Глава 14. Точка перелома

Solet hora, quod multi anni abstulerint, redder.

Один час может возвратить то, что многие годы забрали.

Как только Ира заснула, Вера вполголоса, почти шëпотом, спросила Игоря:

— Ты видел, что она сделала?

— Видел, и что? Ты хочешь еë за это наказать?

— Нет, я не хочу вообще еë наказывать...

— У тебя сменилась концепция?

— Да, сменилась. Знаешь, все еë желания и страхи — это мои, такие же. И я ещë больше запуталась. Еë страхи и желания были как-то во вне... но они резонировали с моими... Игорь, скажи честно, зачем тебе нужна такая дура, как я?

— Я тебя люблю.

— Это не ответ. Я такая же, как Ирка — бестолковая...

— Нет, Ира — это Ира, а ты Вера... и я тебя люблю.

— Меня? Такую неприспособленную к жизни идиотку?

— Да... Именно такую. Тебя! А ты скоро научишься... быть самой собой.

— Не верю.

— А я верю! Вера, что не так?

— Я веду себя, как дура. И боюсь того, что доведу еë до импринтной уязвимости, а дальше вести будет некому. Я не знаю, как еë запрограммировать на лучшее? Не отдавать же ей тебя?

— И не надейся, я еë не возьму. Ладно... доламывай, а потом я помогу, — Игорь помолчал недолго и предложил: — а давай ты снова сверху... у тебя так лучше получается.

— Нет... у меня лучше получается когда ты там... меня целуешь, но я согласна на всë. Поэтому сначала я буду сверху, а потом... ты снизу. Ты согласен?

— Конечно, согласен... пока Ира спит. Пара тройка оргазмов нам не повредит.

— Мне очень нравится... — сказала Вера располагаясь так, чтобы если даже Ира увидела, ей было бы не стыдно... Потому что Вере ХОРОШО! И это реально было хорошо! Ей даже понравилось, что в присутствии другого человека, в их спальне, она смогла... Хотя этим и не разбудила Иру, но так хотелось...

==========

Дневник Иры

Я проснулась, посмотрела вокруг, заметила часы — начало шестого. Да, ещë часа два-три придëтся лежать на этом полу, пока они проснутся. Снова стало грустно, как в туалете... Грустно и обидно. Ладно, то, что мне не дадут еды до тех пор, пока я не научусь себя правильно вести, это я поняла, когда сидела в туалете. Я там много поняла, расставила все точки над «i», поняла, что по любому должна была быть наказана. Неважно за что, за вопрос, за ногу на ногу... за просьбу. Но если бы я сразу задавала вопросы, переформулировав их в утверждения, как потом догадалась, то придумалось бы другая причина. Вот с просьбами, я сразу сказала себе, что просить не позволю, и не позволила. Значит, и с остальным так же. То, что Вера могла сразу отобрать всë, сказав, что мне пока это не понадобится, это тоже понятно. Но ей нужно было не сразу, только постепенно, чтобы к концу вечера у меня ничего не осталось кроме одежды на мне и верхней одежды в прихожей. Зачем-то это было Вере нужно. Зачем? Она не говорит, значит, рано ещë мне знать. А ведь правила не такие уж и невыполнимые.

Так что же хотела Вера? Наказать? Унизить? Поиздеваться? Или это всë только антураж? Можно было сразу раздеть догола, поставить на колени и разговаривать. Она это могла? Могла, конечно. Можно было сразу отходить хлыстом, но не стала, значит, у неë другой план. И она не хочет бить, хочет делать только то, что делает. И не мне судить об этом. Просто обидно было, когда они ужинали. Они, вернувшиеся из гостей, где их, наверное, кормили, и тут рядом я, захлëбывающаяся слюной, которую душат спазмы голода. Но это тоже понятно, чтобы попросила. Вера принесла три чашки, а Игорь налил только две. Но я выдержала, не поддалась. А когда в туалете выключили свет, стало так страшно, одиноко... бессмысленно всë. И только потому, что я не понимала, что происходит. Да, Верка там плещется, выливает вëдрами воду, а тут нет даже глотка, чтобы смочить горло. И ещë... я только сейчас вспомнила, как постучались в дверь, и я сразу открыла, забыв, что сидела со спущенными брюками. Но так хотелось увидеть хоть кого-нибудь живого. А если бы это был Игорь? Было бы точно так же. И я не вскочила, не стала одеваться. Только прижалась к Вере, только попросилась под еë защиту, потому как услышала слова поддержки, только почувствовала, что я не одна. И заранее простила еë за ужасный выбор: еда, сок или сигарета... и за это место для ночлега: как собаке кинули подстилку на пол.

И всë равно, тут комфортнее, чем в туалете: там и темнота чернее, и пустота вокруг бесконечнее — а в комнате есть жизнь. И пусть Вера ходит при мне, как привыкла, без ничего, никого не стесняясь, пусть они при ней сексом занимаются, но и я позволила себе получить маленькое удовольствие. И оно было даже острее от того, что это произошло при чужих людях, которые возможно, заметили мои манипуляции. «А если это было специально так подстроено? И заметили, и позволили, и, главное, не наказали. Хотя, наказали ведь. Верка знает, как я отношусь к чистоте, как после каждого посещения туалета мою руки с мылом. Она когда-то прикалывалась над этим. А теперь специально — даже пить не даëт, не то, чтобы умыться. И только поэтому я сейчас лежу грязная, на полу.

А может, она специально издевается. Но за что? Ой, да мало ли? Она столько раз на меня обижалась за то время, что мы работали в магазине. Но и я сама ведь обижала. И дулись одна на другую несколько раз. Что же тогда было? Непонимание. Разный перевод одних слов, разная трактовка и подозрения, что кто-то кому-то где-то что-то не то сказал, а подумалось, что одна подставила другую. А теперь, получив возможность творить, что хочет, Вера притащила сюда меня, чтобы отомстить. И что самое главное, она же только мне одной показала свои побои. Типа, сказала: «Я хочу с тобой то же самое сделать. Пойдëм со мной! Ты только должна себя уговорить, чтобы я тебя как сидорову козу:» А слова, они ведь ничего не значат, особенно в таких вот условиях. «Подчинись, распластайся подо мной, а там видно будет, что я сделаю с тобой». Что она собирается делать, когда я буду полностью принадлежать ей как вещь, как игрушка?

А если это игра? Просто игра — жестокая и обидная для меня. И ничего не получится в результате. Чего же я добилась за это время? Есть не дают, потому что не прошу, воды не дают, потому как чистюлей прикидывалась... или была, отобрали всë, кроме одежды. Значит, и одежду отберут. Блин, и что я здесь делаю? Ведь я даже в туалет могу ходить только по разрешению, а не по своему желанию. Кстати, а желания и страхи? Оба списка уничтожены, потому как таких желаний иметь нельзя, а с такими страхами жить невозможно. И чего я сейчас боюсь? Что это не закончится, что будет что-то такое за гранью человеческих, тем более моих, возможностей. И это Вера мне обещала. Она уже придумала это, и к этому ведëт.

«Может, сбежать сейчас? А зачем же я сюда пришла?..»

Я долго перекручивала в голове всë вдоль и поперëк. Часам к восьми боролась уже не только с голодом и желанием сходить в туалет, но и с жаждой. Слава Богу, Игорь проснулся. Я прикинулась спящей, чтобы не мешать ему. Он встал, оделся и с голым торсом пошëл в туалет. Я решилась показать, что проснулась, но тут обнаружила, что мои джинсы расстëгнуты и приспущены. Я быстро привела себя в порядок, открыла глаза и повернулась к двери. Да он вернулся довольно быстро, и конечно же, сразу заметил мою мольбу о пощаде.

— Привет. В туалет хочешь?

Я только кивнула. И тут в голову влетела мысль: «Вера при них ходила в туалет... Может, и мне надо также?» — ужаснулась я, но поняла, что могу пойти и на это. Ведь писать очень хотелось.

— Иди.

Я быстро вскочила и умчалась в туалет, и даже дверь не стала закрывать, потому как боялась повторения вчерашнего кошмара. Но Игорь сам прикрыл дверь, мол, этого он не хочет видеть. И свет не погас, и в открытую дверь никто не вломился. Но когда я вышла, нос к носу столкнулась с Игорем, и только сказала: «Спасибо!» А он кивком головы показал, пошли обратно. Значит, и он знает, что я слишком предвзято к чистоте относилась. Значит, Вера ему и это рассказала. Вот же какая вредная она! Когда я вошла в спальню, Вера проснулась и сидела на кровати, протирая кулачками глаза. Она не удосужилась даже прикрыться, а я очень смутилась.

— Привет! Как спалось? — чуть зевнув и улыбнувшись, спросила Вера.

— Спасибо, хорошо, — пожав плечами, сказала я.

— Ириш, ну что ты себе накрутила? Мы же не звери... Иди сюда! Садись.

Я присела на краешек кровати, Вера пододвинулась ближе, обняла меня, прижалась ласково и сказала Игорю:

— Вот, видишь, какая хорошая у меня подружка, а ты мне не верил.

Я вопрошающе посмотрела на Веру, типа, чему он не верил?

— Он сказал, что ты сбежишь ещë до полуночи.

У меня защипало в глазах. Вообще, я только представила, как выгляжу, наверное ужасно... я столько вчера плакала, а там тушь по щекам растеклась.

— Так это никогда не поздно, — улыбнулся Игорь. — Ира, может, ты хочешь уйти?

— Нет, не хочу, — решительно заявила я.

— Я всегда знала, что ты хорошая, — Вера чмокнула меня в щëчку, естественно и ничуть не стесняясь встала с постели, накинула халат на голое тело. — Пошли на кухню.

Там она открыла кран с холодной водой, чуть спустила застоявшуюся воду, набрала полный стакан и протянула мне:

— Это тебе попить.

— Спасибо, Вера, — сказала я, и заметила, что у меня снова задрожали руки. Оказывается, ничего не закончилось — всë продолжается. И этот перерыв на сон — был просто перерывом, хотя был и шансом сбежать. Они даже такой вариант, выходит, рассматривали.

Вера сходила в туалет, умылась и довольная вернулась на кухню, она улыбнулась, когда заметила, что вторую половину стакана я растягивала как можно дольше. Ведь теперь неизвестно когда мне ещë дадут хотя бы воды, на еду я и не надеялась. И правильно, не надеялась. Вера готовила завтрак вместе с Игорем. Они поджарили яичницу с ломтиками копчëного мяса, сделали бутерброды, навели кофе. Одних запахов было столько, что меня начало мутить. Поэтому я судорожно пила воду маленькими глоточками, чтобы хоть как-то уменьшить голодные спазмы желудка и тошноту. Они завтракали медленно и с удовольствием, а я стояла рядом, держа в руках стакан, в котором оставалось несколько глотков драгоценной жидкости.

Игорь вроде бы закончил, и внимательно смотрел на меня. Наверное, в моих глазах было такое желание, такая просьба... что Вера тоже обратила на меня внимание... и, протянув мне недоеденный бутерброд, спросила:

— Будешь?

Мои губы задрожали, на глаза навернулись слëзы, а рука автоматически протянулась за куском хлеба. Голода он, конечно, не утолил, но хоть что-то попало в рот, и то было хорошо. Я забыла про свою совесть, про свои моральные установки, и даже сказала: «Спасибо», когда забирала объедки. И с каким чувством я провожала каждый кусок, что остался на столе, после завтрака, когда тот направлялся в мусорное ведро. Мне очень хотелось забыть про наказание и спросить, попросить ещë. Но сколько дали, столько и хватит. Я и так сегодня получила много: и воду, и кусок бутерброда, и ещë сигарету. И всë сразу.

Игорю дым не нравился, поэтому он сразу ушëл с кухни, а мы остались одни. Вера не мешала мне наслаждаться сигаретой, она даже не заговорила, пока я не потушила окурок в блюдечке, приспособленном под пепельницу.

— Ириш, ты на меня не обижаешься, я надеюсь? — Вера смотрела на меня очень внимательно, стараясь не пропустить ни одной эмоции.

Я отрицательно помотала головой.

— Здесь поговорим или в комнату пойдëм? — спросила Вера, но не дождавшись ответа, решила: — Ладно, давай здесь, а потом в случай чего переберëмся в комнату. Я вот о чëм хотела тебя спросить: зачем тебе это надо?

— Я не поняла вопрос, прости, — я хлопала ресницами, как на всë это ответить? И что она спрашивает?

— Я тут ночью думала, что почти заставила тебя в среду. Но вчера ты сама пошла по доброй воле. И знаешь, если бы эти вчерашние два списка ты не написала, я бы тебя не взяла, честно. Так вот и спрашиваю, как и чем ты себя уговорила на это? Почему ты хочешь, чтобы это продолжалось? Ведь это же трудно для тебя... слишком трудно.

— Я тебе поверила.

— И не раскаиваешься?

— Нет, я тоже ночью думала, и даже поняла, что вчера были только цветочки. Сегодня будет сложнее, а может, и завтра. Но я, всë равно, не хочу уходить. Чем-то ты меня зацепила. Я не знаю, не нашла ещë.

— Давай вместе подумаем! У нас столько ещë тем для разговора осталось. Только можно тебя попросить, не отговариваться своим «не знаю», лучше говори, что попало, что в голову взбредëт, чем уходить таким образом от ответа. Ты как к себе относишься?

— Я тебе честно признаюсь... плохо, — я замолчала, но и Вера молчала тоже, она и так слишком много задала вопросов, на которые не получила ответа. Поэтому мне пришлось продолжать. — Я вторглась в ваш дом, я, может быть, даже мешаю вам. Хотя мешаю только потому, что я так считаю. Ты дома, и делаешь всë, будто меня нет, и Игорь ведëт себя естественно. По крайней мере, только у меня какие-то комплексы по этому поводу. А причины, по которым я к себе плохо отношусь: то, что сегодня выпросила всë-таки еду, сама не знаю как. Что я знаю, что в мусорке валяется мой бутерброд, и что ночью я думала о нëм, я вчера от него так неразумно отказалась, не говоря уже, что в холодильнике есть много другой еды. И сейчас думаю. Может быть, ты решишь, что я, таким образом, прошу поесть, но я не прошу. Я буду терпеть, сколько смогу... пока не сдохну... от голода, но не попрошу. Я так решила. Вот, это одна причина. Вторая, это то, что я грязная, униженная, и сама себе жутко не нравлюсь. И не могу найти, чем себе могла хоть как-то нравиться. И ещë мне больше нельзя ошибаться. У меня больше нечего отбирать. А других наказаний я очень боюсь, потому как не представляю, какие они могут быть. Причина, по которой я здесь — самая простая: ты предложила, я поверила, но почему я в это поверила... Наверное, чтобы стать лучше.

— Очень интересно. Хотела стать лучше, но стала хуже. Хотя разницы, кажется, нет. Может, стать другой? Потому что каждый стремится быть не таким как все.

— Стремление быть лучше других. В таком случае есть больше шансов, что тебя заметят, что на тебя обратят внимание, что понравишься, что полюбят. Вот это и есть та причина, по которой я здесь. Ты же мне это обещала.

— Ну да, где-то в этой стороне. В правильном направлении думаешь, — Вера замолчала, выдержала долгую паузу, прежде, чем продолжила. — Хорошая мысль стать не такой как все. Причем не важно, в какую сторону — лучше или хуже. В любом случае, один доказывает другим, что он лучше или доказывает им же, что они хуже, но ведь это одна дорога. И кажется, она неправильная. Ира, вопрос тебе: а насколько моë желание с твоим соотносится? Может ты ради меня в большей степени пошла сюда, доказать мне, что тебе не слабо повторить?

— Ой, как интересно. Я доказываю тебе, что я тоже могу. Да, наверное, ты права, но тебе тоже это зачем-то нужно.

— Я тебе сказала, что мне нужна подопытная крыса, чтобы провести эксперимент... мой эксперимент. Я делаю это только ради себя, а ты — инструмент...

— А я тоже ради себя, но как-то с изворотом, чтобы и тебе что-то доказать.

— Думающий может думать что угодно, доказывающий может это доказать. Ты уже доказала, что ты плохая — не такая, как должна быть. Теперь хочешь найти, что в тебе есть или точнее, осталось, что-то хорошее. Кстати, раз у тебя получалось писать, пошли у меня есть задание для тебя. Напиши, характеристики хорошего человека и характеристики плохого человека, а я займусь делами.

Вера привела меня в ту комнату, в которой мы провели весь вчерашний вечер. Посадила в кресло, дала бумажку ручку, пододвинула журнальный столик.

— Вера, я могла бы тебе помочь, — предложила я.

— Пиши, для тебя это важнее. Я сама справлюсь. А то потом скажешь, я заработала, давай, расплачивайся. Так, я оставлю тебя минут на сорок. Ты не против?

— Я не могу тебя просить. Ты же всë решаешь.

— Спасибо! Я не задержусь.

Пока я писала свои списки, Вера поговорила с Игорем, прибралась в комнатах, и как обещала, вернулась ко мне. Я испуганно подняла глаза, как, уже?

— Ну, как успехи? — улыбаясь, спросила Вера.

— Я не успела. Мне бы ещë времени, хоть немного, я запуталась что-то.

— Давай распутывать. Показывай!

Я безропотно положила ручку и протянула листик, на котором в столбик было написано:

«Хороший человек — это:

Умный, понимающий, сильный, богатый, достойный, радостный, красивый, представительный, сердечный...»

— А плохой — это, соответственно, наоборот. Глупый, непонимающий, слабый, бедный, бессердечный, некрасивый... грустный или угрюмый, — сказала я, когда Вера подняла на меня глаза.

— Я поняла. И в чëм же ты запуталась?

— А такого не бывает. Я не нашла такого, чтобы проходил по всем параметрам. Не весь набор присутствует. А вот сколько нужно положительных качеств, чтобы отличить хорошего от плохого — вот тут я и сломалась.

— Подожди, а я не подхожу под этот список? — улыбнулась Вера. — Я когда читала, думала, что ты меня описывала. Одного только качества не нашла — свободный. Как ты думаешь?

— Может быть, я тебя новую не знаю, но та, Вера, которую я знала, под этот список не подходила по многим параметрам.

— И теперь ты меня не хочешь признавать, потому что я смогла такой стать, а ты нет. И есть ещë причина — ты меня боишься. Боишься же?

— Боюсь, немножко.

— А ты не думала, что ты не меня боишься, а того, что сама придумала и мне приписала?

— А ты не такая, как я думаю. Может быть. Я с тобой так мало знакома. И может, я не верю, что ты такая хорошая и есть, как мой идеал.

— А мне показалось, что ты писала про себя, что про себя решила... и наоборотные качества. Не так?

— Может быть и так, — сжавшись, сказала я и подумала, что Вера действительно умная, и она угадала направление моей мысли.

— Ладно, умность — глупость пока оставим. Глупость во Вселенной бесконечна. Моя тоже, — снова довольно улыбалась Вера. — Есть вот какая пара: сила и слабость. В чëм сила, по-твоему?

— Можешь или не можешь что-то сделать.

— Ну да, вот что будет проявлением силы, что ты уйдëшь отсюда или что ты подчинишься мне?

— И то, и другое в определëнных обстоятельствах. Пока смогу держаться, буду считать силой то, что я здесь нахожусь, а как начну бунтовать, соберу все силы в кулак и уйду — это тоже будет сила.

— А спорим, ты не уйдëшь! Уже не уйдëшь. Никаких сил тебе не хватит на это, — Вера смотрела очень серьëзно, прямо в глаза, что я не выдержала и опустила свои. — А ты говоришь сила. Может, это как раз и есть слабость? Хочешь, проверим?

— Не надо, пожалуйста, — прошептала я, а сама подумала: «Сейчас случится страшное!»

— Стань на колени!

У меня снова предательски задрожали губы, глаза наполнились слезами, но я встала с кресла и опустилась на колени перед Верой, а та протянула руку:

— Целуй!

Я осторожно взяла руку и, ругая себя всеми последними словами, приблизилась губами к ней, поцеловала. Когда я подняла глаза, заметила, что в дверях стоит Игорь, мне стало так стыдно, так унизительно, но я даже не дëрнулась, чтобы встать. Вера отобрала руку, оставив меня стоять на коленях, тоже увидела Игоря и только пожала плечами.

— Развлекаетесь? — спросил Игорь.

— Да какие тут развлечения, — недовольно сказала Вера и пожаловалась: — Ничего не понимает, плачет ещë.

— Ладно, думаю, ты сама справишься. Я — в спортзал, а заодно, и в магазин заеду, пожелания будут?

— Я сейчас посмотрю, — Вера ушла на кухню, и нашла там, что будет необходимо на обед и на вечер, проводила Игоря.

А я всë стояла на коленях посреди комнаты, тихо плакала и даже слëзы не вытирала. Обидно было, что Вера права, и я уже не уйду отсюда только потому, что она теперь меня не отпустит. У неë всë больше и больше власти надо мной. Даже в еë отсутствие я, всë равно, была под еë властью и под еë защитой. Я немножко успокоилась, когда Вера вернулась и села рядом со мной на пол. Вера потянула меня к себе, чтобы я села, и не мозолила глаза своей униженностью. Когда я перестала плакать, Вера спросила:

— Я тебя убедила?

— Да, я не уйду... не смогу. И я не знаю, что мне теперь делать.

— Я знаю это. Но чтобы у тебя не было иллюзий на этот счëт, пришлось показать. Ну что, идëм дальше по списку? Богатый — бедный. У тебя есть на этот счëт соображения? И только не реви, пожалуйста. Надоело.

— Я хочу быть богатой, но не могу.

— Так, понимаешь, Ира, я тут что подумала, про тебя, про себя. Ты знаешь, как моя мама удивилась, когда меня увидела вчера. Мне показалось, что она меня не узнала. И это вообще не из-за того, что я пришла разодетая. Не слишком круто я и выглядела, если судить по одежде. Тем более, она ещë не видела ничего кроме дублëнки, сапог и глаз. Да, пусть мы расстались только неделю назад, но я приехала совершенно другая. Понимаешь, из-за этих тараканов в голове мы с тобой так и жили. А стоило их немного разогнать, и всë изменилось. Не только счастье и уверенность в глазах, вообще, вся моя вселенная поменялась. Несмотря на то, что у меня всë ещë только начинается. Ты представляешь, Игорь сказал, чтобы я купила маме подарок. Я решила подарить ей свой старый телефон. Когда я это сказала перед подъездом, Игорь на меня строго посмотрел и сказал, что мне и доверить нельзя ничего. Он-то с подарком сам решил, даже не советуясь со мной: букет цветов и французские духи... Ты бы видела, как мама обрадовалась, она тоже стала чуть счастливее, и не только оттого, что мне повезло с Игорем... Нет, не могу тебе этого объяснить. Просто, как человек может, так он и живëт. Не хотели мы быть с тобой богатыми, вот и приходилось жить бедными, как все.

— Но не все же могут найти себе богатых мужиков.

— Если это упрëк, то мимо. Ты сама знаешь, я не искала. Меня вытащили из магазина гонять моих тараканов. Я сама не понимаю, что меня заставило пойти на поводу у Алëнки, но я захотела... Я вдруг поняла, что могу быть такой, как она... и пошла. Мне ничего не обещали, ничем не пугали. Я сама боялась. Я думала, что они с Алëнкой сумасбродная парочка влюблëнных, но оказалось — просто друзья. И между тем, как я узнала об этом и как согласилась жить с Игорем, прошло не больше получаса. Ладно, я всë равно надеюсь, что ты мне поверишь.

— Что ты можешь быть моим идеалом?

— Это вопрос?

— Да, получается вопрос, — я сжалась ещë сильнее — снова нарвалась. — Извини, я расслабилась и подумала, что мы снова подруги. И я подумала, что ты хороший человек, а может, и я такой стану. Замечталась.

— Ладно, у меня есть наказание для тебя. Но чуть позже, можно? Сейчас неохота отвлекаться. Так, по поводу всего остального списка. Меня интересует один пункт, красивость — безобразность? Ты красива? — спросила Вера, а заметив недоумение в моих глазах, уточнила. — Ты себя считаешь красивой?

— Не всегда. Мне бы килограмм пять-семь сбросить... Короче, когда я в норме, иногда даже нравлюсь себе.

— И что, только от веса это зависит?

— Ещë от того, как жизнь идëт. Бывает, в зеркало смотреться не хочется.

— Принести?

Я ничего не сказала. Вера быстренько сбегала в спальню, протянула мне зеркало, я взглянула и ужаснулась: волосы нечëсаны, тушь по всему лицу.

— Ну как? Так должна выглядеть красивая девушка?

— Вера, как будто ты не видишь, как я к себе отношусь. Я почти ненавижу себя.

— Знаю. На, вытирайся, — Вера дала мне салфетку, и пока я была занята делом, Вера решила, как продолжить. Тем более, я привела себя немного в порядок.

— Кстати, а правдивость и ложь не являются ли необходимыми качествами хорошего и плохого человека? — спросила Вера.

— Возможно, — не отрываясь от начатого, ответила я.

— А я в чëм-нибудь тебя обманула? — выпытывала она.

— Нет, не было такого... — я подняла глаза на Веру. С языка готов был сорваться вопрос, но нельзя же спрашивать, поэтому сразу его переформулировала: — Мне кажется, что ты... думаешь, что я тебе соврала.

— Да, конечно, думаю. Ты со среды говоришь, что готова мне подчиниться, но в то же время сама сопротивляешься этому. И только через наказания мне удаëтся тебя заставить делать то, что ты мне пообещала. Значит, ты мне соврала, когда сказала, что ждëшь перемен — не нужны они тебе. Единственное, что мне требовалось от тебя — твоë подчинение. Я его дождусь хоть когда-нибудь?

— Вера, прости... для меня это слишком сложно.

— Не поняла, почему это сложно? Чем? Только тем, что я тебе приказываю? И ВСË? Или я чего-то не знаю?

— Ты подчиняешь меня своей воле, своей дури... — я подняла испуганный взгляд. Неужели я это сказала вслух? Вера должна была обидеться, но странное дело — она довольно улыбалась. Но, всë равно, я извинилась: — Прости...

— Да ладно, подчиниться воле, которая в данный момент проявилась как дурь или как заскок... действительно трудно. Как бы мне еë проявить ещë? О, кое-что вспомнила... Вставай!

Я встала, оставив на полу зеркало и салфетки.

— Подними одну ногу! Теперь прыгай на другой и лай, как собачка.

Я бросила на Веру такой убийственный взгляд, что казалось, та должна была испариться на месте. Но в Верины планы этого не входило, она только смотрела, как я справлюсь с этим заданием? И мне пришлось прыгать и тихонько лаять, хотя на душе было жутко плохо. Но тут произошло совсем неожиданное, Вера встала напротив и, прыгая на одной ноге тоже лаяла, но весело, будто прикалывалась.

— А теперь давай, кто выше подпрыгнет и кто громче будет лаять?

— Нас же соседи услышат, — предупредила я.

— Да по фигу! — Вера смеялась и лаяла всë громче, — лишь бы пол не провалился, остальное — переживëм.

И тут мне вдруг дошло, что хотела сказать Вера. Да, та маялась дурью, творила, что хотела, и в эту дурь втягивала меня. Стыд и унижение ушли куда-то на далëкий план. На душе стало немного легче: ведь не страшно выполнять еë приказы... тем более, ничего такого страшного и запредельного Вера мне ещë не приказывала. Я улыбнулась и залаяла всë громче и веселее...

— Всë, хватит! — остановила меня Вера. — Заканчивай чиститься... у тебя на это минуты три ещë есть, и приходи на кухню. У меня задание для тебя появилось.

Я снова загналась в подчинëнную роль, села на пол, но посмотревшись в зеркало, поняла, что больше исправлять нечего, поэтому следом за Верой пошла на кухню. Но подумала, может, зря я так рано ей навязываюсь. Но лишь только я там появилась услышала приказ Веры:

— Стань на колени!

Я уже без всяких колебаний опустилась на колени.

— Смотри на меня просящим взглядом и скули, — продолжала приказывать Вера.

— Мне было запрещено просить, — предупредила я.

— А это не твоя просьба, а мой приказ.

Я не ответила ничего, только подняла голову и тихонько поскуливала.

— Молодчинка! У тебя получается! Чем бы тебя наградить? О, придумала... Присаживайся. Ты же есть хочешь?

— Да.

— Что бы ты могла предложить за еду?

— Смотря сколько еды... и смогу ли я отработать, расплатиться.

— Давай, предлагай. Бутерброд и чашка кофе. Твоя начальная ставка? Ты предлагай, а я скажу, достаточно или нет.

— Я могу тебе что-нибудь сделать. Окна помыть, например.

— Нет, не хочу. Они, вроде бы, чистые. Может, что ещë предложишь?

— У меня ничего нет больше. В долг же ты не согласишься.

— В долг не дам, это точно. А, может, из одежды?

— Я думаю, ты не будешь забирать моë пальто и сапожки.

— Пальто — это много... — в раздумье сказала Вера.

— Я так и думала, что ты захочешь меня раздеть. Я не знаю, что может тебе понадобиться.

— Сама предложи.

— Бюстгальтер, — я подумала, что ходить без майки или брюк будет слишком вызывающе, а вот бельë, можно и не заметить есть или нет.

— Годится. Снимай, пока я приготовлю. Или ты мне поможешь?

Я хлопала глазами. Что, поможешь? Пока Вера ставила чайник, я сняла лифчик и протянула Вере.

— Делай бутерброд сама, — разрешила Вера, а сама вертела в руках добытый трофей.

Я открыла холодильник. Там было столько всяких продуктов, я взяла масло, сыр, может ещë и колбасы? А вдруг, и тут проверка? Я снова ошибусь, и буду наказана. Колбасу не стала брать, зато отрезала кусок хлеба потолще. Короче, делала бутерброд по вкусу. Чайник вскипел. Вера положила мой лифчик на стол, и стала наводить кофе со сгущëнкой. Поинтересовалась, как лучше: послаще или нет.

Вообще, Вера решила меня раздеть, и начало было положено. Вот сейчас я ем и всë время поглядываю на своë бельë, на бывшее своë бельë, которое лежит тут же на столе и кричит, что я сейчас без него. Это доставляло некоторый дискомфорт, но еда была важнее. И Вера не мешала ни разговорами, ни вопросами. Когда я допила последний глоток, Вера спросила:

— Ира, ты, может, и курить хочешь?

Я только кивнула, потому как курить хотелось даже больше, чем есть.

— А хочешь, я тебе отдам все сигареты за всю одежду, которая на тебе? — улыбнулась Вера.

— Значит, я была права, — вздохнула тяжело я.

— Что я тебя хочу раздеть? — улыбнулась Вера. — Да... хочу. Но ещë хочу, чтобы это было твоë решение.

— А если я не соглашусь, ты просто прикажешь мне раздеться.

— Правильно думаешь, — Вера довольно улыбалась.

— Значит, никакой разницы, — догадалась я. — Я раздеваюсь — приказ уже прозвучал.

— Нет, разница есть. Держи сигареты. Раздеваться сейчас не надо. Игорь придëт, перед ним и разденешься.

— Вера, — умоляющим тоном произнесла я.

— Что Вера? Ты не хочешь? Я вообще-то хотела, чтобы ты ему отдалась. Ты же не откажешься, если он предложит?

— Он порядочный человек, и не станет... — попробовала возмутиться я.

— А я не порядочная, да?

Я громко сопела, меня не устраивало ни раздевание, ни то, что меня будут тут... при Вере иметь.

— Ира, ты знаешь, что мы с тобой почти в одном положении? Я в чужой квартире, ты в чужой квартире, и мы, вообще-то, были не так давно совсем одинаковы. У меня появился вопрос к тебе: ты можешь меня унизить?

— Я не могу.

— А ты подумай. Что ты можешь мне приказать, чтобы я унизилась перед тобой? Я тебе разрешаю приказывать.

Я совершенно потерялась и не знала, что придумать, как себя вести, как можно ей приказывать? И вообще можно ли еë унизить? Чем? Верка меняет правила как хочет.

— Я не смогу, — прошептала я, — ну, пожалуйста... Даже если ты решишь, что это просьба... и я этим заслужу наказание. Наказывай, но я не смогу этого сделать. Извини...

— Ты хоть попробуй!

Я даже не могла представить, что может вывести Веру из равновесия. Приказать ей раздеться, так она без приказа вчера и сегодня ходила голой, заставить стать на колени и целовать ноги — будет же! И улыбка не пропадëт с лица. Вот и сейчас сидит, тащится.

— Я не смогу, — твëрдо сказала я. — Тебя нельзя унизить.

— Ладно. Проехали. Тогда давай, наказание, которое то, за вопрос. Ты готова?

— Да.

— Скажи всë, что ты обо мне думаешь. Особенно, плохое...

— Так не честно... — возмутилась я.

— Ира, начинаем сначала? Ты не имеешь права не выполнять приказ, особенно отказываться от наказания. Или скажешь, что за всë это время не думала обо мне плохо?

— Думала, — призналась я.

— Вот и скажи всë, что ты думала.

— Ты взбалмошная, мстительная. Тебе не составляет труда унизить человека, меня, которая считала тебя своей подругой. Ты ставишь бесчеловечный эксперимент. Ты не считаешься со мной, с моими принципами, с моими жизненными установками. Ты позволяешь себе быть выше других, — я не могла даже высказать всë, что думала по поводу Веры, поэтому замолчала.

— Ира, ты встань на стул, и скажи самое главное. Не бойся сказать правду.

Я стала на стул, а так как Вера сидела, то я смотрела сверху вниз, и будто это дало мне право сказать больше:

— Если бы я знала, что ты такая вредная стерва, я с тобой даже здороваться не стала. Не давать есть, не пускать в туалет, не давать воды, не то чтобы умыться, но даже попить... заставлять меня спать с твоим мужиком. Это может позволить себе только очень беспринципная и жестокосердная сука... у которой нет вообще ничего человеческого. Для тебя что человек, что крыса. А я теперь в твоей полной власти, но я тебя боюсь и ненавижу. А за то, что ты меня заставила это сказать — особенно.

Вера сидела и улыбалась.

— Какая ты прикольная, слезай! — Вера поднялась, подала руку мне, но я отпихнула, спрыгнула на пол, и даже увернулась, когда Вера хотела меня обнять.

Я стояла у окна и плакала. Уж очень сложным оказалось это наказание для меня. Вера подошла, чуть обняла за плечи, я выбралась из этих объятий, но от следующих не смогла устраниться. Тем более, Вера развернула меня, чмокнула в мокрую от слëз щëку и сказала:

— А я тебя люблю даже такую. И верю, что затеяла этот эксперимент не напрасно.

Я упала на плечо Вере и зарыдала. Когда я успокоилась, Вера утащила в спальню, положила на кровать, сама легла рядом.

— Ты меня послушай, пожалуйста, — Вера не ждала согласия или хотя бы кивка. — Вот, ты сама сказала в чëм состоят твои претензии ко мне. Если помнишь, как мы договаривались: выполнять наши с Игорем приказы, не задавать вопросов и ничего не просить. Всë, это все наши договорëнности. Ты помнишь, я принесла три чашки. Одна тебе. Я тебе запрещала? Или то, что Игорь не налил тебе, ты расценила как запрет, как приказ? Но его же от нас не было. Это ты сама себе запретила. Да, вчерашняя сигарета... Это был выбор из того, что я тебе предложила — твой выбор. Я же у тебя их отобрала, поэтому тебе больше всего хотелось курить, понимаю. Дальше, кто тебе мешал сходить в ванную? Вода есть всë время. Могла сходить не спрашивая. Или не могла? Я тебя не понимаю. И в холодильнике еды много. Но это твои запреты, а не мои. По поводу раздевания. Ты раздета? Нет. Ты решилась отдаться Игорю? Похоже, ещë нет. А его надо будет уговаривать. Его же нельзя заставить, как и меня. Я могу только захотеть. Вот, понимаешь какая разница, почему ты можешь унижаться, а меня нельзя даже придумать, как унизить. Так что, все твои претензии оказывается не ко мне, а в основном у тебя к самой себе.

— Я поняла. Прости меня, пожалуйста.

— За что?

— Что я такая дура, и не могу понять, что от меня хотят, что ты от меня хочешь.

— Так ты подумай. Времени у нас ещë столько.

Я долго лежала и пересматривала с новой точки зрения и своих обвинений весь свой вчерашний и сегодняшний день, получалось очень мерзко. И Вера, действительно, права. Потом, как дошло. Я встала, сходила в ванную, умылась, попила водички, вернулась в спальню. И меня никто не остановил ни разу! Вера лежала и ждала. Я опустилась на пол перед кроватью, только руки на постель положила и на них свою голову, посмотрела в глаза Вере и сказала:

— Вера, я, конечно, понимаю, что должна буду получить наказание, но у меня есть просьба, первая и, возможно, последняя. Я готова к любому наказанию, даже к двум. Тем более что просьба у меня такая. Ответь на мой вопрос: ты действительно хочешь сделать из меня счастливого человека и женщину?

— Очень хочу. И теперь хоть какой-то шанс появился.

— Я даже поняла, почему этого шанса не было, — сказала я, а потом мне дошло что-то более глобальное.. и я перешла «на Вы». — Я больше не хочу Вам, Вера, сопротивляться.

— И с каждой минутой эти шансы растут. Ты не против, если я так и продолжу к тебе «на ты» обращаться?

— Я в Вашей власти, — сказала я и сама почувствовала, как мне стало легче. Теперь Вера моя хозяйка и Госпожа. И я хочу этого!

— Понимаешь, Иришка, я теперь и наказать тебя не смогу.

— Потому как я наказания не боюсь. Понимаю! Но и просить его у Вас не буду, сами знаете.

— Да знаю я, вот как ты не могла придумать, как меня унизить, так и я теперь не представляю, как можно тебя наказать.

— Да, если виноватой я не чувствую, и даю Вам право на всë — прекрасно понимаю. Ведите, я буду только помогать, если смогу.

— Сможешь, куда же ты денешься. Кстати, а что ты не можешь?

— Да всë могу, кроме как, просить Вас о чëм-либо, задавать вопросы и управлять космическим кораблëм.

— А вылет когда назначен? — улыбнулась Вера.

— Пока не назначен, значит, я за это время успею научиться. Возможно. Если учителя будут хорошие, — улыбнулась я. — Вы знаете, Вера, мне так хорошо рядом с Вами. Спокойно, уютно, комфортно.

— Потому как не боишься наказания?

— Да нет, просто мне ТАК хорошо, как никогда хорошо не было. Щëлкнуло что-то, не боюсь ничего, могу всë... и мне всë нравится. Как у Вас было счастье в глазах, когда Вы синяками хвастались, а я не понимала. Сейчас понимаю. Класс!

— Ира, а можно я тебе признаюсь в одной фигне... что я натворила?

— Вам можно всë, — сказала я.

— Ты знаешь, зачем я тебя к нам затащила?

— Ну откуда же...

— Я не справляюсь... быть богатой, счастливой, женщиной... Я уже три раза хотела подсунуть тебя Игорю... вместо себя.

— Один раз... по-моему. Тем более, он не согласится, как я поняла.

— Три... Два были без тебя. Вообще, прости ты меня за всë это. Да, довести тебя до самого низа мне удалось, сломать, подчинить. Но куда вести дальше... я не знаю. Я понимаю, что унизить меня сейчас нельзя, как и тебя наказать. Но если тебе захочется... я могу всë для тебя сделать... Всë что ты скажешь, я сделаю. Я так виновата... Знаешь, приглашая тебя к нам, я хотела разобраться... если мы с тобой одинаковые... через тебя я хотела понять, как мне жить в этих условиях, когда я стала богатой счастливой женщиной... Но у меня не получилось... Так, как мы с тобой жили — жить нельзя. И я не знаю... Игорь обещал мне помочь... Но я не знаю, получится ли это у него?

— В чëм помочь?

— Направить тебя на путь истинный... Извини... я не годна. И готова на любое наказание, — Вера провела мне по волосам, отчего я закрыла глаза, даже за рукой потянулась.

— Вера, Вы уже меня сделали другой... Я Вам за это так багодарна!

— Может, ты скажешь, что даже к себе хорошо относишься?

— Очень хорошо. Почти, как к Вам. Я Вам доверяю, я в Вас уверена, Вера. Какое замечательное у Вас имя! Вера!!! Как я раньше об этом не задумывалась. Некогда, наверное, было, тараканами своими занималась.

— А ты славная, — Вера долго гладила меня по голове. Мы изредка перебрасывались короткими фразами. Искали новый контакт, новый способ общения. Вытаскивали по очереди разные мои заморочки, касающиеся «правильных установок» по жизни, которые сразу рассыпались в прах при ближайшем рассмотрении.

==========

Пришëл Игорь, Вера даже не тронулась с места. Зато я будто почувствовала, что сейчас необходимо сделать, и это будет не наказание, это будет новый этап взросления и проверка. И жуткое сомнение появилось у меня: может, он меня выбрал в спутницы, разочаровавшись в Вере? Нет!!! Я от этого откажусь! Да, он меня приглашал пару раз к НИМ, а затащила меня Вера. С неë и спрос. Пусть она сама решает. Я не буду!

Но я не смогла долго сидеть, когда есть задание, и наступило время его выполнения — расплата за сигареты. Я прикоснулась к руке Веры губами, будто получая на это дело благословение, и пошла на кухню, где по моему мнению шумел Игорь.

Да, Игорь был там, он увидел меня и улыбнулся. Новая я нравилась ему гораздо больше, чем прежняя.

— Привет, — поздоровался он. — Ир, что ты хотела?

— Привет, — улыбнулась я. — Игорь, я Вам кое-что должна рассказать. Вот, мой лифчик, который я поменяла на бутерброд, который мне предложила Вера. А ещë я должна за сигареты... Вам.

— Мы теперь «на Вы»?

— Я — да, — кивнула я, и решительно сняв майку, положила еë на стул. Мне показалось, Игорю было известно о всей этой затее, они же с Верой должны были обсудить такой вариант. Я очень внимательно посмотрела в глаза Игорю и, не заметив яростного протеста, мысленно вздохнула, но не перестав улыбаться, расстегнула брюки. Самое главное, я уже принимала его как своего, как близкого человека, хотя бы через Веру, но всë равно, даже не стеснялась.

— Ты решила раздеться?

— Я поменяла всю свою одежду на сигареты, при условии, что разденусь при Вас.

— Это, наверное, тебя Вера заставила?

— Она мне только разрешила, — поправила его я и даже не путалась в одежде, когда стаскивала последнее. Аккуратно сложила теперь уже не свои вещи на стуле, повернулась лицом к Игорю, и заметила, что он внимательно меня рассматривает, тоже без всякого стеснения, возможно, даже с интересом. Я медленно повернулась кругом, предоставив возможность Игорю рассмотреть себя всю. И когда снова взглянула на Игоря, мне показалось, что я теперь себя свободнее чувствую, по крайней мере, я не испытывала дискомфорта от того, что меня пристально изучают чужие глаза, а может, уже очень близкие. Но к сожалению, не свои... я бы это сразу поняла.

— Игорь, знаете, у нас тут с Верой всë очень сильно изменилось, пока Вас не было. Я хотела Вам сказать, что я в Вашей полной власти, как и во власти Веры. И если Вы захотите... меня, я на всë согласна — я Ваша!

Удивление мелькнуло в глазах Игоря. «Неужели они этот вопрос не обсуждали?» — пронеслось в голове у меня. Но Игорь быстро пришëл в норму, такие вопросы, конечно, надо было бы обсудить, но, наверное, так получилось. Принципиально напугать сексом — они говорили о такой возможности, но чтобы я сама вот так пришла совращать...

— Ирина, ты хочешь этого?

— Если я Вам понадоблюсь для удовлетворения любых Ваших сексуальных прихотей, я готова, — я посмотрела в его глаза. Мало? — Да, считайте, я хочу этого! Не только потому, что мне так приказала Вера, но и потому что я вам верю, обоим.

— Как интересно получается, а она не просила тебя удовлетворить еë сексуальные прихоти?

— Нет, мы разговаривали о жизни вообще, — о таком повороте дел я даже и понятия не имела. Неужели?

— Ну, пойдëм, ты у неë спросишь, — Игорь показал рукой на дверь, и я пошла в спальню к Вере, Игорь — следом.

Пока туда шли, я быстро формулировала вопрос. Как его задать, чтобы не нарушать правил, какие бы дурацкие они не были, и хоть не страшно наказание, но ошибаться и идти не в ту сторону тоже не хотелось. А к такому повороту — сексу с Верой, я, как ни странно, тоже оказалась готова, давно уже. Я, войдя в комнату, заметила довольную физиономию Веры, значит, всë правильно! Подошла к кровати, села рядом с Верой, и начала:

— Вера, Вы мне не сказали, и никогда не говорили, что Вам нравятся девушки. Вы бы только мне намекнули... Я бы по любому требованию... просьбе... даже намëку...

— Ириш, ты о чëм?

— Я готова и Ваши все прихоти удовлетворить...

— Ты мне предлагаешь секс? — а обращаясь к Игорю. — Это ты еë надоумил?

— Так не я первый начал, — улыбнулся Игорь. — Тебе же очень хотелось секса с девочкой. Или слабо?

— Ага, знаю я твои приколы. Не скажу, не буду на провокацию отвечать.

Я смотрела за обоими, кажется, нынешняя ситуация была не запланирована.

— Извините меня, пожалуйста, — вмешалась я. — Я, наверное, всë не так поняла и ввела вас обоих в напряжëнность. Я могу забрать все свои слова и желания назад.

— Подожди, Ириш, — перебила меня Вера, — надо разобраться. У тебя был опыт... с девушками?

— Нет, не было, но ради Вас я на всë готова. Я одну единственную девушку хотела... Вас. После того, как трогала Вас за битую попу, извините.

— У меня тоже не было, и пока я не хочу, — заверила Вера.

— Я поняла. Игорь тоже меня не хочет, по-моему. Вот поэтому я извиняюсь за свои предложения обоим.

— Ладно, успокоились, — Игорь решил не нагнетать дальше, а там видно будет. — Ирина, тебе не холодно?

— Нет, у вас тут тепло. Тем более, я считаю обмен равноценным. Хотя, может, с вашей помощью и курить брошу. Давно собиралась.

— Игорь, тебя смущает внешний вид Иры? — пришла на помощь Вера, чтобы мне не пришлось задавать вопрос.

— Да нет, ты же знаешь, я и не такое видел. Но может, Ирине против шерсти?

— Игорь, пожалуйста, не беспокойтесь, мне так легче — прятаться не за чем. Я даже скажу, что почувствовала себя комфортнее, когда смогла, да ещë так, как получилось. От себя не ожидала, и даже комфортность не пропала.

— Хорошо, Ирин, ты можешь мне ответить на вопросы из «приват зон» — частной личной жизни? А то я тебя не знаю... почти.

А.А. «Перерождение — не одна»

Иногда бывает, живëт человек, и всë его устраивает, но вдруг сменились обстоятельства, и жить по-старому — уже невозможно. В таком случае, надо срочно что-то менять.

Хорошо женщине или девушке — можно подстричься, перекраситься, сделать новую прическу. Как в том анекдоте, муж говорит жене: «Ты знаешь, тебе надо сходить в парикмахерскую и перекраситься». «Зачем?» «Я слышал, блондинки прекрасно готовят». Если бы всë так просто было! Я хоть в какой цвет не перекрашусь, всë равно, готовить не научусь. Да и не надо мне этого, не дано. Ну и ладно.

Но есть глобальные изменения: допустим, жила я одна, то есть одна я жила потом, но в любом случае, я жила с родителями, поэтому в доме всегда есть еда, еë или мама приготовила, либо есть готовая в холодильнике, и осталось еë только разогреть. А тут приходишь домой и понимаешь, что забыла зайти в магазин и купить. Ты, может быть, и разогрела, если бы было что разогревать, а когда мышь в холодильнике повесилась? Но есть-то хочется, поэтому снова одеваешься, ноги в руки и помчалась. Пару раз сбегала, на следующий раз заранее думаешь, чтобы по холоду ноги не бить. А если ты не одна? И есть человек, который придëт вечером, и он тоже будет голоден, а ты... Ладно, еда — это один из основных инстинктов — выживания, поэтому она должна быть всегда. И всегда свежая. А казалось бы, что поменялось? Только то, что ты не одна, и ты уже думаешь не только за себя, но и за кого-то ещë, потому что ты за это отвечаешь.

Ещë один инстинкт — общение. Можно, конечно, недолго посидеть, помолчать день-два, но потом становится невмоготу, и надо разговаривать о том, что у него на работе, и что у меня творится. Хорошо, когда он понимает, а не начинает уходить в полное неприятие... Но это мы хоть научились. Общаться всегда есть о чëм, по крайней мере, всегда есть две непознанных Вселенных: я и он, а здесь столько можно искапывать, и края не видно.

Но вот сам факт, что ты живëшь не одна, перекраивает всю систему правил и установок до основания. Мало того, что ты хочешь и себя не обделить, так и ему хочется сделать приятное. И удовольствие можно получать не только в постели, хотя это чаще всего бывает самое нужное в этот момент, но можно получить удовольствие и от общения, и от той же еды, и от совместных дел... Да что я перечисляю, можно вообще получать удовольствие от всей жизни. Осталось только научиться видеть это хорошее во всëм.

А это и есть перерождение. Перекраиваешь свои правила так, чтобы они не напрягали своим выполнением и не мешали жить. У меня за эти четыре месяца было столько перерождений, что, кажется, на всю жизнь хватило бы. Но куда там! Жизнь продолжается, и жить нужно сейчас, а соответственно — перерождаться.

Вообще, ведь перерождения могут казаться не глобальными с первого взгляда и только потом понимаешь, а ведь это был тот самый поворотный момент, после которого ты уже никогда не станешь прежней. И мой приход в эту квартиру, чтобы остаться здесь переночевать оказался одним из самых глобальных, потому что через неделю я уже шла сюда, как домой. Ведь именно в тот день, как я сюда приехала в полдвенадцатого ночи, чтобы заснуть в объятиях любимого мужчины, и началась моя новая взрослая и самостоятельная жизнь.