Глава 3. Гуляем?
Флирт — это когда девушка не знает, чего хочет, но всеми средствами добивается этого.
Валентина Васильевна, немолодая, небольшого роста, сухонькая женщина, со стриженными «каре» давно некрашеными русыми волосами, одетая далеко не по последней моде, сегодня возвращалась домой в самом дурном настроении. В этот день шеф давал зарплату, и с таким видом протянул ей эти несчастные пять с половиной тысяч, что хотелось уже самой уйти на пенсию. Ведь он намекал ей на том самом неприятном юбилее — 55, а потом уж и за спиной стали поговаривать, что, мол, хватит, наработалась, пора и отдохнуть. Три года назад у нее уже был инфаркт, но тогда она отлежалась, отдохнула, и снова на работу. А сейчас ей нельзя болеть, ей нельзя уходить на пенсию — Женька еще маленькая. Как же все не вовремя!
==========
Женька пришла, как всегда, в начале девятого. Сегодня она была как никогда довольна. И сразу, чуть ли не с порога, стала восторженно рассказывать обо всем, что случилось сегодня.
—Мам, ты помнишь, я тебе говорила, что Борис Иванович мне обещал 2000 в месяц по результатам нашего первого разговора. Потом, когда я сама взялась за работу, в тот самый сложный день, он дал мне премию. А сегодня получаю в бухгалтерии 2100, и премию — еще тысячу. И это за три недели. Представляешь?
—Ты делаешь успехи.
—Спасибо! Мне самой понравилось. Правда, я сразу тратить начала. Знаешь, надо было проставиться, ну, торт, фрукты. Хорошо, что выпивку шеф запретил, поэтому уложилась в 250. И вот... телефон купила.
—Женечка, зачем? Ты же все время у телефона: и на работе, и дома. Тем более, кто тебе будет звонки оплачивать?
—Мам, а если куда пойдем? Или ты, или я. Чтобы не волноваться, всегда будет связь. Представляешь? А Ира говорит, что ей обходится 150-200 рублей в месяц. У меня, думаю, будет еще меньше. Я же учусь экономить. Мне же с 28-го хватило той тысячи до сегодняшнего дня.
—Это точно, я думала на неделю хватит,— улыбнулась Валентина Васильевна.— Ну, похвастайся, что купила.
—Вот, смотри. Вот, нажимаешь, сюда. Видишь, это наш телефон, только в международном формате. Нажимаем... Вызов пошел, сейчас должен телефон зазвонить. Вот, слышишь?
—Игрушка, и довольно бесполезная,— махнула разочарованно рукой мама.
—Мам, а ты что такая грустная? Случилось что?
—Да что у меня может случиться? Нового... Все то же, все так же. Давай ужинать, а то я сегодня устала, правда. И нервы ни к черту.
==========
После ужина мама села смотреть телевизор, а Женька, чтобы не мешать, осталась на кухне и начала осваивать телефон, который тут же заряжался и разряжался одновременно. Женька пробовала все, что вычитывала в инструкции. Что-то получалось, что-то не выходило совсем. Где-то часа через полтора к ней на кухню вошла мама. В руках у нее был чек, который оставался там же, в коробке, из которой Женька доставала инструкцию. Как же она забыла его вытащить?
—Женя, ты с ума сошла, такой дорогой телефон купила,— Валентина Васильевна ничего не понимала. При всех раскладах получалось, либо Женька потратила все деньги, что получила, либо... Этот вопрос требовал немедленного ответа.
—Тыща сто пятьдесят,— пожав плечами и виновато улыбнувшись, сказала Женька.
—Но тут написано... 2650.
—Я заняла,— сказала Женька, но, увидев какое возмущение вызвал такой ответ у мамы, поправилась:— Точнее, мне дали в долг... надолго. Как смогу, отдам.
—Я всю жизнь ни копейки ни у кого не просила,— мама чуть не заплакала, как же может ее девочка просить так много, или она совершенно не понимает ничего?— А если и просила, то на такое, что было совершенно необходимо.
—Мам, перестань, пожалуйста. Я тебе объясню,— Женя старалась держать себя в руках, хотя понимала, что сильно прокололась. И если сейчас надо рассказывать, то надо рассказывать правду, иначе еще хуже будет.
—Ну, что ты мне объяснишь? Что скоро есть будет нечего дома, а ты игрушки покупаешь?
—Это не игрушка,— упорствовала Женя.
—Ты знаешь, что сейчас сколько стоит? Не считала?— все больше заводилась мама. Ну, как ей объяснить, что в этой жизни главное, а чем можно и пожертвовать?— Ты учишься экономить. Я понимаю. А как я экономлю, знаешь?
—Знаю, мам, успокойся. Давай я объясню,— Женя, действительно, представляла и цену деньгам, и как трудно они достаются, и как неожиданно заканчиваются.
—Жень, ничего не надо мне объяснять. Ты вот думаешь, что у тебя получилось заработать, так теперь можно и тратить на все подряд. Но это в том месяце, я понимаю, аж две премии. А на следующий?.. А если и премии не будет? Когда ж ты думать начнешь?
—Я уже начала, мам.
—Начала она... Как же! Ты считала, сколько мы тратим?
—Я представляю, сколько ты тратишь. Давай, я тебе остальные отдам. У меня почти две тысячи осталось. Я, правда, не собиралась больше тратить на этот телефон. И брать у тебя больше не собиралась. Честно-честно,— Женя была готова весь месяц тратить только на проезд, лишь бы только успокоить маму.
—Жень, а ты только представь, если меня все-таки выгонят на пенсию, что тогда будем делать? А тебе же еще учиться надо,— из глаз Валентины Васильевны покатилась слезинка, которую она быстро смахнула.
—А может, пока не надо? Не потянем мы сейчас. Я уже поняла это.
—Я тоже. Все, что откладывала, с этими выпускными, с курсами — распополамилось, а сейчас остальное проедаем. Ты знаешь это?
—Догадалась. Сейчас догадалась. Я не думала, что все совсем так плохо,— сказала Женя и решила для себя, что со следующей зарплаты обязательно какую-то часть отдаст маме.
—Вот, ты бы вместо того, чтобы телефоны покупать, да занимать, может, лучше бы откладывала себе на учебу,— мама, похоже, потихоньку успокаивалась. По крайней мере, разговор переходил на конструктивные рельсы.
—Чтобы потом сидеть на том же месте и за ту же зарплату делать ту же работу, как Лена с Ирой?— тихо-тихо спросила Женя. За этот месяц она совершенно запуталась по этому поводу. Да, у ее коллег зарплата выше, но у них же и опыта больше. И не от наличия высшего образования им так платят. А работа — одинакова.
—Нет, ты не понимаешь. Высшее образование необходимо. Хотя бы, просто диплом, иначе и человек — не человек.
—А вот у тебя и образование, и диплом, и опыт, а сейчас никому и нигде не нужна,— сказала Женя и испугалась.
Зачем же она так? Мама аж вздрогнула от этих слов.
—Женя, прекрати. Я про тебя хотела, а ты меня распекаешь. Я хочу, чтобы ты выучилась.
—А я не могу себе позволить этого. Это совершенно мне не по карману. А что тебе дало твое высшее образование? Тем более, сейчас, по-моему, на это никто не смотрит. Главное — что-то уметь делать.
—Ну, да, не смотрят. И раньше смотрели, и теперь. То, что я тебя случайно воткнула к Борису, еще не значит, что ты найдешь хорошую работу, если тут, не дай Бог, что случится. Я ведь тоже рассчитывала, что буду до самой пенсии работать на своем заводе и все смогу для тебя сделать. А где он, этот завод? Пенсия, вот она, а завода, считай, десять лет нет. И в последние годы как выжили, до сих пор не понимаю.
—Но выжили же. И сейчас выживем,— Женька решила мириться. В любом случае ей это сейчас нужно.
—И ты еще не хочешь учиться.
—Не могу, но не «не хочу». Это же чуть другое. Или ты считаешь, что мне надо не работать, а ошиваться по всяким барам, как Сонечке Мармеладовой? Мы еще не до такой степени... бедные, чтобы я туда пошла. Мне предлагали уже, говорят — пора.
—Женька, ты с ума сошла!— воскликнула мама. Она и подумать не могла, что такое возможно с ее Женечкой.
—Нет, мам, это сейчас жизнь такая. Наших — полкласса девчонок уже там. И родителям помогают, если что останется. Тоже ведь работа. Но это не мое. Я не смогла... переступить.
—Я, наверное, ничего не понимаю в этой жизни. Все жила какими-то своими ценностями, а как поняла, что уже живу в другом мире, разбираться и искать себе новое место под солнцем было уже поздно. Ты прости меня,— слезы покатились из глаз Валентины Васильевны.
—Мам, ну успокойся. Пожалуйста. Ты меня прости. Может, отнести его назад?
—А возьмут?
—Не знаю,— пожала плечами Женя.
—Нет, не надо относить. Знаешь, Жень, я подумала, а может, ты права, может, это сейчас тебе необходимо. Пусть остается.
—А денег дать?
—Ну, если останутся... потом. Я тебе скажу, как у меня закончатся. Жили же как-то раньше.
—Вот и я говорю: и жили, и будем жить,— Женя взяла маму за руку и чуть пожала ее.
—Ты долго еще будешь сидеть? Может, спать пойдем?
—Пошли.
В эту ночь Женька долго не спала, она все думала о сегодняшнем дне, обо всех произошедших событиях. И все не могла никак определиться, что где было правильно, что нет. И зачем она наговорила матери столько глупостей, зачем била? Может, можно было сказать как-то по-другому? А не наезжать, не пинать по больным местам.
==========
Женька вспомнила, как давным-давно, когда она была совсем-совсем маленькая, года три или четыре, они с мамой гуляли по лесу. Женька капризничала и все хотела убежать в лес, мама несколько раз ее догоняла. Нет, так было всегда, когда Женька вдруг срывалась куда-то в обиженке бежать, мама быстро ее ловила, успокаивала, что-то обещала. А в этот раз Женька долго-долго бежала, но не услышала сзади шума шагов. И обернулась. За ней никто не гнался. Мамы не было нигде! Женьке удалось убежать! Вот она, свобода! Теперь она не будет никого здесь слушаться, никто не будет запрещать ей капризничать, ковыряться в носу или говорить плохие слова. Но такая радость длилась не больше минуты... Мама ведь так и не догнала ее. Как же так? Ведь она должна была ее догнать! И что она тут будет теперь одна делать? Куда теперь бежать? Заблудилась! Женька села в высокую траву и громко заплакала. Иногда этот плач помогал, а сегодня, как назло, нет. И самое главное, никого вокруг взрослых. Вообще никого! Только деревья, деревья, деревья. И кусты, за которыми ничего не видно. Заливаясь слезами, она встала и пошла, куда глаза глядят.
Нет, она так и не вспомнила, как снова оказалась рядом с мамой, она не вспомнила, какие слова та говорила, но не ругалась на нее — точно. Потому что страшно быть одной... совершенно одной, в жутком зеленом лесу.
==========
Субботу они провели вместе, Женька старалась не огорчать маму, хватило и вчерашнего инцидента. Они вместе убрали квартиру, даже хорошо поговорили — по большому счету, помирились. По крайней мере, договорились не ругаться из-за пустяков, а помогать одна другой.
А в воскресенье Женька проснулась, и ей так захотелось на работу. Зачем? Чтобы снова пропустить через себя непрерывный поток клиентов, которые зачастую сами не знают, что им нужно, или хотят тут же изобрести велосипед — новое направление в рекламе, лишь бы народ валил к ним толпами? Чтобы опять ругаться с типографией, что не успевают ко времени, что спутали цвета, что снова не вовремя всплыла обычная путаница с бумажками, с оплатами? Чтобы ругаться с Антоном или выслушивать его постоянные, не всегда остроумные приколы? Чтобы иногда ловить на себе тяжелый взгляд Андрея, который может и не думает ничего такого про Женю, а просто размышляет над своим проектом? А может, не работа сама по себе влекла Женю в офис? Ира! Только ее она хотела увидеть, просто посидеть рядышком, посмотреть, как она творит, перекинуться парой фраз. И сказать спасибо, что она есть.
—Привет, Ира, я тебя не разбудила?
—Нет, я давно встала.
—А чем ты занимаешься?
—Читаю.
—А какие у тебя планы на сегодня? Ты в город не собиралась выходить?..
—Пока нет. Ты что хотела?
Женька на несколько секунд замолчала, но, собравшись с силами, выпалила:
—Я хочу с тобой встретиться. Можно?
—Давай встретимся. Ты через сколько сможешь на «Динамо» подъехать? К книжным торговцам.
—Часа через полтора.
—Давай там, возле входа, и встретимся. Тем более, у тебя же теперь телефон, думаю, не потеряемся.
—Спасибо!
—Я буду ждать.
—Бегу,— Женька выключила связь, и, собираясь, на ходу сказала маме, что поехала в город, вернется вечером.
Ира посмотрела на часы. Так, если она и вправду побежала, то осталось минут двадцать до выхода. Значит, надо собираться.
==========
Через час десять после звонка Женька подходила к «Динамо». «Может, я рано примчалась,— подумала она.— Ничего, похожу, книжки посмотрю. Да, как же это рано?! Она уже здесь!» От самого входа Женя заметила Иру, которая стояла у первого книжного развала и листала какую-то книгу.
—Привет!— подбежав к ней, сказала Женька.— А я хотела тебя обмануть, примчалась на двадцать минут раньше.
—Привет! Ты знаешь, Жень, сюда в воскресенье надо приходить с утра. Тут и так мало кто сегодня торгует, да и разойдутся часа в два. Так что, нам надо успеть. Как выходные?
—С мамой миримся, ругаемся. Я плохой конспиратор. Она нашла чек, обиделась. Да я еще, сдуру, наговорила кучу глупостей.
—Но помирились же.
—Да, конечно. У нее больное сердце, ей нельзя сильно волноваться. А я как с цепи сорвалась, аж противно. Ладно, вчера все наладилось. Расскажи, что ты тут ищешь?
—Книги,— улыбнулась Ира.— Вроде, это непонятно?
—Нашла?— кивнув на прилавок, улыбнулась Женька.
—Книги нашла, теперь надо найти то, что нужно.
—А я уже нашла,— тихонько сказала Женя и, заметив вопрос в глазах Иры, уточнила:— Тебя. Я так соскучилась!
Ира внимательно посмотрела на девочку: что бы это все могло означать? Но ничего не сказала, ничего даже не спросила. Ведь, не дай Бог, она и вправду... А Ира?.. Ира еще не готова к этому. Но Жене больше ничего не надо. Она была рядом с Ирой, и это ее вполне устраивало. Можно было даже и не разговаривать, а вот так ходить рядом с нею, смотреть, что она выбирает, что просматривает, как листает книги, аккуратно, с верхнего угла. И было радостно оттого, что Ира купила пару книг, которые сразу же скрылись в ее рюкзаке.
Они прошли весь этот рынок, и отправились гулять по городу. Зашли в какую-то кафешку, и как Женька не отпиралась, съесть половину пиццы пришлось. О чем они говорили? Да все о том же: Ира рассказывала, как она путешествовала по Кавказу, какие там красивые горы, какие быстрые горные реки и водопады. Они уже давно шли по набережной. Навстречу им Дон нес свои воды к Азовскому морю. Девушки остановились и долго наблюдали, как неторопливо мимо них движется огромная масса живой материи.
—Жень, а ты ко мне не хочешь зайти?— прервала молчание Ира.
—Очень хочу!
—Пойдем!
Они поднялись по лестнице на Газетном и почти сразу же попали к дому Иры. Это был старый дом еще дореволюционной постройки. Высокие двери, очень высокие потолки, широкая лестница. Но по ней они не пошли, квартира Иры оказалась на первом этаже. Ира пропустила Женю вперед, закрыла за собой дверь, показала, куда повесить куртку, выдала тапочки. Женя смотрела и удивлялась. Какая же классная у Иры квартира: первое, что попалось на глаза — велосипед, который стоял в коридоре у стеночки. Это понравилось сразу. А войдя в комнату, Женька совсем офигела — это квартира или худграфовская мастерская? Тут еще от студенческих лет, наверное, много всякого такого хлама художественного: макеты картонные, всякие керамические штучки, рисовательные принадлежности, фигурки бумажные и книжки везде: на полу, на стеллажах, на столе. Мольберт с завешенным занавесочкой полотном. Перед ним стул, на котором палитра, кисти, блюдечко.
«А интересно, она рисует картины? А что там? И можно ли будет посмотреть?— сама себе задавала вопросы Женька.— А мне тут нравится! Ира же художник. И она тут живет, тут творит».
—Как тебе моя берлога?— спросила Ира, возвратившись с кухни, где сразу поставила чайник. Гостью надо угощать, хоть и нечем особо.
—Ой, как все здорово! Если бы я была художницей, я бы точно так же жила.
—Художник от слова «худо»,— грустно улыбнулась Ира.— Ты видишь, сколько полотен, готовых?..
—Не вижу,— честно призналась Женька.
—Вот и я не вижу.
—А там?— Женя показала на мольберт.
—Там... Тут,— Ира откинула занавеску.— Аня.
Ира посмотрела на портрет, посмотрела на Женю и, ничего больше не говоря, отошла к окну. Пусть знакомятся.
Женя поняла, что когда-нибудь Ира обязательно расскажет, кто эта Аня, и почему только одна картина в этой комнате, и та еще не закончена. Поэтому расспрашивать ни о чем не стала. Она стояла и смотрела на портрет девушки. Необыкновенный портрет. И зачем она его прячет? Почему не хочет заканчивать? Или, может быть, только закончила, и сейчас он просохнет и будет подарен заказчице. Или? Но что гадать? Это Аня — и все объяснения.
Живые глаза, такие, которые смотрят тебе в душу. Женька долго-долго смотрела в них. Это очень хорошая и добрая девушка, иначе не было бы такого взгляда. И темный фон картины, будто девушка разгоняет темноту мира, будто собой олицетворяет весь свет. И она вот только что вышла оттуда, из дома, вот за тем окошком ее комната.
«Как замечательно написано!»— подумала Женя, повернулась к Ире, которая забралась с ногами на широченный подоконник, чуть ли не в метр глубиной, и сидела, смотрела на людей, идущих мимо окон, незаметно для них.
—Ира...— тихонечко позвала Женя.
—Что?— эхом отозвалась Ира.
—У меня нет слов.
—Вот и хорошо. Сейчас эти слова лишние,— она быстро спрыгнула с подоконника и, позвав Женю с собой, пошла на кухню.— Давай, я тебя чаем напою. А то, наверное, чайник уже остыл, я про него совсем забыла.
С заваренным чаем они вернулись в комнату. Разместились за журнальным столиком. Пили чай с ежевикой и сухариками, долго смотрели фотографии с путешествий по Кавказу. Ира снова рассказывала, теперь уже с новыми подробностями, больше связанными с фотографиями. Иногда Женька бросала взгляд на портрет, и с каждым разом ей казалось, что эта девушка все ближе ей, все лучше к ней относится, теплее. «Нет, это не на заказ. Это Иришкина тайна»,— решила для себя Женя.
Время близилось к семи. Ира, снабдив Женьку книгой, пошла проводить ее. Уже подходя к остановке и увидев приближающийся 67-й автобус, Ира взяла Женю за руку и сказала:
—Спасибо!
—Это тебе спасибо за весь сегодняшний день. А мне за что?
—За все! Я тебе потом объясню. Беги, а то следующий ждать долго.
==========
Ира проводила Женечку взглядом и, не торопясь, побрела домой. Она думала зайти в магазин, купить что-то, но, подойдя ко входу, тяжело вздохнула и не зашла. А дома ее ждало окошко с горящим светом. Ира повесила ветровку, вошла в комнату, и оторваться от Ани больше не было сил, возможности, да и желания. Она уселась так, чтобы ее хорошо было видно.
—Привет, Анечка!— тихо-тихо заговорила Ира.— Как тебе Женя? Мне тоже понравилась с первого взгляда. Ты знаешь, у нее такие живые глаза, такая душа. Она так на тебя похожа. Ты помнишь наше лето? Я увидела ее и сразу поняла, что это ты ее мне послала. Вместо себя. Знаешь, милая, ты много видела девушек в этой комнате, но она совершенно не такая, как все. Я видела, как она на тебя смотрела. И как хорошо, что она ничего не стала расспрашивать. Я не могу с тобой сейчас нормально разговаривать, мысли путаются и сбиваются. Я так много хочу рассказать тебе о Жене, а Жене о тебе, и не могу. Ну ведь, правда, нет слов. Как я могу тебе объяснить, что я схожу с ума, когда что-то накатывает такое, безнадежно-страшное и пустое, как будто поглощает меня, забирает с собой. Когда я снова перекрашиваю тебя, и картина становится жутко мрачной. Если бы не твои глаза, которые говорят мне всегда, что я должна жить, что я осталась жить за двоих, за тебя и за себя. А ты знаешь, как страшно взять вот эту маленькую девочку, привести ее сюда. Ты же сама видела, как она ко мне хорошо относится. И стоит мне только сказать, что я хочу. Я ведь хочу ее. Я хочу, чтобы она жила с нами. Чтобы я просыпалась и видела вот эти, такие же, как у тебя, зеленые глаза. Я хочу, чтобы в этом доме была жизнь не только в твоих глазах. Ты же сама видишь, как я живу, и сама понимаешь, что жить так — нельзя. Я так устала!
А еще, ты знаешь, как я боюсь Женьку. Честно-честно. Я не понимаю почему, но мне иногда кажется, что она не поймет, не сможет. Хотя, что она должна смочь? Жить? Любить? А я сама смогу любить? Я искала любовь, всякую. Гошу, ну того, Игорька, помнишь? Когда мы с тобой остались одни, когда все уехали на Северный. А через месяц я привела его к себе. Я смогла себе это позволить. Чтобы не надо было прорываться через вахту в общаге. А знаешь, однажды, в половину одиннадцатого, в его комнату с ноги выбили дверь. А мы целовались, его руки под моей блузкой и в моих расстегнутых брюках. Как он смущался, закрывая меня, пока я приводила себя в порядок. Вот там я не могла себе позволить большего, хотя уже хотела. Я тебе никогда этого не рассказывала? Да ты не смущайся. После того, что ты видела здесь, думаю тебе больше нечего смущаться. Да, я боялась показать его тебе. И помнишь, как он в первый раз тебя увидел? Да, с его опытом, он сразу показал мне, где и что я не так написала. Хотя «работу», блин, похвалил. Как будто мне от него было надо только это. Я хотела... Нет, наверное, я только сегодня поняла, что хотела именно такой реакции, какая была сегодня у Жени... Женечки. Тебе так больше нравится? Хорошо. Только не хмурься. Я больше не буду. Как много я сегодня поняла! Я же ведь совершенно не то искала. А ты помнишь, как я тут девственность потеряла, как потом одна ревела всю ночь? Хорошо, хоть ты не видела. Я бы со стыда умерла, если бы ты не была закрыта занавеской.
Отчего я боюсь Женю? Да мало ли? Не смогу любить, не знаю, как жить, не способна ни на что. Ты представь, что будет, если я снова начну рассыпаться, а она будет здесь. Это же совершенно невыносимо, когда вдруг случается что-то, чаще всего внутри, заклинивает, и вся система рушится. Ни до чего вообще нет дела, и никого не хочется видеть, слышать. И с каждым годом все чаще и чаще. Вот когда меня в последний раз переклинило, я даже с ней не могла разговаривать. Что я могла ей сказать? Что я люблю ее, что хочу жить вместе, что только она может меня спасти? Но ведь это же неправда. Я себя не могу вытащить долго-долго. А что она сможет? Она ведь совсем маленькая, ребенок.
А знаешь, чего я еще больше всего боюсь, что все, что я тебе сейчас рассказала — сплошная выдумка и никакого отношения к реальности не имеет. Я боюсь, что она никогда не станет даже вровень с тобой. Я совершу предательство по отношению к тебе, к нашей любви, и не смогу больше жить. Да, ты никогда не корила меня за измены. Ты только помогала мне, когда я после очередной ошибки старалась выжить. Ты хочешь сказать, что ты мне поможешь? Да? Ты можешь ее пустить к нам, в наш мир? Я всегда знала, что ты меня любишь. Я так хотела услышать это из твоих уст!
Как же все неправильно!
Ты предлагаешь мне попробовать. А как же она? Как же ее больная мама? Ты представляешь, что будет? Я тоже сейчас представила. Это же ужасно! Женечка приходит домой и говорит: «Мама, я люблю Иру. Я хочу с нею жить». Да, я не знаю ее мамы, но я представляю, что скажет моя, как только узнает. Хорошо, что мое общение с мамой сводится, в основном, только к телефонным переговорам. И что ей от меня нужно? Семью, внуков. Хорошо, хоть Ритка выскочила замуж, родила им игрушку. Пусть нянькаются, заботятся. Я не хочу. Гоша сбежал в свой Казахстан, и больше никто из этих инопланетян мне не нужен. Я с ними никогда не смогу найти то, что было между нами.
Ой, я, наверное, тебя заморочила совсем. Спасибо, что выслушала. А можно, я пока не буду тебя закрывать? Я буду привыкать жить не одна... потихоньку. Можно? Спасибо! Я сейчас постелю, лягу, почитаю книжку. Ты же не возражаешь? И завтра снова на работу. А может, ей позвонить? Нет, я не готова. Прости. В случай чего, если я засну, спокойной ночи!
==========
Вот и еще неделя прошла — точно такая же, как обычно. Деловая суматоха, череда заказов: срочных и особо срочных — все, как всегда. В четверг Ира с Женей снова ходили в больницу к Лене. У нее, похоже, дело шло к выздоровлению, и врачи обещали на следующей недельке ее выписать. А у Женьки отрицательных мыслей по этому поводу уже не возникло. Все равно, она плавно перешла из режима освоения незнакомого к нормальной работе, где все знакомо, а потому и не так интересно. А ничего нового осваивать пока не было надобности.
К вечеру пятницы как-то неожиданно все завалы были разобраны, а то, что осталось, вполне могло быть отложено и на понедельник. Так что, получился короткий день, даже праздника никакого не придумали, разошлись часов в пять.
Заканчивался октябрь. И хотя до зимы было еще далеко, осень все увереннее брала свое. Вообще, в суете рабочих будней как-то даже и не заметили, когда же она успела наступить, эта осень. Листья на некоторых деревьях начинают желтеть и опадать еще в августе, совсем уж не по сезону, и как-то машинально все винишь в этом нездоровую экологию, пока в один прекрасный день не поймешь, что лето уже закончилось.
Как же на самом деле здорово, что именно сегодня они пошли на набережную. Ира очень любила там гулять в любое время года. Набережная всегда малолюдна. И даже сейчас, когда здесь понастроили огромное количество мелких ресторанчиков, аттракционов всяких, чтобы привлечь народ, сюда, все равно, шли неохотно. Может, потому, что именно в этом месте город попытался оторваться от воды, и забрался на гору. Да, вниз спускаться было совершенно ненапряжно, каких-нибудь 168 ступенек — и ты у воды, но вот вверх потом подниматься! В общем, подгулявшему народу такие вершины брать — сомнительное удовольствие. Вот и не любят сюда спускаться шумные компании, разве что влюбленные парочки, которым нипочем любые преграды, нашлась бы только где-нибудь свободная скамейка, чтоб никто не помешал вдоволь нацеловаться, любили это место.
В хорошем расположении духа девчонки спустились по Богатяновскому переулку к небольшому частному причалу для яхт. Сегодня тут стояли три красавицы под белыми парусами, начинавшими розоветь в лучах заходящего солнца. Те, что стояли на противоположном левом берегу, не так впечатляли. Они были слишком малы, чтобы с отсюда разглядеть мелкие детали, уловить переливы цвета. Налюбовавшись водой и кораблями, девчонки потихоньку двинулись по каштановой аллее к речному вокзалу. В это время вся набережная буквально усеяна влажными, полированными каштанами в мокрой пожелтевшей траве. Стоит наклониться, захватить их горсть, таких холодных, гладких и бросить один в воду или, хорошенько прицелившись в другой каштан, кинуть и, конечно же, не попав, радостно воскликнуть: «Попала!» А если вдруг подует хоть небольшой ветерок, желтые листья плавно летят на перила парапета, в воду.
Ира с Женей подошли к причальным чугунным тумбам, которые установили здесь давным-давно, в позапрошлом веке — в 1899 году, о чем гласили надписи с ятями. Постояли и здесь, снова любуясь кораблями и катерами, пришвартованными длинными канатами. И все было так замечательно...
Как вдруг Ирина увидела, что к ним приближается девушка. Это была Людка — ее давняя знакомая. «Вот же блин, как некстати!— подумала Ира.— Ой, и что сейчас будет?» Людка была и сегодня как всегда: весела, надменна, сильно накрашена. Да, сто лет уже, как с ней расстались, но в самые ненужные моменты, она, как из-под земли, вырастала. Да, расставались болезненно, да и дружили сложно. «И что сейчас от нее ждать? От этой гнусной ухмылочки, с которой она рассматривает мою Женю? Блин, сейчас, как ляпнет. Что же делать?» Настроение Иры таяло в каждую наносекунду большими порциями.
—Привет, Иришок, давненько тебя не видела, аж соскучилась. Ты бы хоть иногда к нам заглядывала.
—Привет. Ты же знаешь, мне одной привычнее.
—Здрасьте,— кивнула Женя.
—Да-а-а-а?— с удивлением протянула Людка, и, наклонив голову, бесцеремонно смотрела на Женю.— А это твоя новая?..
—Сослуживица,— не дав Людке закончить вопроса, выпалила Ира. И внутри похолодело.
—Па-нят-но... харошенькая,— ехидно улыбалась Людка.— Ладно, не буду тебе мешать. Занимайтесь. Я пошла. До свидания.
—До свидания,— попрощалась только Женька. Ира молчала, она с мрачным выражением лица проводила свою такую очень близкую когда-то знакомую.
Женька так и не поняла, что же произошло прямо сейчас, на ее глазах. Почему вдруг Иру как подменили? Куда подевалось ее хорошее настроение? И кто эта женщина? По какому праву она может портить настроение ее Ире? Но снова, как и в то воскресенье, она решила ничего не спрашивать. Если бы было нужно, Ира сама бы рассказала.
А в голове у Иры творилось совершенно непонятное. Да, она испугалась, что Людка скажет какое-нибудь слово, которое сразу же уничтожит даже то, что не началось. «Что она хотела сказать? Какое слово? Кто новая?.. Подруга? Любовница? Любимая? Или еще что хуже? От нее ведь можно было всего ожидать. А я какое слово придумала? Тьфу, блин... сослуживица, не могла ничего лучше. А Женя? Она поняла? Она хоть что-то поняла из того, что произошло? Настроение у нее тоже испортилось, значит, поняла что-то. Ой, как же все это было сейчас не нужно! Как только я хоть что-то для себя решила, так сразу же на тебе — по морде.
Я испугалась? Блин, зачем? Я до сих пор боюсь? А ведь боюсь. Всего боюсь. И того, что она поймет, и что не примет, и что может узнать, что я хочу, какая я есть... неправильная. Что я люблю девушек, я люблю ее, Женечку. Или боюсь, что это не так, потому что это НИКОГДА не возможно. И я никогда не смогу даже сказать ей, что она... что я... что мы... Я боюсь того, что я испугалась. Этого вообще быть не могло. Я ничего не могу! Я ничего не хочу! Хватит».
Ира долго смотрела на ничего не понимающую Женьку, потом глубоко-глубоко вздохнула и еле слышно, но, вкладывая в слова почти все силы, что остались, сказала:
—Женя, я домой пойду. Ты извини меня, что проводить не смогу.
—А может, я тебя провожу?
Ира только отрицательно покачала головой.
—Спасибо, не надо. Я сама. До понедельника.
—До понедельника,— как эхо, повторила Женя.
Ира отвернулась и медленно пошла в сторону Газетного, там было совсем рядом. Женя стояла и не знала, что ей делать. Идти туда, к остановке, не могла, провожать тоже — Ира запретила. «Ну, чего она вредничает? Ей же сейчас плохо. Но когда ей плохо, то лучше не приставать». У Женьки никогда не получалось вывести ее из такого состояния — Ира, вообще, ничего не воспринимала, ни слов, ни действий. Отмалчивалась, а в самом худшем случае — злилась, ругалась.
Женя постояла, подождала, когда Ира отойдет метров на сто, и пошла за ней. Уж очень не хотелось оставлять ее одну в таком состоянии. Ира шла, как на автопилоте, ничего не видя, никого не замечая. Женя почти догнала ее у самого дома на Станиславского, но за ней в подъезд не пошла, дождалась, пока в ее окошках не загорелся свет, и только после этого направилась к остановке.
Женя несколько раз прокручивала в голове сцену, свидетельницей которой ей пришлось быть, но ничего более-менее необычного так и не нашла. Около десяти она позвонила Ире на мобильник: «Абонент отключен или находится вне зоны действия сети». Набрала домашний номер, там никто трубку не брал, ни после 10 гудков, ни после 15. И у Женьки окончательно испортилось настроение. Но тут понятно, человек выключился из жизни. И теперь надо дождаться, когда Ира выйдет из своего штопора.
В субботу Женька еще несколько раз набирала оба номера Иры, но с тем же результатом. В ночь на воскресенье плохо спала, а утром, встала, собралась, предупредив маму, что будет к вечеру, и уехала в город. Она хотела любым способом попасть к ней или хотя бы ее увидеть. Да, еще дождь сегодня так некстати. Но это никак не могло нарушить планы Жени, и через час двадцать она уже была у Ириного дома.
Она еще раз набрала мобильник — отключен. Подошла к окошку. То, что она увидела там, ее испугало. Во всех комнатах горел свет. То ли Ира не ложилась, то ли только встала, но она сидела на кровати, подперев голову руками, в ушах наушники. Женька постучала в окошко — бесполезно. Пошла к двери, долго звонила, но Ира, наверное, так и не услышала ее. Женя вернулась к окну, еще раз постучала. И тут она заметила, что форточка приоткрыта. Это давало шанс, хоть и небольшой. То, что окна были зарешечены, конечно, затрудняло проникновение, но Женька придумала! Она быстро сходила в магазин, купила тетрадку, фломастеры. Вернулась к окошку.
Как же не нужен сегодня дождь! Все было бы значительно проще. Женька на коленке написала на листочке: «Ира, впусти меня, пожалуйста», сделала самолетик и пустила его по комнате. Но самолетик не попал в поле зрения Иры. Повторяем эксперимент. На восьмом она написала уже другой текст: «Ира впусти, я замерзла». Она долго приспосабливалась, и, наконец-то, Ира заметила. Она встала с кровати, подняла, развернула листок, прочитала потекшие буквы, и, увидев Женьку в окне, показала головой, мол, иди, сейчас открою.
Через минуту Женя вошла в знакомую квартиру, сняла куртку, промокшие сапожки, поставила сушиться зонтик, подошла к Ире. Они не говорили, просто сидели и молча смотрели одна на другую. Где-то через час Женька согрелась и пошла по квартире на разведку. Она кое-где выключила ненужный свет. Помыла посуду, убрала на кухне. Вернулась в комнату Иры, посидела возле Аниного портрета, будто пыталась хоть у нее выпытать, почему Ира зависла. Потом решила проверить наличие еды, ничего нет, даже сухариков. Благо ключи были в двери, Женька оделась и пошла в магазин. Купила килограмм картошки, полхлеба, пакет супа, йогурт, сухариков. Вернулась, быстро сварила суп. Поставила чайник. Удалось даже Иру покормить. Женя поставила столик перед кроватью, принесла тарелку супа, дала в руки ложку, в другую — кусок хлеба. Ну, слава Богу! Уже легче. И чай попили.
В таком плане прошел почти весь день. Женька хозяйничала у Иры настолько, насколько могла себе это позволить. Когда было нечем заняться, она листала книги или смотрела на Иру или Аню. Часов в семь она собралась уходить. Попросила закрыть за ней дверь, у двери извинилась за свое вторжение и вмешательство и с чистой совестью поехала домой.
==========
«Зачем надо было выключать телефон? Никого не хотелось слышать. Это же невозможно, от каждого позвонившего слышать вопрос: «Что с тобой?» или «Как ты?» или «Что случилось?»
На все эти вопросы — НЕТ ответа! Ничего же не случилось, а я — никакая. И не выберусь, не определюсь.
Лучше притвориться, что меня нет дома...
уехала...
ушла...
по делу....
важному...
Вот когда выберусь — все это не будет иметь значения, я снова найду привычный мир, не изуродованный моим собственным разрушительным воздействием, с ненапуганными мною людьми, которые ни в чем не виноваты, но ничем не могут помочь. Мне самой нужно локализовать вирус внутри себя, чтоб переболеть внутри, не пустить болезнь дальше. Пусть грызет меня. Изоляция. Ведь это только я виновата... во всем».
==========
Ира, конечно же, видела, что Женька не только сидела, не только листала книги, но даже убирала. И убирала она аккуратно, чтобы ничего далеко не передвигать. Вот эти книги, которые лежали сверху, были поставлены на свободные места на полке, остальные, которые были на полу, просто повернуты корешками в наиболее удобную, с точки зрения смотрящего, сторону. Здесь вытерла пыль, а вот тут не смогла, не было возможности, иначе нарушила бы творческий хаос данного места. Зато на кухне все блестело. Это то место, где Ира практически не бывала, но оно же было, поэтому все-все-все было помыто, убрано, расставлено по нужным местам. Красиво!
«Так, надо заняться чем-нибудь полезным, и сделать для себя что-то необычное»,— решила Ира и продолжила начатую Женей уборку. Сначала немного убрала места творческого беспорядка. Какую-то часть совершенно ненужных предметов сложила в три целлофановых пакета, чтобы завтра, идя на работу, можно было выбросить их в мусорку. Надолго остановилась перед портретом Ани, взяла блюдце, часть льняного масла слила обратно в бутылочку, часть вытерла тряпочкой, чтобы досуха. Собрала все краски, кисти, спрятала вместе с палитрой в безопасное место. Даже табуретку от мольберта отнесла на кухню. Грустно вздохнула, бросив взгляд на портрет, и пошла готовиться ко сну.
==========
«Иногда так бывает, что для выполнения привычных действий сил требуется в разы больше. То, что обычно на автопилоте делается — пытаешься делать осознанно. Как будто обычное действие «Шаг ногой» разбиваешь на этапы: колено вверх, ступню приподнять, центр тяжести переместить — не забыть силу нагрузки рассчитать, двинуться вперед, чтобы не упасть, опустить. Ну и далеко ли так уйдешь?
Образы мелькают в сознании, как блики от лампы в чашке с крепким чаем, как в детстве. Эти белые линии бликов беспрерывно двигаются на поверхности и ни на долю секунды не принимают какой-то фиксированной формы. Бесконечно можно смотреть, но ничего от этого не останется потом.
Хорошо, что есть работа. Это рамки, помогающие сохранять видимость, иллюзию жизни. Можно запросто имитировать включенность, пока хочешь переждать.
В таком состоянии, все равно, отвечаешь на вопросы и как-то реагируешь, возможно, даже более старательно, чем требуется. Как будто вспоминаешь, как нужно реагировать, выискиваешь в недрах памяти инструкцию по правильному поведению. Как к месту вставить «Да» или «Нет», когда уловишь вопросительную интонацию — порадовать человека пониманием того, о чем он спрашивает... — выхватив из его речи ключевое слово, тщательно перерыть стопку распечаток, найти нужную — с тем названием фирмы, о которой речь. Помнить, какие действия не требуют сосредоточения для их выполнения: открыть почту и поудалять спам, найти нужный адрес и послать готовый макет для утверждения по этому адресу. Правда, без сопроводительного письма — нет сил формулировать, и так разберутся.
Новый заказ? Вывеска? Перебор шрифтов, долгий. Есть ли логика в том, какие варианты оставляешь — скорее всего, нет. А цвет? Серебро с синим — дежурное сочетание или синее с серебром? Но это — если название фирмы скорее относится к техно. Если что-то лиричнее — цвет гнилой вишни на грязном песке. Классификатор — на автопилоте.
Музыка. Лучше без слов. Ритм. Только никакого рояля, ради Бога! Он, вообще, добьет. Скрипки — хорошо.
Порядок на столе. Это физическое действие. Голова — классификатор. И пока действует. Механическое наведение порядка. Выбросить, как можно больше всего выбросить. Только необходимое остается.
Если идеальный порядок на столе, в душе — полные потемки.
Все заказы, которые требуют придумывания, пока вниз стопки. Может, завтра будет лучше. Может, лучше соображать начну. А вообще, будет день и будет пища. Главное — перебраться через время — это еще давно усвоено и сидит внутри как аксиома. О любом смысле — не думать! Иначе додумаешься до того, что его нет. Неизбежно. А надо — дотянуть. До другого состояния. Запомнено. Приказано. Самой себе».
==========
|
