Н А С Л Е Д С Т В О

Новелла

Современная женщина имеет право делать всё, что ей хочется, как хочется и когда хочется. Слава Богу, наконец-то, мужчинам надоело бороться за главенствующее положение в семье и в обществе. Невозможно представить, сколько сил и средств потратили мужчины за четыре тысячи лет, прошедших со времен насильственной отмены матриархата, на то, чтобы доказать «слабому полу», а самое главное, самим себе, что они хоть что-то значат в этом мире. Что только не придумывали они про нас, каких только законов не писали... И чего добились? Ничего! Как только появился пролетариат, у которого, как известно, кроме цепей ничего не было (а нас и цепями не удержишь), женщина сразу же вернула себе главную роль в пьесе, под называнием жизнь. А в начале века даже те, у которых было кое-что кроме цепей, поднялись на борьбу с номинальным мужицким лидерством. И теперь женщина прочно занимает свое законное положение хозяйки. А мужик... Пришел, ушел... Толку от него — как от козла молока. В лучшем случае, мужички днями и ночами на работе отсиживаются, а деньги заработанные, на проституток да на тятюшки тратят, а в худшем — пьют, пьют и пьют. А рожденный пить... Какой он, к черту, мужик? Вот и приходится женщине и по дому управляться, и хлеб насущный добывать, чтобы и себя, и детей, а часто, и мужа кормить, одевать...

До чего же солнце жарит... Надо бы пойти искупаться.

Прошло всего семь дней, как она, бесконечно занятая, носилась по Воронежу... В прошлый четверг, послав все дела к черту, решила, что необходимо срочно уехать и отдохнуть, иначе она просто не выдержит. За один день Анна оформила отпуск, нашла путевку в Испанию, как ей расписали в турагенстве, на фешенебельный курорт, благо, загранпаспорт давно был готов, и в субботу к обеду была уже здесь. Ни знакомых, ни друзей — никого. Сбежала ото всех и от всего.

Почти все время проводила она на этом пляже, и уже привыкла к царящей на нем раскрепощенной обстановке. В первый день Анна с ужасом увидела, как отдыхавший рядом мужчина, по виду, немец, выйдя из моря, снял мокрые плавки и равнодушно, не обращая никакого внимания на окружающих, минуты две копался в сумке, пока не нашел сухие, медленно натянул их и улегся загорать. Почти все иностранки, даже престарелые американки, с отвисшими грудями, загорали без верха. Поэтому купальник, который Анна считала дома слишком откровенным, она окрестила в мыслях как трусы-сафари с капюшоном. Женщины её возраста и моложе практически не обременяли тела одеждой. Загорелые, с ослепительными улыбками, свободные и счастливые, прыгали и резвились они в воде. Анне казалось, что они с наивным и как бы детским любопытством поглядывают на ее слишком закрытый купальник.

Пришлось купить себе бикини: три синих треугольника на веревочках. Она долго ходила по номеру, разглядывая себя в зеркалах, привыкая и удивляясь тому, что в этом купальнике она кажется более обнаженной, чем без него. Еще пара дней понадобилась Анне, чтобы она смогла, не стесняясь своего тела, ходить в таком виде по пляжу. А возвращаясь в свой номер, она сдергивала и купальник, а потом часами расслабленная сидела на полюбившемся ей просторном балконе, наслаждаясь запахом незнакомых растений и вкусом заморских фруктов. Картины одна неопределеннее другой проносились перед ее успокоенным взором.

Сегодня на пляже она решилась снять верхнюю часть купальника и уже ничем не отличалась от дам, плещущихся рядом в море, которым так завидовала в первые дни отдыха...

Анна приподнялась с лежака и под взглядами похотливых окрестных тварей направилась к воде. Легкий прохладный ветерок ласкал перегретое стройное тело. Каждое дуновение ветерка щекотало кожу на груди, на спине и ногах. Вода принимала Анну постепенно, миллиметр за миллиметром, поднимаясь все выше и выше, от ступней по голени к коленям, от коленей — выше. Приятно теплое кольцо скользило вверх-вниз, вторя движению волн, вызывая странные чувства. Анна остановилась, когда очередная волна добралась до купальника и оставила на ткани мокрое треугольное пятно. Море звало ее в свои объятия. Она, почти обнаженная, стояла сейчас перед великой, непонятной, но принимающей ее безусловно, стихией. Анне вдруг захотелось взять все, что могли дать и море, и ветер. Вода омывала ее бедра, и лишь только она опускалась, ветерок холодил влажные места. Возбуждение росло с каждой волной. Все мысли, которые мучили Анну в течение последнего времени, в одно мгновение сменили окраску и значимость. Из того, что недавно так занимало ее, не нашлось ничего, что могло бы, хоть на тысячную долю, сравниться с морем, солнцем, ветром и ее ощущениями. Она уже не замечала ни людей, входивших и выходивших из ее моря, ни взглядов, ни шума. Только что-то мешало: маленький червячок, сверлящий сознание, этакий гвоздик в туфельке... Ах, этот мерзкий купальник, препятствующий морю полностью быть с нею!

Нет, не только синий треугольник мешал Анне, существовало нечто, что не позволяло ей полностью принадлежать своему гигантскому любовнику. Это нечто жило в ее разуме, душе, в привитых с детства установках и запретах. Мысли спутались в голове, но снова сосредоточились на последнем вещественном бастионе. Анна поняла, что в этом клочке синей ткани заключены последние ее комплексы и страхи, и она решительно развязала бантики. Ноги сами собой сделали шаг вперед, предоставив волнам возможность подниматься еще выше. Все исчезло - остались только она и стихия.

Анна почувствовала на своем теле заинтересованный взгляд, но отмахнулась от него, как от назойливой мухи. Ни один мужчина не может сравниться с ласковым морем, ни один из них не может так бескорыстно ласкать. Им же только одного надо: свершить над тобой некое действо и, удовлетворив свою физиологическую похоть, отшвырнуть тебя как ненужную использованную вещь. Мысль о мужчинах больно ударила, даже слегка охладила Анну, но через сотую долю секунды была изгнана под натиском новых еще более острых ощущений. Вода и ветер равномерно и сосредоточено делали свое дело, и уже не теплые, а горячие волны катились снизу вверх и сверху вниз по ее телу. Все сильней и сильней, всё настойчивее и настойчивее... Казалось, еще минута и возбуждение дойдет до такой степени, что Анна не вынесет, не сможет сдержаться, огласит весь мир мощным животным криком. Испугавшись, она решительно нырнула.

Охлаждение подействовало не только на тело, но и на разум. Анна поплыла в открытое море. Струи воды нежно ласкали ее, особенно там, где она предоставила волнам тело в первый раз в жизни. Предаваясь новым чувствам, Анна заплыла довольно далеко от берега и легла на спину. Вода прокатывалась под нею от пяток до затылка, поднимала ее всю, а затем выскальзывала, придавая телу невесомость. Это было похоже на то, что испытываешь на качелях, но еще более восхитительно.

Анна долго нежилась, качаясь на волнах, и прислушивалась к тому, что происходит с ее телом. Она не могла понять, как она могла жить, не зная такого наслаждения. Весь мир стал ярким и цветным. Все обиды и тревоги потеряли над ней власть. Остались только ее очень чувственное тело и сосредоточенная ласковость моря.

Когда Анну почти прибило к берегу, она еще раз с недоумением посмотрела на отдыхающих и с восхищением на море. Со счастливой улыбкой она какой-то незнакомой полупьяной походкой вышла на берег и, еле добравшись до своего лежака, упала. Грудь прижалась к горячему полотенцу, внизу живота застучал пульс, в обнаженную спину ударили солнечные лучи. Счастью не было предела. Мысли только о море...

Анна представляла себе снова и снова, как она стоит в воде, и как море ее ласкает. Она не заметила, как опустел пляж, а возле нее присел мужчина и стал медленно водить рукой по спине. Касания его пальцев не шли в разрез с ее мыслями. И только когда тело вздрогнуло, отозвавшись на призыв бархатной кожи рук, Анна открыла глаза и увидела его. Она хотела возмутиться, накричать, прогнать... И это, конечно же, отразилось в ее взгляде, потому что он, оторвав на секунду руку от нее, приложил палец к губам и тихо произнес: «Тш-ш-ш...» и опять продолжил ласкать ее. От незнакомца исходили спокойствие, безмятежность, уверенность, можно даже сказать, некоторое безразличие. Она невольно сравнила его с морем, готовым дать тебе всё, что ты сможешь принять, и не высказала ни протеста, ни страха. Она приняла его, как этот день, как продолжение ее ласкового и нежного моря, и глаза закрылись сами собой. Анна доверяла незнакомцу, она почему-то решила, что он не может обмануть ее, как не может обмануть море.

Ей показалось, что она очнулась от собственного крика. Очнулась и испугалась. Анна не помнила, как и когда она перевернулась. Она лежала на спине в абсолютно, с ее точки зрения, неприличной позе. Одна рука мужчины гладила ее по голове, а другая успокаивающе по животу, в котором горел нестерпимый огонь.

—Проснулась?— спросил он, и это слово, сказанное по-русски, вернуло ее к реальности происходящего.— Вот и прекрасно. Одевайся, пойдем.

Анна была ошарашена. Она смотрела то на море, то на незнакомца, который стоял рядом, и ей показалось, что тут, в нем, заключается решение ее проблем. Она подчинилась, восприняв безоговорочно, как приказ, его слова. Она нашла в сумке белье, надела платье, туфли и безропотно пошла за ним, не зная, куда идет и зачем. И хотя мужчина был явно не в ее вкусе, она приняла его. Он сказал — и всё. Больше не надо никаких размышлений и рассуждений. Всё правильно, все так и должно быть.

Через несколько минут они пришли в бунгало, одиноко стоящее на берегу. Анна окинула взглядом большую, застеленную чем-то светлым кровать, задернутое плотной шторой окошко, накрытый на двоих столик, несколько стульев, три или четыре картинки с местными пейзажами на стенах. В комнате царили полумрак и приятная прохлада.

Он, не говоря ни слова, подошел к ней и легко, каким-то артистичным жестом, снял с нее платье. Аккуратно расправив его, повесил на спинку стула. Потом — туфли и все остальное... Анна не помогала ему, но и не мешала. Она стояла перед ним обнаженная, но не испытывала ни стеснения, ни стыда. Он обнял ее, поцеловал и жестом пригласил за стол. Обед проходил в полном молчании.

Анна искала объяснение тому, как она оказалась за столь странной трапезой. Она перебирала различные варианты, думая о незнакомце. Но ничего путного не приходило в голову: на извращенца или больного он не похож. Спросить — не решалась. Он молчал.

С одной стороны, все это было как-то глупо, а с другой — вполне естественно. Весь сегодняшний день, по идее, вел к такому итогу. Она, разморившись на пляже, с удовольствием отдалась морю, которое заманило ее и расслабило. Его сообщник — ветер растрепал ее мысли и разметал их по берегу. И теперь она сидит здесь, словно заколдованная, подчиненная неведомой власти. Анна вспомнила, как она, нежно утомленная, вышла из моря... «В каком виде?.. Да, оттянулась в полный рост. Вот бы мне сказали месяц назад, что я способна на такое. Хотя, в чем меня можно упрекнуть? Разве я сделала кому-то плохо? Я одна. А всё остальное, кроме моря и ветра, существовало само по себе, ничем не выдавая заинтересованности во мне. И даже те, как мне казалось, похотливые взгляды, которых я так боялась и стеснялась в первые дни, можно было считать комплиментами, хоть в неприятной мне форме, но все-таки — комплиментами. Кто же не остановится и не посмотрит на то, что действительно красиво и эстетично, даже если это живая женщина, а не картина Рубенса или Веласкеса. Потом, став свободной внутри себя, я впервые в жизни почувствовала мужчину, который воспринимал меня не как туловище, годное лишь для удовлетворения своих потребностей. В нем не было той маслянистой похоти и слюней, текущих изо рта, как у большинства мужиков при виде красивой бабы. Его взгляд, который показался мне вначале равнодушным, таким не был. Он смотрел спокойно и сосредоточенно, как человек знающий и делающий свое дело «с чувством, толком, расстановкой». Вот и сейчас он также смотрит. Глаза в глаза, а не рассматривает мои прелести. Даже как-то неудобно, что он одет... Ох, и непонятный этот незнакомец. Зачем он затащил меня сюда? Покормить? Тогда зачем раздел? Посмотреть? Тогда почему не смотрит? А что ему надо? Чего он хочет? И главное - молчит...

А я что делаю? Зачем пришла? Чего жду? Ну, пришла - понятно: пригласил, вот и пришла. Дальше всё тоже было нормально: раздел, поцеловал... Спохватившись, решил покормить. Но обед затянулся. Даже очень. Я в сто пятидесятый раз разрезаю последний кусочек мяса и жую его целую вечность. Зачем? Зачем я пришла? Отдаться!!! Зачем еще. А он не хочет? Непонятный тип. Но я ему поверила, мне кажется, он знает что-то такое, чего я не знаю. Но что? И почему он только в глаза смотрит? Может, гипнотизирует или мысли читает? Может быть, надо сейчас же встать, одеться и уйти. Но мне почему-то хорошо в присутствии этого человека, просто, как наедине с собой, как будто, сижу на балконе в лучах заходящего солнца. Нет, пожалуй, даже лучше. От него исходят и теплота, и сила, и доброта. И все это направлено на меня».

Пожалуй, она никогда еще не находилась с мужчиной в столь интимной обстановке. Замужем не была, своего угла никогда не имела. Все ее свидания происходили в чужих квартирах, на природе, даже на работе... Всегда кто-то мешал, или мог помешать, или казалось, что помешают. Теперь же она была затеряна и в пространстве, и во времени — никто не знал и не ведал, где она и с кем.

На миг показалось, что это уже было когда-то, может, во сне. Только человек, сидевший тогда рядом, был не чужой, а свой, родной, а тот дом был их домом. До боли захотелось, чтобы так все оно и было: семейный очаг, домашний уют, созданный ее руками... Анна посмотрела на своего сотрапезника, и первый немотивированный импульс чувства к нему родился в ее сердце.

—Тебе жарко?— Придя к решению, Анна обратилась к незнакомцу, который по-прежнему был безмолвен.

Незнакомец, как-то смущенно улыбнувшись, кивнул головой. Она встала из-за стола и, подойдя к нему, стала в первый раз раздевать мужчину, пытаясь при этом не оценивать ни себя, ни своих действий — ей просто этого сильно захотелось. Но руки не слушались, пуговицы не расстегивались.

Через минуту Анна, совладав с собой и поздравив себя с победой, сняла рубашку. Как бы извиняясь за собственную неловкость, она взглянула на него, но увидев одобрение, поцеловала его долгим поцелуем и продолжила дальше все решительнее. Она сняла с него туфли, носки, наконец, брюки. Анна присела на корточки... Последний бастион, он как манил, так и отпугивал Анну своей неизвестностью. Собравшись с силами, она стащила его плавки и чуть не уткнулась лицом туда, куда до этого вход был настрого запрещен. Он наклонился к ней, поднял, обнял и одарил таким взглядом, в котором выражались и восхищение, и признание. Она слилась с его обнаженным телом, пытаясь каждой клеточкой своего существа ощутить и принять его. Он поднял ее на руки и, как драгоценную ношу, бережно отнес на кровать.

Анна лежала, разметавшись по всему простору огромной кровати. Он присел на краешек, и его руки снова ласкали, вызывая мягкие теплые волны, которые одна за другой катились по ее телу. Иногда эти волны встречали на своем пути препятствия, тогда они возрастали раз за разом, пока не превращались либо в девятый вал, либо в цунами. Результат их воздействия всегда был один - препятствие устранялось, иногда небольшим штормом, иногда маленьким стихийным бедствием, но эти разрушения шли только на пользу.

Вслед за руками каждый миллиметр ее тела ощутил на себе прикосновение его губ. Разум плавился под напором ласк, Анна летала, как во сне. Иногда казалось, что контроль над чувствами и эмоциями, который никогда не покидал ее, исчез, испарился. Она принадлежала ему, его рукам и губам. Как утром Анна отдавалась морю, так и сейчас она погружалась в море чувств. Ее больше ничего не беспокоило в этом мире, кроме собственных переживаний.

Редко пробегали мысли, которые отрезвляли, словно ковш ледяной воды, опрокинутый внезапно на голову. Вдруг Анна вся сжалась, вздрогнула и мгновенно остыла, когда он коснулся языком... там... внизу. Но его укоряющий взгляд и настойчивые попытки продолжить начатое, заставили Анну убедить себя, что такое тоже имеет право на существование не только в порнофильмах, но и в ее жизни. Какие бы ни были у нее установки, сейчас они полетели к чертовой бабушке. Тело трепетало, тело принимало эту ласку, так почему же разум должен препятствовать этому? Это были более острые ощущения. Анна снова и снова поднималась к какой-то неведомой вершине. Исчезло ощущение пространства и времени. Она летала в океане наслаждения. Когда-то она уже испытывала подобное, катаясь на американских горках: как в замедленной съемке, поднималась она высоко-высоко, и вдруг из-под ног выдергивали опору, и оставалось только падать в свободном полете. Иногда она приближалась почти к самой вершине, но страх перед ней отбрасывал ее назад — к подножию. И все начиналось сначала. Наконец, высота и сила волн достигли своего апогея, и разнесли последние остовы страхов ее пуританского воспитания. Тело изогнулось и затрепетало. Ее руки то отталкивали, то прижимали мужчину с неистовой силой, а с губ срывались бессвязные слова... Каждое его прикосновение вызывало все новые и новые всплески наслаждения. Эти последние несколько минут показались Анне столетиями...

Но все проходит: и минуты, и столетия. Постепенно она успокоилась. Он лежал рядом, слегка поглаживая ее лицо, руки. Анна была готова умереть в этой блаженной истоме. Когда она вырвалась из томного полусна, он, все также глядя на нее, осторожно гладил ее лицо, стараясь не доставлять беспокойства. Она не знала, спала ли она несколько часов или просто отключилась на пару минут.

Анне непременно захотелось отблагодарить незнакомца, ставшего вдруг таким близким, за доставленную радость. Но как? Ведь у нее совсем нет опыта. Очень хотелось сделать ему что-то приятное. Анна приподнялась, решив проделать с ним нечто похожее на то, что он делал с нею. Но после нескольких движений она уже не пыталась повторять его программу, от которой у неё, кстати, остались только смутные воспоминания. Лаская и целуя, Анна находила все новые и новые места, которые отзывались на ее нежность. Это приятнее гладить, это целовать, а здесь прижать, стиснуть, а тут легонько укусить. Она поняла, что тела могут разговаривать друг с другом. Она беседовала своим телом с его телом, даже не переводя это в мысли. Анна была удивлена открытием, что такой разговор ведется на более понятном языке, чем тот, при помощи которого люди общаются обычно...

Ее ласки довели его до такого состояния, что он, не выдержав их напора, выскользнул из-под ее рук и овладел ею.

«Какими словами передать те ощущения, когда он гладит рукой, ласкает языком или когда он там? Божественно. Одно только слово нахожу в русском языке. Жаль, оно не имеет много оттенков, но всё, божественно. А приятно — до невозможности. Но нет сил сдерживать себя. Сейчас улечу... Сейчас... сейчас.... Все!!! Мы летим вместе... Мы одно целое. Самое счастливое целое».

Они еще долго лежали, сжав друг друга в объятиях, не в силах разъединиться, оторваться друг от друга. Потом был еще полет, еще, еще... Не замечая ни дня, ни ночи, они перепробовали все, что хотели. За все это время он не произнес ни слова. Это обстоятельство и смущало, и беспокоило Анну. И если бы не те несколько фраз, сказанных им на пляже, она бы решила, что он, вообще, немой. Но зачем слова, когда и так все понятно...

==========

Негромкий стук в дверь оборвал очередной полет. Ничуть не встревоженный, он быстро встал, обернулся полотенцем и подошел к двери. Анне не хотелось ни вставать, ни одеваться. Она лежала так, как он ее оставил. До нее донеслась иностранная речь. Когда через несколько минут он вернулся, что-то неуловимо изменилось в нем. Это был и он, и не он. Казалось, ее родного незнакомца сменил чужой мужчина. Анна спряталась под простыней, только загорелые лицо и руки выделялись на белой ткани.

—Ты уже не хочешь, чтобы я на тебя смотрел?— Спросил и сам пристально поглядел на Анну.

—Сдается мне, что для человека, даже имени которого я не знаю, ты насмотрелся предостаточно.

—Ха-ра-шо... Ну, пусть так... My name is Георгий,— представился он.

—Анна,— бросила она.— Что случилось?

—В принципе, ничего...— он достал из верхнего ящика стола пакет, а из него - несколько исписанных листков.— Впрочем, я хочу рассказать тебе одну историю. Она довольно запутана и непонятна даже для меня. Но теперь такая минута, что об этом поговорить надо...

Три года назад на меня свалилось огромное наследство. Вот, послушай:

«Мой дорогой внук!

Я надеюсь, что именно тебе попало это послание вместе с моим наследством. Ты меня не знал. И тебе никто про меня не расскажет правды, потому что меня вообще не знал никто. Я прожил долгую и очень бестолковую, как я сейчас понимаю, жизнь. Мне исполнилось 84, и я чувствую, что жить мне осталось очень мало.

Моя жизнь была заполнена сплошь добыванием денег. Когда я понял, что денег мне хватит, жизнь закончилась. Только об одном я сейчас жалею, что не только мне эти богатства не принесли счастья, но многим людям, находившимся рядом со мной, они принесли горе, особенно, женщинам. Мне искренне жаль, что в женщине я видел только похотливое, ненасытное и алчное животное, и в этом раскаиваюсь. Но исправить сам уже ничего не могу. Я четырежды вдовец: только жен четыре штуки свел в могилу, — а скольких еще сожрал мой желтый Молох — это никому, кроме Бога, неизвестно. Я тебя прошу, можешь потратить все деньги, делай что хочешь, но ты должен искупить мой грех. Ты обязан хоть одной женщине дать счастье - вот то, о чем я теперь мечтаю. Хотя бы ненадолго, хотя бы на несколько часов. Это твой долг!

Бог с тобою! Твой дед».

Став богатым, я на время забыл про это письмо. Но потом стало твориться нечто странное. Все мои попытки уехать из Швейцарии, где я был оповещен о наследстве деда, обратно в Россию, терпели неудачи одна за другой. Зато, возможность остаться за границей и даже получить гражданство, купить дом, автомобиль — это оказалось проще простого и пошло как по маслу. Я сначала не понимал почему, но когда прочитал еще раз письмо, долго сидел неподвижный, переживая все мучения деда. Как же поступить? Что делать теперь? Вдруг молнией мелькнула простая, такая естественная мысль: «Мне надо выполнить этот наказ, иначе я не смогу жить свою жизнь, а буду только носиться с проблемой деда. Задача поставлена, осталось только найти решение».

Первые шаги дались мне тяжеловато. Я пытался за деньги купить для кого-нибудь счастье. Но кому могут принести счастье эти фантики, даже зеленые. Сиюминутные запросы — предел мечтаний на всю жизнь: платья, шубы, драгоценности, дорогие машины, фешенебельные курорты типа этого... Женщины радовались этим подаркам не больше минуты, потом их лица омрачались, наверное, они прикидывали, что ещё можно получить от меня. В этом способе я разочаровался сразу. Но любой опыт на пользу: главное, понял — счастье купить нельзя. Это не товар, и нет у него цены.

Мне показалось, что есть еще одна область — секс, когда мужчина и женщина наиболее близки. Но, как выяснилось, я не мог два раза встретиться с одной и той же женщиной. Если я оставлял ее хотя бы на час, дальнейшее общение почему-то прерывалось по независящим от нас причинам. Вначале, я не мог так запросто подойти к понравившейся мне женщине, чтобы с первой встречи затащить ее в постель. Поэтому начал с проституток. Они относятся к сексу, как к работе, поэтому им не до поисков счастья. Но, благодаря им, я быстро освоился в общении и с другими женщинами. По внешнему виду, по первым словам я научился определять такие кнопочки, используя которые любую можно было заманить на свидание.

Я перебрался жить на этот курорт. Какой путь я прошел, натыкаясь на собственные барьеры, стены, пропасти... Но времени было достаточно. У каждой женщины, побывавшей здесь, были свои проблемы, которые с моей помощью она хотела решить. Но проблемы не решались — счастливой никто не стал.

—Я тоже,— сказала Анна,— Счастье не бывает мимолетным. Нельзя быть счастливой сегодня, если знаешь, что завтра останешься одна. Должна быть хотя бы иллюзия продолжения... этого счастья. Перспектива.

—Я, может быть, покажусь тебе жестоким, но ты хочешь сказать, что ты шла сюда с пляжа именно за тем, чтобы получить счастье на всю оставшуюся жизнь? Или за чем-нибудь другим?

—Я не знаю, зачем я сюда шла, просто я подумала, что ты и есть мой мужчина. Я не могу объяснить, чем ты меня к себе расположил. Но я тебе поверила.

—А я обманул?..

—Выходит так, ты заставил меня помогать тебе в выполнении твоей глупой миссии, то есть, использовал меня, как средство...— Анна чуть не расплакалась при этих словах.

—Ты хочешь плакать? Не стоит. По-моему, человек плачет только от жалости. А жалость унижает. Тем более, жалость к самому себе. Не пытайся себе доказать, что ты лучше, чем есть на самом деле. Я тебе расскажу, что сам знаю. Мне сейчас принесли счет за бунгало и билет на самолет, который вылетает отсюда через полтора часа. Поэтому у меня очень мало времени, а надо очень многое решить. Я не могу оставить тебя несчастной на всю дальнейшую жизнь. Не имею права. Кроме того, я знаю, что мы с тобой больше никогда не встретимся. НИКОГДА. Даже если мы и найдем друг друга, быть вместе мы не сможем. Ты встретилась мне, чтобы освободить меня. Я тебе скажу, что ты помогла мне понять, что такое счастье. А когда мы с тобой летали вместе, меня осенило, что нельзя другого человека сделать счастливым, это может сделать только он сам и только для себя. Раньше я пытался осчастливить хоть кого-нибудь, забывая о себе, а ты позволила мне почувствовать себя в первый раз счастливым мужчиной. И я очень тебе благодарен. Была бы моя воля, я бы остался с тобой навсегда, чтобы мы могли строить счастье на всю жизнь, но, по-моему, мы не с того начали, и я не хочу причинять неприятностей ни тебе, ни себе. В этом тяжелом наследстве заложена такая страшная разрушительная программа, что она не только нас, но еще и полмира может раздавить заодно. Мне это пришло в голову, когда мы с тобой были там, наверху, наверное, рядом с Богом. Могу тебе честно сказать, я не заказывал этого билета на самолет, я не собирался уезжать отсюда. Это означает только одно, что моя миссия выполнена, и я свободен начать новую жизнь. Жизнь с белого листа, но с немалым опытом. И я примерно знаю, что теперь мне надо делать.

—И что же?

—Во-первых, расставить все точки над i для тебя. Иначе, если моя спасительница будет несчастна, я не смогу нормально жить, и не смогу найти свою настоящую любовь и счастье. Скажи, ты веришь в любовь?

—А где ее найдешь, эту любовь?

—В себе, и только в себе. Когда ты поймешь себя и научишься любить такую, какая ты есть, тогда и человек найдется, которого ты захочешь понять и принять, как приняла меня, также безоговорочно и безусловно. Я сделал шаг к тебе навстречу, ты ответила, поэтому мы и сумели преодолеть одну ступеньку. Остальные, по крайней мере, с кем я до сих пор встречался, воспринимают этот порожек как непробиваемую стену высотой до неба. И как слепые котята в темной комнате они тыкаются носом в различные предметы, пока не улягутся спать на какой-нибудь теплой подстилке, чтобы дождаться окончания своего срока пребывания на этой грешной земле. И даже когда у них откроются глаза, в темноте им кажется, что они всё также слепы. Поэтому так и живут — бесполые существа в телах, только потенциально способных стать мужчиной или женщиной. А эта ступенька — только первая, хотя и очень высокая, но дальше будут другие. Какие — еще не знаю, но их тоже необходимо пройти. Иначе жизнь превратится в бесцельное прозябание, даже на этом новом уровне, с уже преодоленной первой ступенькой. Тебе много придется думать о нашей встрече. Но, прошу тебя, не зацикливайся на мне. Ищи!

—Кого? Человека? Мужчину?

—Любовь. Когда-нибудь и ты, и я найдем те наши половинки, которые смогут пройти весь путь вместе с нами. Кроме тела у человека есть и душа, поэтому секс, конечно, дело немаловажное, но не самое главное. Надо искать любовь. И каждый шаг вперед в этом направлении для меня и будет счастьем. А ты как думаешь?

—Возможно, ты и прав. Я всегда считала, что самая счастливая девушка на свете — Золушка, которая дождалась своего принца. Вот так и я в своих мечтах, уже поселилась в королевском дворце после свадьбы, как вдруг меня толкнули в бок, и я проснулась у той же печки. Но теперь, у меня сдвинулись понятия. Легкое счастье, полученное на халяву — это несчастье через пару часов, или банальная обыденность. Значит, счастье в пути. Пути к чему? К любви? К совершенству? К чему-то еще?

—Думаю, если хорошо поискать, то найдем. Я хочу спросить тебя, как ты относилась раньше и относишься к мужчинам теперь? До нашей встречи и сейчас.

—До встречи с тобой — плохо, как твой дед к женщинам, или почти также. С тобой я поняла, что мужчина тоже может быть нормальным человеком, и притом моим. Потом, подумала, что и ты такой же, как все. А сейчас, мне кажется, что нет никакой разницы между нами. Мы оба испытали счастье, благодаря тому...— Анна задумалась на минуту,— Благодаря тому, что мы сломали много лишних установок внутри себя. Одержали маленькую победу над собой, над своими страхами и комплексами, получили возможность быть теми, кем мы есть на самом деле. А сейчас — несчастны, и я думаю, вместе, потому что нам придется расстаться. Навсегда. Но знаешь, я тоже тебе благодарна за всё. Тебе пора...

—Что ж, мне только одеться. Все свое ношу с собой.— Георгий стал собираться. Он не казался ни усталым, ни спешащим.

—А я еще хотела спросить тебя, как ты меня нашел?— Анна снова не стеснялась его и без ничего расхаживала по комнате, собирая свои вещи.

—Нашел?— переспросил Георгий. — Я не искал. Пару месяцев я, вообще, не выходил из своего бунгало. Предыдущие встречи чуть не сломали меня. Я и завещание написал. Думал, всё — жизнь кончена. Но, выйдя на пляж сегодня, я увидел тебя, стоявшую в море. А когда ты сдернула трусики, я понял: это ОНА. Всё что ты делала дальше, только укрепило в моем сознании то, что только ты сможешь снять мое проклятие. Бедный дед за восемьдесят четыре года так и не понял, что, не найдя человека в себе, не найдя гармонии между душой и телом, нельзя быть счастливым. И ни за какие блага не купишь ни любовь, ни счастье, ни покой. Тяжелое наследство... Если бы ты знала, как я хочу тебе счастья.

—Счастья?.. Если бы ты...

Но Георгий перебил ее и направился к двери.

—Когда на воздушном шаре тебя подняли ввысь и высадили на вершине горы, то это не совсем то, если бы ты преодолела высоту сама, шаг за шагом. Когда на человека сваливается богатство, это не совсем то, если бы он накопил его сам, каплю за каплей. Это же касается и любви. Все нужно начинать с нуля, чтобы ощутить счастье пути... Я тоже начинаю все сначала.

==========

Они вышли на улицу. Стояла темная безлунная ночь. Огромные звезды горели так близко, что казалось, протяни руку и достанешь целую горсть. Анна с удивлением отметила, что за те дни, что она была здесь, ни разу не видела этой красоты. Неподалеку шумел прибой, лаская берег теплыми волнами. А Млечный Путь казался ей дорогой, на которую она сегодня вступила. Вступила и пошла, чтобы никогда больше не останавливаться.

Странная мысль поразила Анну: из всех тех людей, довольных собой, здоровых, молодых и старых, которые с веселым видом отдыхали на этом побережье, не было никого, кто понял бы Георгия, отказывающегося от дедова наследства, кто понял бы ее, счастливую в этом расставании.

«Люди не умеют и не хотят карабкаться вверх, они цепляются за то, что имеют, не зная, что, подняв глаза к небу, они смогут увидеть звезды». И она вдруг по какой-то тайной связи мыслей поняла, что не сможет больше и дня валяться на этом пляже, что ей тоже срочно нужно сделать что-то, чтобы хотя бы один человек захотел подняться на вершину.

Анна влетела в свой номер. Она долго искала листок бумаги и, наконец, нашла какой-то рекламный проспект с небольшим количеством печатных знаков и обширным белым глянцевым пространством. Она поудобнее уселась в кресле и написала вверху: «Наследство»...

Следующее