеплялось за шипы со страшной силой. Что за порядки придумали? Уже нельзя в джинсах прийти — обязательно это противное платье. Но, все равно, надо идти.

Мой путь лежал через заросли в сторону реки. Мне надо было не только туда добраться, но спрятаться в определенном месте, которое в воображении своем я давно уже выбрала, чтобы до поры до времени меня никто не увидел и не поймал. Полная луна освещала мне путь, ведущий к испытаниям и неизвестности. Ее присутствие на небе делало меня не столь одинокой на пустынной дороге. В воздухе пахло травами и чуть-чуть дымом. Изредка в глубине леса мелькали разноцветные огоньки. Иногда казалось, что невидимые глаза наблюдают за мной с разных сторон. Наверное, лесные духи принимали меня за одну из молодых ведьмочек, спешащих на сборище — такой эфемерной и неземной ощущала я себя в летящем белом платье, пронизанном лунным светом. Один раз мне даже показалось, что у одного дерева я различила какую-то полупрозрачную фигуру.

Но самое интересное состояло в том, что мне абсолютно ничего не было страшно и я все шла и шла дальше. Я была готова ко всему. Я решила, что сделаю все, что будет в моих силах. Иначе и быть не должно. Я вышла из леса. Лунная дорожка переливалась всеми оттенками желтого по мелким волнам. Я спряталась в зарослях терновника. Мне казалось, что придется ждать еще час-полтора, настолько короткой показалась дорога к назначенному месту.

Только я расположилась поудобнее, чтобы ни сучья, ни иглы не впивались в одежду и тело, как тут все и началось.

Весь берег реки быстро заполнился мерцающими огоньками, казалось, многие миллионы маленьких и больших свечек загорались от невидимой зажигалки. Через несколько минут стало светло, как днем. Теперь я видела не только лунную дорожку через всю реку, но и каждого участника праздника, начинавшегося рядом со мной. Весь берег кишел ведьмами, лешими, упырями, ведьмаками, в воде плескались русалки, поднимая своими хвостами тонны воды. Может, еще кто был, но как их назвать, мне неизвестно. Мне подумалось, что они меня могут заметить, но потом я вспомнила, что даже днем лес казался непроходимой монолитной зеленой стеной. Сейчас, оттуда где светло, как днем, здесь, вообще, ничего не должно быть видно, хоть костер разводи.

Я не сомневалась, что главные события должны были произойти с минуты на минуту и не ошиблась.

Зазвучала музыка, и по небу со свистом пролетела ступа, точно такая, какую я видела в детских фильмах-сказках. Ступа опустилась на поляну, и тотчас кто-то подставил к ней небольшую лесенку. Из ступы, поддерживаемая с двух сторон прекрасными полупрозрачными девушками, по лесенке спустилась... старая, горбатая, сморщенная крючконосая старуха в лохмотьях. Боже, неужели Царица Леса так постарела? Почему Дмитрий мне не сказал об этом, или он по-прежнему видит ее молодой красавицей? Вокруг раздались восторженные крики и рукоплескания. Старуха улыбнулась, показав свой единственный, похожий на клык зуб. Вдруг в небе появились четыре ворона, несущие в клювах прямоугольник ткани, настолько тонкой и прекрасной, что она казалось сотканной из лунного света. Зависнув над старухой, они плавно накрыли ее тканью, словно мантией, на миг скрыв от глаз присутствующих. А когда покров был откинут, я увидела ее, Царицу Леса. Крики и рукоплескания усилились во сто крат и чуть не оглушили меня. Так значит, она еще и шутница!

По виду ей было не больше чем мне, и она, действительно, была красива. Цвета воронова крыла длинные, распущенные до пояса волосы развевались под легким дуновением ветерка, на голове сияла немеркнущим светом, переливаясь всеми цветами радуги, золотая корона. В каждом из восьми ее пиков были вкраплены драгоценные камни различного цвета и формы. Обруч был усыпан бриллиантами, а спереди сверкал огромный изумруд. Наверное, это был подарок от Королевы Самоцветов или от Хозяйки Медной Горы. На ней было спущенное с одного плеча длинное платье нежнейшего ослепительного серебристого шелка, отделанное невиданными по красоте и качеству кружевами, схваченное над левой грудью огромной алмазной брошью. Оно потоками водопада струилось по земле. В ослепительно белой руке мерно покачивался веер, как будто испуская из себя лучи мягкого голубого света. Конечно же, хотела бы я его с чем-нибудь сравнить, но это было что-то неповторимое, единственное в своем роде! Она поднялась на сооруженный у реки помост и стала рядом с креслом, девушки остановились сзади. Она улыбалась.

Все присутствующие на празднике продолжали приветствовать Царицу криками и поклонами. В тот же миг, откуда ни возьмись, среди гостей появились гномы с кувшинами вина и принялись щедро разливать его в подставляемые гостями кубки. Когда все были готовы, Царица Леса громко воскликнула:

—Я рада видеть всех вас на нашем ежегодном празднике! Да повеселимся сегодня на славу!

И все подняли свои кубки вверх. Все, кроме меня.

Я стояла, не шелохнувшись, стараясь ничего не пропустить. Между мной и возвышением, на котором находилась Царица Леса было довольно большое расстояние, сплошь заполненное гостями. Вокруг помоста стояли рыцари в доспехах, а чуть подальше, одетые в современную, ОМОНовскую форму, автоматчики. «Ведь это же надо, и эти от цивилизации не отстают»,— подумала я.

Царица сидела в кресле и, улыбаясь, смотрела на празднество.. Гномы принялись разносить всевозможные яства. Мне стало дурно, когда я посмотрела на некоторые подносы. Не буду их описывать, но многие блюда показались мне абсолютно несъедобными. Музыка заиграла еще громче. Короче, нечистая сила праздновала. Кто весело смеялся, кто, встретивши знакомого, громко разговаривал — все было, как на приеме во дворце. Меня никто не заметил.

Лунный свет... мерцающий свет факелов... звезды... Время близилось к полуночи. Я поняла, что мне нужно как можно быстрее найти Дмитрия. Похожих на людей почти не было, если не считать охранников и телохранителей. Среди них я его не нашла. Не обращая внимания на представительниц женского пола, которые, разгорячившись, уже стали потихоньку обнажаться, я рассматривала мужчин, пытаясь отыскать любимого. Что они делают? Трудно сказать... Губы некоторых двигаются, на лицах оживление... Я не разбираю слов.

Вот одна из фигур... Венок, главное, венок из белых лилий... Вот он! Не может быть! Я посмотрела на серебристые лилии, висевшие на длинном роге одного зелено-коричневого лешего. Он один, он кого-то ждет... Это он?.. Как же так? Спокойно! Смотрим дальше. Нет, нет... Нет. Опять нет. Куда же тот пропал? А, вот он! Точно, и пояс красный у него же. Так значит, это он и есть, мой Димочка. Он продолжает смотреть вдаль. Значит, захотела спрятать его от меня Царица лесная, не выйдет, я его из тысяч узнаю. Но какой же он страшный, аж жуть! Но это он! И я пришла только за ним, даже если он в таком виде останется, все равно я его люблю, все равно без него мне не будет жизни. Наверное, пора! Я готова на все! Я иду!

Кустарник как будто специально расступился, выпустив меня из своих объятий, ни один сучек не зацепился за длинный подол, и я оказалась на берегу, на самом краю праздника. Не выпуская из вида Диму, я включилась в веселую суету, пытаясь протиснуться как можно ближе к любимому. Вот он рядом! Я уже, не думая ни о чем, протягиваю к нему руки, чтобы обнять его, прижаться всем телом. Я увидела его глаза, и хотя они отличались от тех, что я знала, и цветом и формой, это были его глаза! Это были мои глаза! Лесной народ, заподозрив неладное и, наверное, не признав во мне свою, поднял шум:

—Лешего уводят! Лешего уводят!!!

Царица перестала обмахиваться веером и посмотрела своим пронзающим взглядом на меня, оценивая, наверное, мою силу. Я не отвела взгляда. Тогда Царица легонько стукнула своим веером по раскрытой ладони...

Я не имею ни малейшего представления, сколько времени прошло с тех пор, как мои руки, сжимавшие мохнато-сучковатое тело, провалились в пустоту. В руках ничего не было. Я лихорадочно искала, куда подевался мой леший. Вдруг почувствовала, что по руке, перебирая мохнатыми ножками, двигается большой паук. Меня чуть не парализовало от страха и омерзения, но я моментально поняла, что это он. Он мог принять любое обличие, а мне нельзя выпускать его из своих рук. Я быстро, но осторожно прикрыла его ладонью. Но тут руки стали расходиться и заполняться бурой мохнатой шерстью. Насколько мне хватало объятий, я держала огромного медведя, который пытался вырваться, а из его огромной пасти со зверскими клыками, разинутой прямо перед моим лицом, вырывался оглушающий рев. Я изо всей силы вцепилась в бурую шерсть на спине, чтобы мохнатое чудовище не отшвырнуло меня прочь, не заставило бы меня отпустить объятия. Я больше не боялась ничего, только одна цель — выдержать. Иначе я не только себя, но и его погублю. Жесткая бурая шерсть в руках вдруг превратилась в белые перья — я сжимала в своих объятиях большого сильного лебедя, который, шипя и яростно хлопая крыльями, пытался вырваться и улететь высоко в небо. Никогда не думала, что у лебедей такие сильные крылья и жесткие перья. Еще немного и он разобьет меня до крови. Но я точно знала, что это не может продолжаться вечно, скоро все должно закончиться. Еще немного — и мы будем свободны.

Вдруг лебедя не стало, а я прижимала к себе тяжелый раскаленный кусок железа. Я почувствовала пронзительную боль во всех пальцах и на животе. Не выдержав, я закричала, наверное, очень громко, но рук не разомкнула. Мне показалось, что мое платье стало тлеть, я ощутила запах паленого хлопка и горящего мяса. Боль становилась все нестерпимее. Я сорвалась с места и через толпу стала пробиваться к реке. Через несколько секунд я влетела в воду, плюхнувшись с головой в спасительную влагу. До неба поднялся фонтан пара, боль резко прошла. Глаза ничего не видели, как будто я была в молоке, но руки сжимали уже не кусок железа, а нежное тело моего любимого. Тот последний миг все продолжался и продолжался без конца.

Легкий порыв ветра прогнал последние клубы пара, и я увидела, а скорее почувствовала, что на берегу происходило невероятное оживление. Обнимая друг друга и тяжело дыша, мы с Дмитрием вышли из воды. Я поняла, что к нам направлялась сама Царица Леса.

—Поздравляю!— услышала я ее негромкий густой голос.

В глазах сильно щипало, но я все боялась разжать объятия, чтобы вытереть их. Вот так и стояла, еще полностью не осознавая, что испытание пройдено. Луна, казалось, сияла еще ярче и придавала всему окружающему совсем уже фантастический вид — сплошь голубой свет и тени.

Внезапно Царица Леса продолжила:

—Ты свободна! Ты сделала невероятное, и теперь у тебя есть выбор,— объявила она.

—Что ты имеешь в виду?— не поняла я.

—Ты теперь можешь свободно уйти отсюда. Или можешь остаться у меня. Ты мне нравишься, поэтому я бы порекомендовала тебе последнее.

Я с улыбкой отрицательно покачала головой.

—Я не собираюсь проводить остаток своей драгоценной жизни в образе кикиморы или русалки. И я не хочу, чтобы он оставался здесь,— заявила я, еще крепче прижимая Дмитрия к себе.

—Не торопись, не доверяй первым ощущениям,— стала уговаривать меня Царица.— Но, по-моему, тебе следует подумать о Дмитрии. Возвращение в ваш мир для него может оказаться сложным, даже опасным, так как у него нет ни малейшего навыка жизни в мире современных людей.

—Да, жить в нашем мире не просто, но все зависит от воли и желания, не так ли? К тому же, мы любим друг друга.

—Ну, что ж... Не думала я, что люди способны на любовь,— печально сказала она после недолгой паузы.— Но ты совершила то, что я со всеми своими знаниями и умениями не смогла... Поэтому я не буду больше вас удерживать. К тому же, я хочу наградить тебя. Проси, что тебе нужно.

—Я уже все получила... Мне ничего не надо.

—Нет, что-то я все же должна для тебя сделать,— возразила она.— Я была о людях гораздо худшего мнения. У меня даже возникло чувство, что, может быть, права была моя мама. Некоторым надо помогать... Посмотри на себя.

В то же мгновение я увидела, что все мое платье спереди сгорело и кожа моих рук, живота и груди покрыта волдырями и ранами от ожогов. Тут на моих глазах волдыри и раны стали уменьшаться, пока не исчезли совсем, а остались только красные пятнышки. Потом и пятнышки стали белеть и, наконец, пропали. То, что оставалось от платья, упало на землю и исчезло.

—Спасибо!— сказала я с чувством благодарности.— Нам можно идти?

—Подожди!— остановила Царица.— Вы еще успеете сделать это, раз уж не хотите оставаться здесь. Я думаю, что ты не откажешься еще от одного подарка.

—Какого подарка?

—Не могу же я тебя отпустить в таком виде! Там у вас этого не поймут. Это у нас здесь можно хоть целый день в неглиже по берегу бегать — никто и слова не скажет.— Она подмигнула мне, и мы рассмеялись.

Царица Леса взмахнула веером, и на мне оказалось точно такое же платье, как и на ней.

—Спасибо! Большое спасибо!— улыбнулась я, выпрямляясь.— Теперь можно идти?

—Да не торопись ты! Мне надо еще с Дмитрием парой слов перемолвиться. Ты же не будешь ревновать?

—Ну ты сказала!— выпалила я, и мы снова обе рассмеялись.

Дима, тоже уже одетый в свой костюм для верховой езды, приблизился к Царице Леса. Что она сказала ему, никто не слышал. Все произошло так быстро, что я не успела сделать даже вздоха Но мне показалось, что я увидела, как она взмахнула над ним своей рукой.

—Вам лучше знать, что вы делаете,— обратилась Царица уже к нам двоим.— Но, Бог даст, еще свидимся. Только не здесь, конечно. С рассветом вашего прохода, увы, больше не будет. Что ж, успехов вам и счастья!

—И Вам всего наилучшего! Счастливо оставаться!

Вокруг меня все поплыло. Миг спустя головокружение исчезло. Осмотревшись, я сообразила, что мы с Дмитрием стоим у самого выхода из леса в том месте, где колючий кустарник отделяет лес от дороги, и находимся неподалеку от родительской дачи.

Я еще не могла оценить произошедшего, но понимала, что эта ночь была самой удивительной из всех, которые бывали у кого-либо из смертных.

Когда мы вышли на дорогу, Дмитрий взглянул на меня восхищенным взглядом и остановился. Его глаза сияли, длинные волосы развевались на ветру.

—Сашенька!—обратился он ко мне.— Спасительница моя! Я теперь пред тобою в долгу! Ты превзошла саму Царицу Леса! Ты — богиня, совершенство! Я не достоин тебя!

Мне стало не по себе. Наверное, заметив это, он спросил:

—Как ты себя чувствуешь?

—В данный момент плохо,— ответила я, непроизвольно делая шаг от него.— Дима!— воскликнула я.— Подумай, что ты говоришь...

—Но я так счастлив,— довольно улыбнулся он.— Наконец-то, кончилось мое заточение!

—Неужели ты ничего так и не понял и хочешь сразу уничтожить нашу любовь?! Как маленький, честное слово! Но все правильно, вниз катиться куда легче...

Он обнял меня, но тотчас же выпустил.

—Я все понял. Все, больше никогда такое не повторится. Меня смутило все: и этот наряд, и твоя сила.

—Сила нашей любви. Нашей!!! А этот наряд... Больше мне его надевать некуда. Я его подарю, даже знаю кому. Тем более, что долг платежом красен.

Мы продолжили путь. И не успела я сделать несколько шагов, как мой взгляд встретился со взглядом улыбающегося Димы.

—Ты знаешь,— произнес он.— Только сейчас я понял, о чем хотела сказать мне напоследок Царица, когда подозвала к себе. Она поблагодарила за урок, за то, что смогла увидеть себя со стороны. Мне кажется, что она увидела себя во мне, когда я пытался отгородиться от тебя стеной таинственного, не подпустить к себе близко, оправдываясь тем, что мы слишком разные.

—Но мы же смогли сломать эту стену!

—И Царица Леса помогла нам. Помнишь, я рассказывал тебе о нашем последнем разговоре накануне праздника?

—Конечно. И знаешь, я думаю, что она тоже может полюбить... Ведь она нашла ту недостающую аксиому. Да и ты уже знаешь ее — любовь возможна только между равными.

Край солнца только поднялся над горизонтом. Наверное, мы представляли довольно странное зрелище: молодой человек в костюме для верховой езды и девушка в блестящем вечернем платье, бредущие, взявшись за руки, в лучах рассвета.

Нас обогнал заспанный почтальон на велосипеде. Совсем не удивившись нашему необычному виду, остановившись, он спросил:

—Вы не знаете, где мне здесь найти Александру Максимовну Корину?

—Это я,— с удивлением произнесла я.

—Тогда это Вам,— сказал почтальон и отдал мне два конверта: один большой желтый официальный, а другой маленький узкий личный.

Я с недоумением посмотрела на Диму.

—Открывай же, это тебе,— сказал он.

Я быстро разорвала большой конверт и вытащила из него кипу различных документов и среди них — наш обычный бордовый паспорт с гербом. Открыв его, я увидела фотографию Димы и прочитала: 16 ноября 1963 года. Я положила документы обратно в конверт и протянула его Диме.

—Смотри, на целых десять дней помолодел,— улыбнулся он.— Надо бы гороскоп посмотреть...

Я, только взглянув на узкий прямоугольник с наклеенными на него разноцветными иностранными марками, сразу же узнала этот торопливый, но аккуратный подчерк:

— Это от Маргариты...— прошептала я.

Почтальон, довольный, покатил на своем велосипеде вдоль просыпающихся дачных домиков, и мне показалось, что они с Димой на прощание подмигнули друг другу. Но, может быть, это мне просто показалось...

Сентябрь 1996 - август 1998

Следующее