Глава 6. День рождения
—Как сделать человеку хорошо?
—Сделать плохо, а потом так же, как было.
Хорошо быть только вдвоем. Можно даже наладить собственную систему жизни, подходящую обеим. Но с выходом на работу, они все больше времени проводили отдельно одна от другой. Тем более, усталость после такого длинного отдыха. И где-то их вектора снова разошлись. Ира заметила это к концу недели. Хотя Женя частенько вытаскивала Иру из-за компа, и на обед они ходили вместе, не говоря уже о том, что с работы вдвоем шли домой, но как-то получилось, что где-то чего-то в их отношениях надломилось.
Вообще, все было замечательно. Ни быт больше не мешал, ни на работе косо не смотрели. Но, наверное, слишком много было пережито за все эти дни. Появилась самая обыкновенная усталость. В пятницу они легли не поздно, ну, как обычно — около двенадцати, быстро заснули без долгих ласк, а на следующий день проснулись около двух часов пополудни. Если раньше кому-то хотелось сбегать за цветами или подать кофе любимой в постель любимой, то сейчас они просто лежали, и обе не хотели вставать. Правда, к трем все же встали, позавтракали, и каждая занялась свои делом. Ира рисовала Женьку. Женя попыталась написать стих, не получилось. Полазила по Интернету, убила время. О чем-то говорили? О работе, о реализации, о нынешнем укладе жизни. Ире показалось, что Женю стало что-то напрягать. Разговор шел через пень колоду, и не получился, по большому счету.
В воскресенье ходили в церковь. Оказывается, они зря морочились по поводу юбок. В церкви было немноголюдно, человек двадцать, и три девушки были в брюках. И никто им ничего не сказал, не выгнал из церкви. Обе, и Женя, и Ира, были в юбках, и, скорее, им было неудобно за тех барышень в брюках, чем в непривычном для себя наряде. Вообще, воскресенье прошло тихо-мирно, безо всяких эксцессов. А под утро Жене приснилась мама, она была, как живая. Она ни слова не сказала Женьке, но только такие грустные глаза были у нее, так было жалко и ее, и себя, и Иру. Женя, чтобы Иру не расстраивать, не стала рассказывать ей свой сон. Молча дошли до работы, там весь день врозь. А к вечеру, когда вышли на площадь, Женька спросила:
—Ира, а можно, я к себе поеду?
—У тебя что-то случилось?
—Нет, ничего не случилось. Мне надо побыть одной.
—Солнышко, Женечка. Ну что ты спрашиваешь? И тебе, и мне можно все.
—Спасибо, Иришка! Я думала, что ты меня не отпустишь.
—Зря. Ну и где тебя проводить?
—Давай, откуда ближе. У меня слишком много вопросов к себе накопилось
На Театральной Ира посадила Женю в 67 автобус и медленно пошла домой. А Женька, не дожидаясь, пока останется совсем одна, пыталась разобраться в том, что с ними произошло. Почему после тех длинных выходных, которых было аж четыре и в которые они столько всего пробовали, испытали, за следующие шесть дней ничего такого не произошло. Может устали? Вполне возможно. Столько событий случилось и в конце того года и в начале этого.
Женя добралась домой и позвонила Ире, что все в порядке. Спросила разрешения позванивать иногда. Ира ничего не сказала про то, что можно все и всегда, просто сказала: «Звони!» На том и порешили. А Женька попыталась разобраться со своими тараканами, которые вдруг так неожиданно объявились в ее голове. Сначала она решила, что по большому счету, она получила все, что ей хотелось, все, что ей было надо. Поэтому и получился такой напряг. И только оставшись одна, она вдруг поняла, что у них начался период стабильности, очень похожий на предыдущую Женину жизнь с мамой, когда все заранее и навсегда известно. Потерялась новизна ощущений, зато появилось понимание, что все существующее сейчас, продлится и год, и два, и десять, если ничего искусственно не менять. Все изменения будут незаметны и незначительны, и все будет так же, как на этой неделе: с утра — встать, идти на работу, там тусоваться часов 10, оттуда домой. Вечер, один похожий на другой, засыпание и просыпание вместе. Обычная взрослая семейная жизнь. И все это навсегда!?
Это совсем не утраивало Женьку. Но придумать такое, чем можно было занять себя, да еще вместе с Ирой, сил пока не хватало. Завтра нужно будет пораньше встать, чтобы попасть во время на работу. Женя набрала номер Иры, пожелала спокойной ночи, и легла спать.
На следующий день Женька снова поехала на свою квартиру. Почему у мамы были такие грустные глаза? Она осуждает ее? Она могла бы разрешить? Она против? Ничего не понятно. А в воскресенье будет сорок дней, и надо снова устраивать поминки. Женя поплакала и спать легла еще раньше, хотя снова позвонила Ире сказать, что она все же рядом и никуда не делась. Оказывается, и у нее бывают трудные периоды. Проснувшись утром и собираясь на работу, Женя подумала, что не получается у нее разобраться во всем одной, и надо, наверное, возвращаться к Ире. Может быть, вместе с нею и получится решить... эту ниоткуда вдруг взявшуюся проблему.
Пришла в офис. Ира, привыкшая вместе с Женей приходить рано, появилась почти одновременно с ней. Женька бросилась подруге на шею.
—Иришка, прости, я совсем запуталась. Ты мне сможешь помочь?
—Наверное, нам надо поговорить. Я много всего передумала, и нашла, кажется, нашу ошибку. Давай вечером ты не будешь сбегать, а пойдем домой и поговорим. Другого способа я пока не знаю.
Женька поцеловала Иришку в знак благодарности, и кивнула в знак согласия. Они разошлись по своим рабочим местам. Но мыслительный процесс — штука интересная, и между рабочих вопросов они весь день думали о предстоящем вечернем разговоре. Если сказать честно, для Иры уход Жени домой в понедельник оказался слишком неожиданным. И она долго не могла понять, что же ее понесло туда? Но, приняв за основу то, что иногда надо отдохнуть одной от другой, Ира не заморачивалась отсутствием Жени, она разбиралась со своими тараканами. Это был тот пресловутый эгоизм, которым попрекала когда-то Иру Женя. Теперь, как считала Ира, он проявился у Жени. А ночью Ира поняла, что она так и не придумала, чем же занять их на ближайшее время, хотя бы лет десять. Какое дело они могут делать вместе, чтобы было интересно обеим? Поэтому целых два дня Ира только и думала, что над этим вопросом.
Вечерний разговор был тяжел как никогда. Ира предлагала варианты их будущего, что в основном выражалось в том, как она видит Женино будущее. Ира предлагала Жене учиться. Предлагала множество вузов, от архитектурной академии до Литературного института в Москве. Но у Жени всегда находились возражения.
—В Москву — не хочу, как я там буду одна без тебя? Тем более, литинститут. Я не настолько талантлива, чтобы делать творчество своей основной профессией. На дизайнера? Не знаю, я на тебя смотрю, как ты работаешь, и мне не хочется. Творчества в такой работе мало. Есть штампы, которые притягиваются за уши, и появляется нечто похожее на то, что хочет заказчик и за что платят деньги. И там везде конкурсы творческие, либо рисунок сдавать, либо писать литературную работу.
Получалось, что Женька пока не видела будущего, не определилась с тем, что же она сама для себя хочет. А без этого как можно заинтересовать человека, если ему самому не интересно. Так ничего путевого и не решили.
Легли спать пораньше, долго целовались и ласкались. Это у них всегда хорошо получалось. Когда немножко успокоились, Женя все же рассказала про сон, про маму. Поговорили и об этом. Ира обещала всяческую помощь с поминками. И в конце концов, сказала, что если Женя и в этот раз откажется от ее помощи, как на девять дней, Ира просто обидится. Договорились, что пока есть самая ближайшая задача, которую они будут решать вместе. И только после этого будут искать, как жить дальше, как жить вместе, чтобы и интерес был, и чтобы не надо было сбегать одной от другой. Ведь вдвоем можно хоть что-то решить, а поодиночке такие задачи вообще не решаемы.
==========
Следующие два дня пробовали прожить лучше, чем на прошлой неделе. Женька снова пыталась заботиться об Ире, Ира не возражала и сама всячески оберегала ее. Суббота и воскресенье, подготовка к поминкам, и сами поминки. Много сил отняли, но положенный ритуал был соблюден. Девчонки не поехали к Ире в воскресенье, остались в Женькиной квартире. Снова листали альбомы, Женя плакала, вспоминая. Пожаловалась Ире, что устала. Легли спать, Ира предложила Жене съездить во вторник к Ане, в деревню, на кладбище. У нее день рождения. Женя согласилась и вскоре заснула. А Ира еще долго-долго лежала, никак не засыпая, кое-что придумывала, даже не кое-что, а очень многое. И где-то в четвертом часу заснула.
==========
—Борис Иванович, завтра 25 января.
—Я догадываюсь, календарь же на столе.
—Извините, я забыла Вас предупредить раньше. Нам надо завтра с Женей уехать из города.
—А, как всегда, Татьянин день, и ты каждый год отпрашиваешься.
—Ну да.
—И как всегда без объяснений причины?
—Хотите, скажу? Все равно, уже. Скрывать мне нечего. День рождения Ани — девочки, моей подруги, которая погибла в девяносто пятом году.
—Извини, не знал. Как у вас навалилось все: у Жени вчера было сорок дней маме, завтра снова на кладбище. Может, не стоит ее брать с собой?
—Борис Иванович, она едет со мной. Этот вопрос не обсуждается больше.
—Мне сказать спасибо, что предупредила?
—Борис Иванович, я же извинилась, что забыла предупредить. Просто я думала, что в этом году мы поедем туда летом, но надо сейчас.
—Хорошо. Только доделай все, чтобы завтра не было напрягов с вашим отсутствием.
—Договорились.
==========
Утро 25 января выдалось на редкость ненастным. Ира проснулась в начале седьмого, посмотрела в окно. Сильный дождь хлестал по стеклам, от ветра голые деревья гнулись. А надо! Надо будет поднимать сейчас Женьку и идти в эту непогоду, ехать с пересадками, хорошо хоть, автобусы там часто ходят. И есть время искупаться. Пошла в ванную, приняла душ, оделась во все чистое. Разбудила Женю.
—Женя, вставай, пора.
Выпили чаю, оделись и ушли в эту зимнюю южную непогоду. Было еще темно, когда они, перепрыгивая через лужи, медленно шли к Соборной. Там зашли на рынок, Ира купила штук двадцать гвоздик. Она не выбирала, просто показала на букет, сказала — все. Продавщица сама себе посчитала, сказала, сколько это будет стоить. Ира отдала деньги, попросила завернуть. Хотя на улице и не было мороза, но дождь и сильный ветер могли поломать цветы и они могли погибнуть до времени.
Пешком добрались до Ворошиловского моста. Там маршрутка. И через полчаса они уже были на автовокзале Батайска. Взяли билеты на ближайший проходящий автобус, чтобы добраться до Истомино. И в девять двадцать вышли посреди степи, рядом с деревней, где раньше жила Ирина бабушка, где жила Аня, где обе они были теперь похоронены, и куда каждый год 25 января приезжала Ира. Приезжала всегда одна, а сегодня с Женей.
Слава Богу, дождь только моросил, не то, что с утра. Зато здесь, в степи, ветер был такой сильный, что Ира только успела раскрыть зонтик, как его развернуло и сразу же вывернуло в другую сторону. Еле удалось вернуть его в нормальное состояние, как новый порыв ветра, и снова не зонтик, а рюмка какая-то. Пришлось идти так. Дождь, так дождь.
Вроде бы, недалеко от города, а такое захолустье, даже дороги нет нормальной. Шли по полю, стараясь не попадать на дорогу, которая была разбита в хлам, и на пахоту, где ноги проваливались чуть не по колено. Женя никогда не была в степи зимой. Поэтому ее поразила эта желто-коричневая грязная голость земли. И они вдвоем, согнувшиеся, чуть ли не в три погибели, шли по этой степи против пронизывающего ветра. Потому что, так надо!
Женя только иногда отрывала взгляд от земли, чтобы увидеть конечную цель своего похода, но кладбищенский забор, вдруг возник перед глазами как из-под земли.
—Пришли почти, ворота там,— сказала Ира.
Кладбище было совсем небольшое, но эти голые холмики, отдельные памятники и кресты наводили тоску еще сильнее, чем на Северном. Ира вела Женю уверенно, она точно знала, куда надо идти. Один поворот, второй, Ира остановилась перед памятником, самым обычным, на котором была фотография Ани, фамилия, имя, даты жизни и надпись самая обыкновенная: «Любим, помним, скорбим».
—Вот здесь моя Аня,— сказала Ира, в глазках блеснула слезинка.
—Ирочка, мне кажется, ты ошибаешься. Ее тут нет. Твоя Аня у нас дома, на портрете. Она убежала на мгновение от тебя. А ты там, в том окошке... Живешь, ждешь ее.
—Не знаю. Да, и там она есть, но есть и здесь... Для меня Аня тут,— и поцеловав холодное стекло фотографии на памятнике, сказала:— Привет, мы пришли.
Женя понимала, что вмешиваться в это общение сейчас нельзя. Так было многие и многие годы до Жени, так будет продолжаться еще многие и многие годы. Поэтому Женя молчала. Молчала и Ира. То есть, она вслух больше не говорила ничего, только, может быть, про себя она все же беседовала с Аней. Рассказывала, наверное, что произошло за время с последнего визита, что случилось в мире, что случилось с самой Ирой. Долго-долго рассказывала. Потом, развернула цветы, протянула половину Жене, остальные положила на могильную плиту. Женя положила свой букет рядом.
Ира молча сняла рюкзак, достала оттуда упаковку стаканчиков, бутылку водки, хлеб, пакетик конфет. Конфеты — к подножию памятника. Налила стаканчик до краев водки, прикрыла кусочком хлеба, поставила рядом с конфетами. Налила еще один и тоже, накрыв куском хлеба, поставила рядом с первым. Налила стакан Жене, налила себе.
Женька ничего не понимала, кому это второй стакан? Почему два? Она, наверное, так посмотрела на Иру, что та, наконец, дала себе право сказать то, что собиралась, но никак не решалась:
—Знаешь, Женечка, мне кажется, что цыганка была неправа. Нельзя пережить семь похорон и только потом жить счастливо. Я сейчас пережила только шесть. И уже точно знаю, что счастливой я быть, наверное, не смогу... ни пока ожидаю седьмые, ни потом, когда потеряю очередного своего родного человека. Нельзя жить с таким грузом. Потому что где-то в душе, в мыслях давным-давно завелся такой червячок, который самое неимоверное счастье быстро превратит в труху. И с этим нельзя будет даже нормально жить, а не то, что счастливо. Я решила, что седьмые похороны должны быть моими. Ведь она же могла сказать, что только в новой жизни я буду счастлива. Так вот, второй стакан за упокой Иры. О покойной можно только хорошо или никак... Что можно сказать хорошего о себе? Не знаю, жила, как могла. Давай выпьем за упокой души и Ани, и Иры, пусть земля им будет пухом. Царствие небесное.
Ира выдохнула и одним глотком выпила всю водку, подняла глаза на Женю. Та стояла сама не своя. Но, подчиняясь ритуалу, тоже выпила водку, которая оказалась такой необыкновенно крепкой, что казалось, внутри у нее все обожгло. Она сделала несколько выдохов, прежде чем смогла вдохнуть. Ира протянула ей кусочек хлеба. Женя быстро жевала, стараясь хоть чем-то снять это неприятное ощущение во рту, в горле... в душе... Кажется, прошло, и даже внутри потеплело. Женька молчала, что она могла сказать на это решение Иры? Вообще, вопрос жизни и смерти не в человеческой компетенции. Но взглядом все равно требовала объяснений, раз выпили за упокой Иры, ее любимой Иры, то... что же дальше?
—Женечка, ты не переживай. Мне, правда, нужны эти похороны. Эти седьмые похороны. Да, пусть Ира, которая жила как могла, мучилась, как умела... Пусть она умерла, но я то осталась. И мне теперь придется, все-таки, жить счастливо. Ты знаешь, есть такая птица Феникс. Она никогда не умирает до конца, даже если превратится в горстку пепла, у нее всегда есть возможность возродиться. Вот так и я. Пусть больше не будет Иры, пусть. Я начинаю новую жизнь. Начинаю жизнь с тобой. Именно здесь, где самая главная моя часть умерла давным-давно. Умерла вместе с Аней. Та часть, без которой я бы так и не смогла быть счастливой. Так что пусть все части воссоединятся. А я буду жить новой, с новым именем. Я теперь буду Анастасией Новиковой, если коротко, то Ася. Ты хочешь со мной дружить? Ты будешь меня любить? Мы будем жить счастливо?
—Ира...
—Ася,— поправила она Женю.
—Прости,— Женька заплакала.— Я очень любила Иру.
—Да за что же, прости? Это я у тебя должна просить прощения, что не предупредила раньше. И вообще, ты знаешь, сейчас мы сделаем то, что вообще нельзя делать никогда,— она взяла бутылку с могилы, налила по половинке стаканчиков себе и Жене.— Давай копытца новорожденной обмоем. Я думаю, наши любимые девочки не будут против? За новую Асю Новикову!— Ася чокнулась с Женькой, потом с обоими стаканчиками под памятником и, улыбнувшись, взглядом показала: типа, повторяй и выпей за меня.
Женька тоже стукнулась с двумя стаканами на могиле, выпила. Теперь водка пошла легче, просто было тепло. Даже новый кусочек хлеба не понадобился. Хватило того, что оставался в руках. И вообще, не только Ира смотрела на мир совсем другими глазами, но что-то переключилось и у Жени, да и сам мир изменился. Пока они были здесь, дождь закончился, ветер стих, и хотя небо было темно-темно серым, но уже не таким страшным. Казалось, вот еще чуть-чуть и... неизвестно, что произойдет. Женя нерешительно подошла к Асе, взяла ее за руку... живую, теплую, и заплакала, обняла, крепко-крепко поцеловала в губы. Когда она открыла глаза, произошло то, что она ждала... или совсем не то, но... когда она открыла глаза, то увидела, что пошел снег. Огромные снежинки летели с неба и накрывали белым покрывалом голую землю. И это было очень правильно. Все очищалось. Все обновлялось. Исписанный лист приобретал девственную чистоту.
Ира закрыла бутылку, поставила рядом со стаканами, и они, взявшись за руки, пошли к выходу с кладбища. В последний раз Ася оглянулась на Анину могилу и увидела, что к ней идут родители Ани. Они почти каждый раз пересекались, и пару раз Ира даже разговаривала с ними, даже в гости заходила, но сегодня не хотелось. Видели ли родители девчонок или нет, но в любом случае, цветы остались на могиле. И в любом случае, им будет приятно, что кто-то помнит их дочь, кто-то знает про двадцать шестой день рождения их Анечки.
==========
Женя обратила внимание, что водка никак не подействовала на нее, может, только согрела. Зато, как легко прошли они по чисто белому полю назад на трассу. И даже торчащая из-под снега желтая трава не мешала. И эту желтизну можно было видеть, когда оглянешься назад, а по пути, с этого ракурса, был виден только снег, своими хлопьями залепивший все. На полпути Женя потянула подругу за руку и сказала:
—Ася, милая, я, кажется, люблю тебя.
—Спасибо, родная! Женечка, как я тебе благодарна за все! И если бы ты только знала, как я люблю тебя!
Возможно, они бы превратились в снеговика, потому что снег все шел, а их поцелуй был таким долгим... Но надо же возвращаться домой. На трассе долго стоять не пришлось. Автобус, пересадка, второй. И к трем часам дня они уже были дома.
Ася осваивалась в новой жизни, все пересматривала с новой точки зрения, с новых жизненных установок, придумывала для себя цели, искала средства для их выполнения, А Женька пыталась узнать в этой девушке свою любимую, иногда не попадала, тогда просила Асю перевести в слова все ее новые ощущения, но той никак не удавалось, она переводила в слова только то, что могла. Единственное, что Ася решила для себя сразу, что она ничего не боится, и поэтому все может, осталось найти себе конкретное применение.
Что же она может на самом деле и что ей, действительно, нужно? Первая мысль пришла в голову еще в поле, когда они там бесконечно долго целовались: надо попробовать себя в качестве фотохудожника. Вечером провели целых две фотосессии: одна — в качестве модели Женя, вторая — в качестве фотомодели сама Ася, второй раз в жизни, и первый раз — в новой. Потом, просматривая обе свои серии, Ася отметила, что она себе нравится... как девочка, как женщина... первый раз в жизни. И это было так приятно.
==========
Наутро Ася отослала Женю на работу, чтобы та объяснила, почему Асе жизненно необходимо сегодня опоздать, а сама пошла в ЗАГС написать заявление и узаконить свое новое имя. Заявление подала быстро, зашла в магазин, купила себе блузку, юбку, сапожки на каблуке. Когда пришла на работу, ее не узнали. Больше всего удивила она Женю. И Жене так понравилась новая Ася: такая нежная, такая миленькая... такая девочка хорошенькая, и захотелось прижать ее к себе, расцеловать при всех. Но сдержалась.
Зато Ася удивила всех, она подняла руку, чтобы привлечь внимание, успокоить народ и заявила:
—Господа, я решила поменять свою жизнь. С сегодняшнего дня я сменила не только имидж, но и имя. Разрешите представиться: Анастасия Новикова. Можно просто, Ася. Прошу любить и жаловать,— сказала и прошла на свое место.
==========
Работать она меньше не стала. Все воспринималось с радостью, все казалось наполненным смыслом. То, что было на уровне ремесла, делалось теперь гораздо быстрее: что заказывал, то и «заполучи фашист гранату!». Ася могла пустить в ход свою очаровательную улыбку, которая не раздражала заказчика, который соглашался, что заказывал именно то, что и сделано. Но он надеялся, что творческий подход дизайнера и его чутье сделают лучше, а не будут следовать его не очень развитому художественному вкусу. Вот и в повседневной работе нашлось применение новым Асиным возможностям.
Она даже сходила в парикмахерскую, сделала некое подобие прически. Хорошо, что не было времени подстричься в последние месяцы, и ее ежик немножко отрос. Заодно сделала маникюр, педикюр. Потратила целых четыре часа на себя, но так себе угодила. Извела кучу денег, но это тоже было в кайф. Купила билеты в театр, в первый раз со студенческих времен, сходили на пьесу. То, что целовались в антракте за портьерой, было конечно, чрезвычайным событием, но спектакль, все равно, поразил больше. Оказывается, в мире есть еще столько хорошего!
Женя на работе с опаской поглядывала на меняющуюся на глазах Асю и отмечала, что от ее Иры с каждым часом остается все меньше и меньше. А новая девушка могла и не принять Женьку с ее старыми загибами и заворотами. Но это только казалось, потому что вечерами Аська тормошила свою Женечку, заставляя думать, заставляя решать. А та не могла, потерялась она, потерялась еще до Иришкиного перерождения, а тут в новых условиях надо уже было догонять, но сил не хватало... или желания... непонятно. Девочка Ася сильно отличалась от Иры даже в постели. И это тоже надо было принять, как должное. А как это принять? Нет, Ася не становилась стервой, но ей хотелось больше нежности, больше страсти, больше напора. Возросли требования к Женечке. Ася не наезжала, не корила, она все делала сама, чем понуждала Женю к ответным действиям.
==========
В воскресенье приходила Ритка с ребенком, и не было уже никаких проблем, связанных с тем, что с сестрой, которая к тому же сменила не только имя, но и фамилию, живет девушка Женя. По крайней мере, Рита не загонялась по этому поводу. Да, она знала, что у Иры были такие наклонности, но тут, как говорится, каждому свое. И Ванечка, попав в новую для себя обстановку, сидел тихо-тихо минут двадцать, потом осмелел, стал потихоньку проявлять признаки жизни, а через полчасика он уже бегал с Женей, как заведенный, по всей квартире. В тот день в первый раз у Жени появилось раздражение неустроенностью их была — в туалете не было крючка. Было очень некомфортно, когда Ванька с криком:
—Вот куда ты спряталась!— ворвался в туалет, когда Женька только присела пописать.
Но этот инцидент замяли, даже не обсуждая, чтобы не травмировать ребенка, и не акцентировать его внимание. Просто, Жене было плохо. Потом, вроде бы, все забылось. И игры продолжились с новыми силами. И поздно вечером провожали гостей до остановки вдвоем.
==========
Лужи зияют чернильными кляксами,
Туча нависла, как спрут.
Тени прохожих с угрюмыми масками
Тупо навстречу бредут...
|
==========
А однажды Женька долго не могла заснуть. Она не понимала, как можно получить столько удовольствия за один раз, как сегодня получила Аська. Да, у Жени тоже было удовольствия немерено, но у Аси гораздо больше. Женя не понимала, где же у нее появился этот блок, который жутко мешает. Женька прокручивала у себя в мыслях все, что было у нее с Ирой, с Асей. Она вспомнила, когда было похожее состояние. Сразу после нового года, когда Женька сама так напирала на Иру, как сейчас Ася на Женю. Как тогда Ира ломалась, не выдерживая такого интенсивного проявления чувств, так и сейчас Женя плющилась под Асиными заботами.
Вообще, Ася делала для своей Женечки все, что считала нужным: и дарила ей одежду, и таскала по салонам, и на какие-то восточные танцы записались, даже сходили несколько раз. Жизнь стала интереснее, но и тяжелее до такой степени, что Женька не выдерживала. А главное, Женя так и не могла определиться, любит ли она Асю, или ее любовь умерла вместе с Ирой. Все было так непонятно.
==========
Асю пригласили на день рождения. Она, конечно же, взяла с собой Женю. Вообще, Асе, в отличие от Иры, часто требовалась компания. Наверное, то, что было упущено за годы затворничества, искало выход и, кажется, нашло. Ася входила в любую компанию как своя, и если кто забывал и по ошибке называл ее Ирой, она откликалась, и только мягко поправляла.
Притихшая Женька сидела в уголке и считала себя лишней на этом празднике жизни. Какой-то мальчик все время увивался за нею, приглашал танцевать, говорил какие-то глупости. Только на третий раз Женя запомнила, как его зовут — Гена.
—Как крокодила из мультика про Чебурашку,— пошутил он.
—Вот, так бы сразу и сказал. А то все намеками, да намеками,— в первый раз улыбнулась Женька.
—Женя,— наклонившись и зашептав в ухо, от чего мурашки побежали по спине Женьки,— давай встретимся как-нибудь. Ты не против?
—Зачем?
—Ты мне нравишься, очень.
—Как Чебурашка?
—Я тебе объясню, как только встретимся.
И хоть Женька ничего не обещала, но телефонами обменялись. А ночью, когда Ася спала, Женя думала, зачем она пообещала? Нет, она же не обещала. Просто он мягко настаивал, а Женя повелась... И напирал он не так, как Аська, но как будто, имел на это полное право. Это было очень интересно, очень загадочно, необычно и страшно. И можно ли? А как Ася? Обидится? За что? За то, что я ним один раз встречусь? Я уже собралась встретиться? Может быть, он уже и забыл про меня, а я тут все мозги себе изнасиловала. Женя пыталась выкинуть из головы сегодняшнее происшествие, но тело помнило его нежные крепкие объятия, в ушах звенел его шепот, а по коже бегали мурашки. Женя прижалась к Асе, Ася обняла ее. И только так Женя успокоилась.
А Гена позвонил только на третий день, пригласил в кино. Женька хотела пошутить про последние ряды для поцелуев, но сдержалась. А вдруг и вправду? Только за этим? Ой, как неудобно было отпрашиваться у Аси на свидание. Но реакция у той была совершенно необычной:
—Ты надолго?
—Как получится.
—А домой придешь?
—Да, конечно же, и не поздно.
—Счастливо!
В первый раз уходила Женька одна от Аси, и так надолго. Может, если бы Ася ее остановила или спросила, куда она идет, с кем, Женька рассказала и не пошла бы. Пришлось бы позвонить Гене и сказать, что, увы, ничего не получится. Но Ася проводила, как мама, как будто знала, куда ее девочка идет и зачем. Она, может быть, была и против этого свидания, но против природы не попрешь. Поэтому Женька уходила с двойственным чувством: она уходила на свидание с мальчиком, и любимая девушка ее отпускала. Но Женька решила для себя, что если будут билеты на последний ряд, и он позволит себе хоть что-то лишнее, она сразу же уйдет. Это ее немного успокоило.
Но ее худшим ожиданиям не суждено было сбыться. Гена взял очень хорошие билеты, в самом центре зала, и не приставал со всякими вольностями, только где-то к середине фильма взял ее ладошку в свою, и не отпускал до самого конца сеанса. Женька ждала более решительных действий и была готова отразить их самым жестким образом, но этого не потребовалось. Даже когда он довел Женю до дома Аси, он смог только неловко чмокнуть ее в щеку. Потом СМС-ились, разговаривали. Женька умом понимала, что отношения с Геной надо принимать, или надо сразу же гнать его из своей жизни. Нужно принимать любое решение. Когда он в первый раз позвонил на работу, Женьке показалось, что все вокруг насторожились, чтобы подслушать разговор. Как-то надо признаться Асе. А надо ли?
==========
|
