Глава 2. Смутные дни
Nemo jure suo uti cogitur.
Никто не обязан пользоваться своим правом.
Вера проснулась неизвестно от чего, то ли от того, что кто-то рядом разговаривал, то ли от непривычно яркого света. Она вскочила с кровати и нагишом подбежала к окну. Там был ясный морозный день, Ленинский проспект был засыпан свежим ослепительно белым снегом, вот только дорога уже была черна, на часах — без пяти полдень. Дверь в соседнюю комнату была открыта, и там Игорь разговаривал с кем-то по телефону.
На стуле аккуратно разложено еë нижнее бельë и новое платье, но надевать их сейчас не хотелось. Вера подошла к огромному шкафу-купе и отодвинула дверцу. В шкафу висело несколько костюмов и множество разноцветных рубашек, которые она быстро просмотрела и распахнула следующую дверь. Там на полочках тоже было много разной одежды: футболки, майки, бельë... Следующая... «Стой, а что я ищу? — продумала Вера. — Неужели я тут хотела найти платья или хотя бы женский халатик? С ума сошла! Их тут не может быть! Он же не такой!» Она нашла простую футболку с длинными рукавами, которые пришлось закатать. Взглянув на себя в зеркало, она нашла свой вид довольно необычным. Еë глаза сияли и казались больше и выразительнее, чем обычно.
Она чувствовала голод, ей хотелось пить, хотелось умыться, хотелось подойти и прижаться к Игорю... Еë раздирали противоречивые желания. Направляясь в ванную, она только коснулась губами его щеки и прошептала: «Доброе утро!».
На раковине в ванной предусмотрительно была положена новая зубная щëтка в упаковке. И это было необыкновенно приятно — он о ней уже подумал, позаботился! Пока она, насколько это было возможно, почти ледяной водой, приводила себя в порядок, Игорь продолжал разговаривать по телефону. Вера по-хозяйски осмотрела содержимое холодильника, заглянула в хлебницу.
— Яичницу будешь? — крикнула она. — И у тебя хлеб пропал, ты знаешь?
— Так я четыре дня в магазине не был — немудрено. Там где-то есть хлебцы.
— А джем или мëд есть?
— Мëд был. Посмотри, на полке слева от плиты. И я буду всë, что приготовишь. Сто лет мне никто завтрак не готовил.
Вера принялась готовить завтрак. Немного неприятно было видеть на столе деньги, те полторы тысячи долларов, что остались лежать так, как Игорь положил их вчера. Она не воспринимала их своими, поэтому мысленно от них открестилась и успокоила себя, отодвинув пачку на край стола.
Игорь вошëл на кухню, взглянул на свою зеленовато-серую футболку, которая едва прикрывала Верины ягодицы, улыбнулся:
— А мне нравится твоя одежда. Сейчас ты намного меньше похожа на замороченную усталую девушку.
— Я не нашла ничего более подходящего, — пожав плечами, сказала Вера, — и рада, что произвела на тебя впечатление. Но, хлеба у тебя нет.
— Мягкий хлеб вреден для здоровья.
— Так его никакого нет. А тот, что был, я выбросила — он заплесневел.
— Я вообще-то непривередлив в еде, могу обходиться овощами и фруктами. Может, кстати, кофе сварить?
— Вари, — согласилась Вера, а в еë голове роились всякие мысли. Самое главное, она так и не поняла, почему утром это произошло именно с нею — она нашла своего мужчину, именно такого, о котором мечтала всю жизнь. А может, это всë от того, что приняв неописуемую боль и поднявшись над нею, она вышла из обыденного своего состояния, да так и не вернулась в него, а всë происходящее — это плод фантазии воспалëнного мозга. Или это произошло в реальности? В таком случае, чем она это заслужила? Потому как если наградить еë было не за что, то соответственно, вскоре придëтся за это расплачиваться. «Это — сон! Но я не хочу просыпаться!»
— Ты всë ещë не можешь привыкнуть к тому, что твоя жизнь так неожиданно изменилась? — серьëзно спросил Игорь.
— Честно сказать, я в замешательстве, — она обвела взглядом просторную кухню, оснащëнную по последнему слову техники. Здесь и микроволновка была самая современная, навороченная, и посудомойка, и кофе-машина. Вера даже не сразу догадалась как включить варочную панель. Но включила! Такая огромная красивая кухня, где за большим столом могла бы поместиться целая семья. И всë это было предназначено одному единственному человеку.
— Давай сейчас не будем ничего анализировать и вспоминать, — сказал Игорь. — Ты просто поверь, что жить, наслаждаясь настоящим моментом, гораздо лучше в молодом возрасте, чем в зрелом.
— Сейчас всë ещë слишком живо, чтобы я могла не думать о вчерашнем дне, — Вера не могла ему объяснить, что всë еë безрадостное трепыхание в течение последних нескольких лет было уравновешено этими прошедшими сутками, которые начинались ужасно, но, в конце концов, привели к исполнению всех еë мечтаний. Она не могла ему сказать, что если бы знала заранее на что соглашается — жить с Игорем, может, и не поехала бы. Она могла вообще ему не поверить, ведь в тот момент даже имени его не знала. Но, что сделано, то сделано, и результат превзошëл самые немыслимые ожидания.
— Не забивай себе голову. У нас всë будет хорошо, — Игорь, словно понимая, что творится у неë в голове, ставил на столе тарелки, маслëнку, хлебцы, баночку с мëдом, варил кофе. — Ещë будут и проблемы, и печали, но сейчас их нет. Так что можно просто наслаждаться молодостью и беззаботностью.
Они приступили к своему первому совместному завтраку. Игорь рассказывал о своей фирме, о людях, с которыми приходится работать и общаться. Вере повествовать особенно было нечего, она больше слушала и по его совету старалась не забивать себе голову, а пыталась насытиться новыми впечатлениями, полнее прочувствовать происходящее.
— Одевайся, поедем на работу решать вопросы, — предложил Игорь. — Ты со мной?
— Да-а-а, — радостно протянула Вера.
Дневник Иры
Я сидела за своей кассой, изредка отвлекалась на покупателей, но голова была занята только тем, что я думала: где сейчас Вера? Что она делает? Что с нею делают? И ПОЧЕМУ она мне не звонит? Не позвонить лучшей подруге в самое сложное время — это нонсенс. Я бы давно позвонила, как только представилась такая возможность... Но если она лишена этой возможности? Тогда там — творится нечто страшное! Но я сама была готова попасть на еë место, чтобы не испытывать этих мук неопределëнности.
Каждая секунда тянулась необычно медленно... подсознание рисовало страшные картинки. И уже каждые полчаса я набирала номер мобильника Веры, потому как еë не было рядом... но она всем сказала, что была у меня ночью, а сейчас — она на работе.
Ещë не было двенадцати, как на мой мобильник позвонила Валентина Георгиевна — мама Веры. Как-то скучно позвонила, спросила про свою дочь, даже не поинтересовалась о еë выключенном телефоне.
— Она занимается с покупателями, — необычайно спокойно соврала я и заверила: — Сегодня много работы... мы с утра отвлечься не можем.
— Пусть она перезвонит, как освободится. Я на работе, — сказала Верина мама и отключила связь.
Я убрала трубку и подумала, а через какое время мама Веры перезвонит? Но через полчаса пришла мысль: «Родители волнуются, когда не знают, что с нами. Вот я о Вере переживаю больше, чем еë мама, чем моя мама обо мне. Моя мама никогда мне не звонила, чтобы не отвлекать от работы. А мама Веры знает, что в воскресенье дочь ушла в магазин, потом она позвонила и сказала, что останется у меня ночевать, а с утра снова пойдëт на работу. Потом звонком мне она убедила себя, что у дочери всë в порядке. Но это для неë существует такой вариант событий, для меня и Веры всë идëт совсем по-другому. Если бы я сказала Валентине Георгиевне, что вчера утром Веру из магазина неизвестно куда увëз незнакомый мужик, и с 11-38 с нею нет связи — она через полчаса была бы здесь, устроила бы истерику: верните мне мою дочь! И... ничего бы не изменилось. Права Анна Владимировна, надо ждать вечера, а потом бить тревогу. И тогда можно будет Вериной маме сказать. А пока можно и не сообщать — не нужно ей это. Ой, как страшно! И вся ответственность за судьбу Веры, хотя бы перед еë мамой, теперь на мне».
Прошëл ещë час. Звонков не было. Телефон Веры всë также не отвечал. Я вся извелась и была готова бежать куда угодно, чтобы только развеять эту неопределëнность. Но и это было невозможно: я навечно прикована к кассе, а если зайдëт покупатель, я должна быть на месте. «Что мне делать? Как всë исправить? Что я могу? Ждать! Это единственный способ и выход. Значит, успокаиваюсь и тупо жду, — думала я, но через несколько секунд новые мысли полезли в голову: — А пока я жду, вопрос жизни и смерти для Веры решится в сторону смерти. Как я буду жить после этого? Как смогу объяснить своë сегодняшнее и вчерашнее бездействие? Еë надо спасать! Но как?» — я уже была не здесь, представляла Веру и себя в руках шайки садо-мазохистов, но чем это могло помочь?
А.А. «Нехоженые поля»
Хорошо, когда ты знаешь, что делать на пять шагов вперëд. Но... вдруг ты попадаешь в такую ситуацию, что каждый твой шаг — есть шаг в неизвестном направлении, и ты не знаешь, что от него ждать... ни перед тем, как его сделать, ни тогда, когда его делаешь... а тем более, когда сделав... уже попала куда-то...
Вот такое странное бывает состояние. И в первый раз это, действительно, страшно. Особенно в тот момент, когда ты шагаешь на неизведанную территорию, на нехоженые пути. Но потом... если ты не вляпалась в лужу с дерьмом, не свалилась в пропасть, не ударилась в непробиваемую стену — понимаешь, что по другому ты и поступить не могла... а по этому нехоженому полю тебе теперь придëтся бродить всю жизнь. Страшно... но в то же время жутко интересно.
Когда я сама попала на такие поля? Даже не вспомнить. Не с визита к Лене Васильевне... точно — нет. Не в Египте — это исключается. Не в первую встречу на квартире Андрея и на нашей квартире... тем более, не потом... Но где? В лесу? Когда мы гуляли молча по лесу... Я думала о своëм, он о своëм... и где-то здесь я сделала свой первый шаг на нехоженые поля. Ведь только после этого — я ОЖИЛА. Я стала самой собой! Я перестала под него подстраиваться, хотя мне ещë долго этого хотелось. Лес!!! Оно! Именно с той прогулки по лесу я стала другой. Я вышла на нехоженые поля и побежала по ним... Именно побежала, потому что ходить я уже не могла.
И насколько велика роль Миши, что он с таким трудом и с такими препятствиями меня до них довëл? Я даже не знаю... Ну довëл, и довëл. Я пошла, а он... он не хочет даже шага ступить на них. Боится, наверное. А насиловать и тащить по ним его волоком я не собираюсь, захочет — пойдëт, и мы будем вместе. Не захочет: собаке — собачья смерть! Ой-ой-ой, я этого не писала! И не собираюсь это претворять в жизнь! Не дай Бог! Я просто хочу, чтобы он пошëл, а если сам не пойдëт, я его поведу — придëтся. Я же люблю его.
И всë же про нехоженые поля.
Я на них живу несколько месяцев. И мне нравится. Потому что все новые задачи требуют новых неоднозначных, но правильных решений. Я их принимаю, и смотрю на результаты стрельбы. Меня результат пока устраивает. Да, я иногда туплю, иногда принимаю неправильные решения, но это же лучше, чем сесть, опустить руки и сопли мазать. Это не в моëм стиле. Я решаю быстро, а действую ещë быстрее. Я такая!
И ещë я вижу цель впереди — стать специалистом. И пусть в этой цели никак не участвует Миша, но он сам отстранился от этого уже давным-давно. Значит, если он станет тормозом... я его поменяю.
Я такое сказала? Ужас!!! Написала даже??? Блин, скотина я! Но что сказано, то сказано. Если он станет мне тормозом — я его поменяю. На новый двигатель.
А если он это прочитает?
Пусть!
Пусть читает! И знает, что он — мой любимый, и даëт такие мне силы и возможности! Одно только страшно — он сломается и пошлëт меня. Ну и пойду я. Я от него столько получила, и при нëм столько уже научилась на этих нехоженых полях.
Поняла. Если он на них не пойдëт — я его брошу. Сама брошу!
Нельзя жить в разных системах. И я не смогу!
|
