Николай Доля, Юля Миронова
Американка Must Die
Отправиться в преисподнюю собственным путем — неотъемлемое право каждого.
Роберт Фрост
Юля долго гладила Свету, а когда та успокоилась и лежала на еë коленях, Юля сама сняла с себя ошейник, швырнула за спину, и сразу в еë глазах появился живой огонëк. Она молча переглядывалась со Стасом и Леной, те понимающе смотрели на эту картину счастливого окончания дикой игры. Света почувствовала признаки новой степени свободы и старалась еë осознать. Не было теперь этой дурацкой игры, не было ответственности за свою Таньку, не было больше причин принимать необдуманные непоправимые решения. Наконец, Света встала, извиняющимся взглядом окинула присутствующих. Главное, рядом была еë любимая Юленька. Не Танька!!! Слава Богу, всë закончилось!
— Юля, спасибо тебе! Спасибо вам, ребята! Вы мне так помогли.
Света присела за стол и увидела обе предсмертные записки, дрожащими руками взяла их, свою отдала Юле, себе оставила другую.
— Американку пытаемся забыть. Хотя, забыть такое, не осмыслив, будет очень трудно. А это последнее вещественное доказательство нашей дурости... точнее, моей личной дурости, давай уничтожим! — с этими словами Света рвала на мелкие кусочки Юлину записку, Юля с не меньшим энтузиазмом расправлялась со Светиной.
Лена со Стасом облегчëнно вздохнули, кажется, теперь действительно всë закончилось, по крайней мере, мыслей о смерти не осталось. Стас, разливая вино по бокалам, думал: «Ну и что бы это значило? Светка сдалась на милость победительнице? Юля однозначно выиграла! Даже в роли рабыни она вела всю игру, наверное, как с самого начала. Сама предложила, сама вела. И что теперь будет делать Света, когда “якобы” освободилась от своей роли? Посмотрим... Так что же за мысль у меня ускользнула?»
— За что выпьем? — спросил он у девчонок, улыбнувшись.
— Ой, за что? — сказала Света. — Всего столько передумано за эти пятнадцать часов абсолютного кошмара. Как же несвободна я была в моей прежней жизни. Это я поняла, как только потеряла свободу окончательно. И стоило еë лишиться, как сразу она мне понадобилась. Так сильно, что я даже объяснить не могу. Давайте, выпьем за свободу!
— За свободу — это неплохо, — поддержал Стас. И он не врал. Ведь то, что мелькнуло в его голове минут десять назад, было именно про эту свободу, про «не-человека — раба»... о пресловуто-главенствующей роли мужчины в семье... «И она хочет чтобы я был главным? Не позволяя мне и шагу ступить самостоятельно? И что, надо продавливать эту мысль, что ли? Продавливаю...» А вслух сказал: — Еë так иногда не хватает в жизни.
«Ну и чего ты несëшь? — Лена неодобрительно посмотрела на мужа, а потом подумала: — Хотя, может, и к месту. Девчонок надо вытаскивать любыми способами». А Стас конечно увидел все реакции жены, все те, которые он не хотел видеть. «Она сказала, что я бунтую, устраиваю восстание рабов... Да, устраиваю! И буду добиваться свободы, равенства и братства... Тьфу ты, Господи... придëт же в голову такая чушь! Откуда я этого нахватался? Из книжек, что ли? На фиг! Я только хочу, чтобы она меня услышала!» Тем временем Лена подняла свой бокал, чокнулась со всеми. Выпили.
— А ещë много-много поводов, этой бутылки не хватит, — грустно улыбнувшись, продолжила Света. — Тут и понимание, и свои дурацкие желания, и главное, заморочек столько в этой голове.
— И много ты этих заморочек нашла? — спросила Лена.
— Не знаю. Скорее всего, всë, что там есть, — она постучала себя по лбу, — сплошные заморочки... Но я почувствовала новое ощущение свободы... И не тогда, когда стала Госпожой, она абсолютно несвободна, а когда, будучи рабыней, вдруг, появилась свобода воли, разрешение иметь желания и их исполнять... И я даже не знаю, как с этим жить. Всë сломать надо или вернуться к тому, что было раньше. Но может быть, это только в игре так высветилось? — размышляла вслух Света.
«А это мысль! — подумал Стас... — Госпожа не свободна! И на этом можно выкружить себе и послаблений... и того, что она меня всë же хоть когда-нибудь выслушает, а не отмахнëтся снова, как от назойливой мухи. Молчу, слушаю, придумываю, как с нею поговорить... с Леной. Не знаю, услышит ли она меня сегодня? Но если услышит девчонок, то и меня услышит».
— Да, на игру можно списать всë, или почти всë. А может не столько в этой игре дело, сколько в еë участниках, — негромко, как бы для себя, произнесла Лена и внимательно посмотрела на девчонок, терзаний Стаса она не видела, да и не хотела видеть. Света была в раздумьях, поэтому, может, и не услышала этого замечания. Юля?.. Странное дело, та была спокойна, наверное, потому что давно закончила свою игру, а теперь только ждала, пока Светка закончит свою, ведь сказать, что игра закончена, и действительно еë закончить — это разное дело. «Да, придумают же себе люди всякой ерунды, накрутят, — с жиру бесятся! — рассуждала Лена. — Но мало ли у кого какие странности. Заигрались в любовь, потом в эту рабыню с госпожой — с кем не бывает. Мне, надеюсь, такое не грозит».
— Я не представляю, как выйду на работу. Я сегодня переела этой власти — слишком она давит, — продолжала Света. — Да и подчинение — не лучше.
— А у тебя что, много начальства или оно слишком придирчивое? — уточнил Стас.
— Непосредственный начальник один... и то, надеюсь, временно. К следующему лету обещают его место.
— Начальника отдела? — спросила Лена. — А какого, если не секрет?
— Отдела? — грустно улыбнулась Света. — Если б то... с начальника отдела я начинала... буду управляющей банком. Кошмар!
«Ого... Круто! — подумал Стас. — Ни фига себе! Она же не врëт — Юля рядом, она бы не дала. И с этой властью она готова подчиниться? Но зачем? Компенсация сверх-ответсвенности? Снова, то же садо-мазо? Она же на 3-5 ступенек выше Лены, не то что Юли... и она готова это слить? Но зачем?»
— Нет... я, конечно, не думала, что ты обычная операционистка, в кредитном отделе, например, могла бы работать... — Лена вопросительно взглянула на Юльку, та кивком подтвердила, что Света не обманывает. «Странно, но бывает и такое», — подумала Лена, а вслух начала оправдываться: — По твоему внешнему виду и поведенческим реакциям... несолидно выглядишь. Извини.
— Да ладно уж, Юля тоже сначала не верила. А что несолидно, тут ты права. Особенно этим утром с такими перепуганными глазами, в коротенькой юбке и маечке, да ещë без белья, а сейчас, когда при вас ревела, просила чëрти чë... Надеюсь, Юля меня простит, и я не должна буду еë два раза наказывать за свои «Прости». Ой, не приведи Господь, такое повторится!
— А я как-то просил Лену выйти на улицу в юбке и без трусиков, но она так возмутилась! — улыбнулся Стас, переводя разговор в другое русло. Да это предложение звучало лет пять-семь назад, но не нашло должного отклика со стороны Лены...
— Ты меня об этом просил? — удивилась Лена. — Не помню.
— Я не настаивал, просто предложил попробовать. Это давно было. Ты дома всегда в тапочках, в белье, а на люди выйти... так... это вообще для тебя сверх-извращение. Да?
— Стас, прекращай! Хоть вслух-то постеснялся бы такие «мечты» в слова переводить, — возмутилась Лена.
— Мечты в слова? А ведь точно. Я без белья пришла на завтрак, в такой юбке, что всë под ней сразу видно, потом она мне еë подняла прям на улице... И это было естественно. Я и не возражала. Но дальше было ещë хуже... я еë голой на четвереньках вывела в коридор... раздела при вас... и я такое невозможное... вам предлагала... А сама только мечтала попасть в постель с одной девушкой, хотя это вообще невозможно, а чем закончилось? Я полюбила Юлю, живу с нею... — Света, не стесняясь, говорила о таких интимных вещах, но после того, что Лене со Стасом пришлось увидеть, это уже не казалось сверхъестественным.
«Она говорит, что любит... врëт же, — размышляла Лена. — Не может быть здесь никакой любви. Что это за любовь, когда надо унижать любимую, бить, издеваться, раздевать на людях, предлагать такое?.. Хотя, как знать. Если у меня такого не было в жизни, это ещë не значит, что этого не может быть вообще. Если абсолютное доверие, если по обоюдному желанию... И ещë Юля доказала всем, что это может быть, что это приемлемо... для них. Да, только этим и можно оправдать. Значит, они реально любят одна другую... Странно. А с кем, из тех, кого я любила, можно было бы сыграть в такую игру? По-моему, нет таких, а жаль. Выходит, я никого так не любила. Но Светка сломалась...»
— Света, скажи, вы собираетесь жить вместе? — спросила Лена, ей почему-то захотелось поставить еë в неловкое положение. И поставила.
Света даже вздрогнула, взглянула на Юлю, но та всë так же молчала, никак не выказывая своего мнения, поэтому пришлось выкручиваться самой:
— Мы ещë не решили. Слишком неожиданно эта любовь у нас случилась, а ещë надо придумать, как жить вместе. Вот ты, Стас, говорил, что у вас демократия. А помните анекдот про попугая, которому не важны ни перья, ни голова — только бы посмотреть на сверх-извращение, когда и мужик сверху, и женщина сверху? Если есть демократия, должна быть власть, только непонятно, кто сверху... сама демократия, наверное, правила... Если Лене нужно, чтобы ты, Стас, как муж, был главным, то тебе это необязательно?
«Вот-те, раз... — подумал Стас. — Она меня спрашивает о том, в чëм сама... сомневается? Надо ли ей занимать свою мужскую роль, не глядя на то, что у неë должность очертенная, по сравнению с нами всеми... Так чего она сомневается? Она же слабая... Она и будет мужиком в этой паре... будет! СТОЙ! Это я о себе или о ней? У меня нет еë способностей, еë заслуг... я просто родился мужиком. И это приговор мне? И мы с нею наравне? В помойке? Полный ты-здесь! Надо что-то придумать! Мужская роль невыгодна? Ни в каких отношениях. Но надо продолжать разговор...».
— Ты же знаешь, так принято, общечеловеческая норма, — попытался объяснить Стас, — но мне кажется, это устарело. С моей работой — простым врачом-хирургом трудно прокормить семью. Может, Лене и хочется, чтобы я был главным в семье, тогда я не понимаю, почему она мне этого ни разу не позволила, и почему этот вопрос никогда у нас не поднимался, — Стас заметил, как Юля со Светой переглянулись. «Эххх... значит, так?» — А если я главный, как ты сама, Лена, заявила, ты сможешь сейчас сделать то, что я тебе скажу, без оговорок, без истерик?
— Возможно, и сделаю. Если это не будет запредельно, — ответила Лена.
— Снова только слова... Что есть предел, в чьей он голове? И если в твоей, то через полчаса, как только отсюда выйдем, устроишь мне скандал до развода, да?
— Ну, зачем ты? Я, конечно, не смогу здесь раздеться, как Юленька... — сказала Лена и испугалась: «Юленька!!? Я так сказала??? Зачем? — у Лены даже мурашки по спине пробежали, она покраснела. — А если Светка поймëт, что я думаю?.. Но ведь они, всë равно, расстанутся, а Юля мне так нравится. Очень нравится! Я бы смогла раздеться, как она, здесь и сейчас, но если Юля меня попросит, а не Стас. Она умеет любить, и я хочу такой любви! Я готова ей сейчас отдаться...»
— А Юля не раздевалась, — совсем спокойно сказала Света, — это была Танька. Она же не человек, ей можно всë.
— Значит, ты с самого начала хотела научить меня быть «не-человеком» — рабыней? Какой ты сама была до нашей встречи? — тихо спросила Юля у Светы, и та чуть снова не заплакала. Вот она ещë одна правда про неë, про Жанну, про всех девчонок. Юля посмотрела на Свету с сочувствием, и решила перевести разговор на более приемлемую тему: — Стас, а ты сам чего для себя хочешь?
— Ты такие вопросы задаëшь, — Стас закатил глаза, подняв голову. — Я не знаю... — а через несколько секунд продолжил: — Сегодня поступило одно предложение... Вообще, мне мысль понравилась эту Таньку взять на ночку. Был бы я один, или если бы Лена... нет, она бы не поняла, — сказал вслух Стас, но, конечно, он врал... да он бы смог еë полапать до известных пределов, пока она бы не стала возмущаться... точнее, насиловаться... А вообще, он сейчас понял, что ничего бы не смог с нею сделать... даже при абсолютном еë согласии... ведь всë было бы насилием. С его стороны... а он этого не хочет. Поэтому и добавил: — Нет, прости, не смог бы... Не моë это...
— Тут ты ошибаешься, я тоже хотела... Юлю... Таньку, — смутившись такого поворота и того, что Юлю она ведь не знает, сказала Лена, — только подумала, что ты не согласишься.
— Она бы вам надоела через два часа, — сказала Света. — А потом ещë целая ночь. Зачем же, всë-таки, человеку власть? Почему мы поддаëмся своей скотской природе? Ведь везде, где живут не поодиночке, везде устанавливается иерархия: от муравьëв до обезьян или дельфинов — чем примитивнее сообщество, тем больше необходим ему вожак, и тем дальше от вожака до простого члена сообщества. Но у человека есть разум, есть душа, искра божья.
— От сотворения мира всë подчинено этой иерархии, — пояснил Стас, а про себя подумал: «Ну и на фига я это сказал? Я ж не верю в Бога. А если она верит? И приведëт сотню других доказательств из Библии? Но... она этим что-то докажет себе, а не мне... И так ли важна эта иерархия... которая только на словах, а на деле пшик получается...»
— Не от сотворения, конечно, а от грехопадения Адама, — не согласилась Света. — Он не захотел равенства, заставил Бога сделать себе помощницу, жену, а Бога принудил быть рабовладельцем. Зато для себя определил самое лучшее место — посредине. Я, дескать, подчинëн только Богу, которого не видел и не слышал, а жена и дети подчинены мне, потому что Бог меня назначил.
«Странно, она говорит не по Библии... И неправильно говорит! Было грехопадение Евы, а не Адама... И не такое... Это какая-то новая трактовка, что ли? — сам себя спросил Стас. — Но я некомпетентен в данном вопросе. А может, она права? Но в чëм она хочет меня убедить? Я пока послушаю».
— Подожди, Света, — начала Лена, — я думаю, ты меня поймëшь, ты же на экономическом училась?
— Да, конечно. Финансы и кредит. А что?
— Бытиë определяет сознание. Я про вашу Американку, про рабство, про наше общество. То, что ты сказала, очень поздняя трактовка — со времëн появления идеи единобожия. До того, было мало материальных благ, и основной строй был рабовладельческий. Но экономические предпосылки рабства закончились... появилась религия единобожия им на замену. Не нужно иметь реального рабовладельца, если человек сразу — раб Божий. Христианство — религия рабов. Да и ислам, и иудейская вера — тоже. Получился феодализм, человек, воспитанный жить рабом, пусть даже Божьим, подчинится любому другому, кто заявит на него своë право. А потом и это прошло... промышленная революция, капитализм... И уже и предпосылки есть, чтобы стать свободными, но тянутся из глубины веков желания поиметь кого-то в рабство, в полную неограниченную собственность. На свадьбе кольца надевают друг другу... В Древнем Риме на таком же кольце было написано имя господина — владельца этого раба. И ревность — издержки этого права собственности... Да и у вас... Как я понимаю, надо было определить силу, помериться ею, и закрепить результат игрой. Не так? Не ради этого ты начала эту игру, Света?
— Да, всë так... я всë думала, почему же меня так раздражают монахи и монахини? Они не хотят жить свою жизнь. Не хотят отвечать за себя... есть правила, есть устав монастыря... они, как самоубийцы — уже приговорили себя, осталось только домучиться.
— Чего же они тебя раздражали?
— Так я себе врала, что я свободна, — улыбнулась Света. — А сама такая же... оказалась.
— И что теперь? Освободилась? — ухмыльнулась Лена.
— Нет. Говорю же, только сейчас поняла. Кстати, Лена, я нашла, чем современный человек заменил Бога-рабовладельца — деньгами. Хочешь тест? Можешь вслух не произносить, просто ответь честно... для себя. Договорились?
— Давай попробуем, — улыбнулась Лена.
— Тут Юля при вас разделась. Это было круто. Пусть была не Юля — Танька. А ты знаешь, Лена, цену за которую ты сама сможешь раздеться при посторонних? Я не спрашиваю даже порядок цифр. Теперь, смотри, нюансы... кто тебя попросит об этом, и кто тебе даст эти деньги... Деньги, допустим, лежат перед тобой — как раз те, за которые ты согласишься. Итак, ситуации: раздеться у себя в номере, дома, здесь, на пляже, в городе, на Красной площади? И кто тебя просит об этом: посторонний человек, Стас, я, Юля...
Лена молчала, она даже на половину так называемых вопросов не отвечала. Она даже вспыхнула, когда Света сказала, что попросит Юля. «Неужели Светка мысли умеет читать? Ведь именно в такой трактовке и был поставлен вопрос... как я и думала, что если меня Юля попросит... Да, бесплатно! Где угодно! Скорее всего... Не знаю».
Стас сидел рядом и слушал эти разговоры, как и Юля... «А может ей предложить жить вместе? Пока эти две дуры меряются своими силами... Вот Юле не надо вмешиваться в разговор, она сама знает, что сильна... и тому, кому она скажет... тот и пойдëт с нею жить... Вот даже моя Лена добивается еë благосклонности. Света любит... а я... я готов по любому еë взгляду пойти за ней хоть на край света. Ну позови... или сделай что-нибудь...»
— Я вот тут тоже думаю, — будто услышав Стаса, Юля снова спасала ситуацию и разговор. — Зачем-то нужно неравенство в отношениях между людьми, всегда есть старший — младший, ведомый — ведущий. В чистом виде — та же Американка, только с большим набором правил... и в семье, и в государстве.
— Где-то слышала такую хорошую мысль, — размышляя, сказала Света, — что тот, кто может работать — работает, кто не может работать — учит, а кто не может ни работать, ни учить — руководит. Вы представляете, как круто получается? У власти одни деграданты, потому что ни на что не способны и приговорены, заметьте, самими собой. А остальные — от нежелания решать и отвечать за себя — им подчиняются. Какой кошмар! Это я про себя, как Госпожу, подумала. Дурацкая, но очень хорошая игра. Ой, что будет в банке, как я вернусь...
— Значит, надо строить отношения на равенстве, — сказала Юля.
— По-моему, да, — сказала Света. — Любая власть губительна, особенно, доведëнная до крайности. А если ещë система слишком замкнута. Одна на самом-самом верху, другая на самом-самом низу, когда больше никого нет. Вы знаете, мы же тут перед игрой правила придумывали. Я представила, что буду служанкой у Юли, и мне показалось, что этого будет мало, поэтому предложила роль бесправной рабыни. Как Юля перепугалась! Я не знаю, чем она себя убедила, но согласилась. Я для себя потом поняла, что это мне хотелось получить наказание за свою чрезмерную власть — и получила. Хотя Юля боялась меня обидеть, а я требовала невозможного от своей Госпожи, но она переплюнула все мои ожидания. Заставила рабыню выпороть, как следует, Госпожу, это страшнее и больнее всех остальных наказаний, доставшихся мне, а ещë условие, что если ей покажется, что я била плохо, то количество ударов надо будет удвоить, утроить... Круг должен быть замкнут — пока Госпожа не станет ниже самой бесправной рабыни, она не сможет получить от этого не то, что удовольствия, даже облегчения.
У Стаса всë сложилось: «НАЗНАЧЕННЫЙ ГОСПОДИН ни за что не отвечает! Руководит всем подчинëнный... то есть, Я? И что из этого следует? ОХРЕНЕТЬ! Неужели?..»
— Света, подожди, я не поняла, — перебила Лена. — Ты говоришь, что требовала невозможного от Госпожи? Рабыня может требовать?
— Вот именно, Госпожа мне приказывала — озвучивала, а я требовала, но не словами, а как-то так. Ты знаешь, как тяжело издеваться? Тем более, только для Госпожи, или для тебя — человека постороннего, это является издевательством, для рабыни всë воспринимается как должное, как награда. Сами видели — моя Танька даже не покраснела, когда тут стояла голой перед вами. И я не могу объяснить, каким образом всë происходило, но если я, будучи рабыней, чего-то хотела или боялась — я добивалась этого сразу. Потом стала Госпожой, и все мои желания пропали. Я всë могу и ничего не хочу, а если делаю, то делаю через силу. Да, я еë заставляла, но сначала себя. А если смогу себя, то и еë смогу. Но, скорее всего, только претворяла в жизнь еë желания — желания рабыни.
— А если я хочу что-то получить, что не нужно ей. Заставить еë нельзя — бесполезно. Попросить можно, но не факт, что получится, — улыбнулась Юля. — Да и не в ту игру моя Танька играла. Ей были важны свои унижения и наказания, а не моë удовольствие. И только когда она мне разрешила, когда она дала мне право... тем более, что обе уже зашли так далеко за грань допустимого... только тогда у меня получилось. И снова же, она мне позволила получить удовольствие рабыни — от боли...
— Значит, рабыня устанавливает правила? — спросила Лена.
— Выходит, так. Причëм, всë время, — пожав плечами сказала Света. — Я, рабыня, и хочу секса — получаю сразу оргазм, а то и три подряд. Я боюсь боли — меня через час бьют. Она хочет, чтобы еë оставили без внимания, так я не могла даже в номере вместе с нею находиться — весь день от неë бегала, даже вам хотела еë сплавить. Но когда она говорит «прости» мне, как рабыне — я требую строжайшего наказания. Я сказала ей: «пожалуйста» — сами видели, как она плакала.
— Вот это новость! — Стас прикидывал, что и когда таким образом он ввëл в их жизнь, что ввела Лена. Каждый косячил в меру своих сил и возможностей, а потом шëл домой, чтобы получить наказание от самого близкого человека... Живëм же ради эмоций, и если не получается получить положительные, получаем отрицательные. Он — от жены, она — от него... так получается? Но высказывать эту мысль пока не хотелось, он посмотрел на жену. — Ты что скажешь?
— Я тоже думаю, кто у нас правила устанавливает и меняет? — Лена решила проверить одну мысль. — Стас, я про твои садо-мазо фантазии, ты кем себя представлял: снизу или сверху?
— Сверху, а что?
— Ты понимаешь, что это значит?
— Догадываюсь, достала моя подчинëнная роль. Значит, правильно девчонки перемигивались, — расстроено сказал Стас. — Спасибо, что ткнули меня в моë дерьмо... и не раз.
— Да не обижайся ты, — успокаивала его Света.
— Нет, я серьëзно, — продолжал Стас. — И ты, Лен, не обижайся, если что не так. Да, я не могу быть главным — признаю. Не хочу — тоже признаю... — сказал, а про себя подумал: «И на фига я это произнëс вслух? Я же хотел, чтобы она меня услышала, хотя бы так, как иногда делала в первые лет пять. А теперь мои желания на 125-м месте... она всë решает, она за всë отвечает... А я... деградирую? А может?.. Может, надо всë-таки достучаться... сказать, что мне, а точнее нам нужно? Может, она это услышит?»
— Главное, — сделала вывод Лена, — я, может, и не хотела бы отвечать за себя, за тебя, за ребëнка, но если не я, то кто?
— Я тоже считал, что я отвечаю и за тебя, и за себя. Но, выходит, это нам только кажется. Поэтому и компенсация нужна была, но снова — только в мечтах. Я тебя об этом и не попрошу никогда — язык не повернëтся... — он произносил слова, а в голове всë больше росло желание сыграть в эту дурную игру с Леной... «Там всë встанет на места: или превращусь в дорогое, для неë, приложение, или вырасту... займу подобающее место рядом с нею. Стану мужиком». — Значит, мне больше приходится быть подчинëнным. Правильно, на работе главврач — зверь, через день — нагоняй, дома сопротивляюсь твоей власти, хотя не знаю зачем. Может, надо еë принять и не дëргаться? Поэтому и фантазии такие, и вся жизнь. Лена, а у тебя таких фантазий не было?
— Нет, мазохисткой себя никогда не представляла, но часто кошмары снились, что меня хотят изнасиловать, убить. Ужас! Света, как ты думаешь, можно ли на равенстве строить отношения?
— Должно бы. Пока здесь, пока забот нет, пытались. Сегодня попробовали распределить роли, сами видели, что получилось.
— А мне кажется, я наигралась... в эту Американку, — сказала Юля. — Я ведь начала в неë играть не сегодня. А вот когда? Не знаю... Всю жизнь в неë играю, по-моему. С мамой и бабушкой с рождения, это — точно. А так, по мере смены окружения, меняются и люди, которые меня обижали, угнетали. И с каждой этой обидой, с каждым непонятым наказанием становишься всë хуже... или хуже к себе относишься. Я как вспомню, сколько было разных мечтаний, стремлений и в школе, и в институте. А сколько раз приходилось ломать себя через колено с самого детства, когда в угоду кому-то, а когда... просто обосравшись. Вот сегодня заметила, что рабыня в этой игре, хоть я, хоть моя Танька, то есть Света, до обеда, могли получать удовольствие от боли, от унижений, потому что мы имели право на это. Моя Танька каждый раз кончала от порки, стоило только попасть куда следует, но когда я пытаюсь провести языком между половинками еë попы, или поцеловать еë между ног, я не получаю удовольствия, а она вообще, как под пыткой. Да я сама... будучи Танькой, знаете когда получила самое большое удовольствие? Когда моя Госпожа меня раздевала перед вами. Мне самой было комфортно и приятно, и мне нравилось видеть ваше смущение. А когда моя Госпожа предложила, чтобы я Стасу полизала жопу... я была заранее согласна и подумала, что мне в этот раз будет легче, чем когда я, будучи Госпожой, тем же самым способом пыталась доставить удовольствие своей Таньке. Но это сейчас я так оцениваю, с высоты сегодняшнего полëта. А раньше что было... в той американке, которая всю жизнь, мы вроде бы добиваемся себе счастья, но получаем обиды и разочарования. Так может принять эти обиды и разочарования как именно то, чего мы добиваемся? И не надо дурить ни другим, ни себе голову. Так что завела моя американка в такое состояние, что мечты закончились, а жизнь именно такая, какой она у меня только и может быть. Я никогда не задумывалась, кем и где я буду работать. Попала в свой банк по знакомству с огромными трудностями, и всë остановилось окончательно. Как только я привыкла за пару месяцев к своей работе, так всë сразу опротивело. Я как представила, что теперь всю жизнь придëтся ездить почти через весь город по полтора часа, девять часов перебирать ненавистные бумажки, так тошно стало. Можно сказать, жизнь закончилась. Да ещë начальница, как Света, я думала, что она до меня домахивается по пустякам, достаëт, стремится меня со свету сжить. Но по большому счëту, ей от меня нужна только моя работа, а лично я ей — до лампочки. И если быть совсем справедливой, то ведь это она мне отдала свою путëвку в этот санаторий. А я считала, что я у неë враг номер один. Вот как бывает. Только тут я поняла, что сама себе всë придумала: из начальницы сделала Госпожу, из мамы — тоже. И главное — требую от всех наказаний нужных МНЕ, а не им. А моя Американка, вне зависимости от того, когда началась, длится очень долго. И может такое статься, что благодаря Свете, сегодня и закончится. Хотя, даже не знаю, как жить-то без неë, надо учиться всему заново.
— Ты так думаешь, что в обычной жизни тоже есть элементы этой игры? — спросил Стас. Пока он слушал этот длинный монолог Юли, он примерял то, что говорила она про себя... Ох, как он себе не понравился! Да были мысли и желания, но потом всë захлестнула лавина быта и работы... Работа-дом... а что в остатке? Ничего! И никаких перспектив... И надо уже это рушить, похоже, я знаю как...»
— Ох, если бы только элементы, — покачала головой Юля. — Гораздо хуже — Американка в особо циничной форме: когда правила не обговариваются, когда все друг над другом издеваются, мучают себя и других. Как будто вы только что оба себе не доказали, что у вас чистая Американка и есть?
«А она жестокая эта Юля! Только с виду кажется такой миленькой и маленькой, — Лена была расстроена. Она в течение Юлиного длинного монолога примерила всë на себя. Да, Юля говорила так, как будто всë про неë, про Лену, знала: о мечтах, о стремлениях, о ломании себя через колено, о работе... Чего она добилась за 8 лет? Поднялась на одну ступеньку? Да, она не операционистка, которой могла бы остаться лет до 40, а потом бы выгнали из-за пустяка, но по возрасту, как уже бывало в их банке. Да, однажды еë заметили и перевели в другой отдел. Теперь она — специалист по кредитованию. И всë, что ли? Теперь там до пенсии сидеть? Начальником отдела она сможет стать, если только очень постарается, да ещë и обстоятельства сложатся благоприятно. И про их семью она тоже зря сказала! Но она же не знает ничего. — Хотя, стой! Чего это я? Юля права. Мы же сами всë рассказали, что у нас — мирное существование в Американке. Существование или выживание? А если ещë принять во внимание то, что я себе сегодня придумала о Юле, о любви, так это, вообще, конец. Я даже не представляю, как можно искать выход из этой ситуации. Так это они с жиру бесятся, или мы с голодухи “изображаем радость... весело взяли и весело понесли”? Кошмар».
— Да, Юля, ты права, — Света тоже была поражена Юлиным открытием. — Только вот что интересно, как и какая роль выбирается, как она навязывается другому?
— Да, какую кто хочет, такую тот и выбирает, разница ведь небольшая. А навязать? Сама знаешь, как рабыня управляет Госпожой, ей надо испугаться, только намекнуть.
— Это ты точно заметила. Система-то в каждом случае — замкнутая.
— А может правила хорошие придумать? — включился в обсуждение Стас. Ему показалось, что он всë понял... и про мужскую роль... и про своë место в жизни, в семье.
— Ты представляешь объëм этих правил, на любой случай жизни? Чтобы всë было по обоюдному согласию, без насилия над собой и над другим. Почему сегодня мне можно мыть посуду, а завтра мыть — будет через колено? — усмехнулась Юля. — Хотя, ничего невозможного нет. Тем более, правила сегодня у нас менялись раз пять, если не больше.
— Юля, не путай человека, пожалуйста. Им, может, и не надо выходить из этой игры, и правила у них замечательные, и всë устраивает. А то, не дай Бог, кто-то подумает, что его на мякине проводят. И не кто-нибудь, а сама... — Света, улыбнувшись, посмотрела на потерявшуюся Лену — долг платежом красен.
Юля поняла, что Лена со Светой переругались, но зачем? Она что-то пропустила или не поняла.
— Я думаю, мы что-нибудь попробуем, — согласился Стас. — Я как-нибудь уговорю Лену и на садо-мазо... и на улицу выйти без трусиков. Но это вообще мелочи. Знаешь, Лен... я что хотел сказать... а ты попроси на работе повышения, но так, чтобы тебя совесть не мучила, чтобы ты имела право там реализоваться. Пусть твоя зарплата будет не в четыре, а в шесть-восемь раз больше моей. А я... года за три... если получится, то и меньше... стану таким специалистом, что ко мне будет даже по блату очередь. И тогда мы с тобой сравняемся. Специалист — очень дорого стоит. Я уже увидел путь к этому.
— Как домой приедем, так и сыграем. Я согласна. А ещë... твои бабы? Как быть с ними?
— Он ещë и гуляет? — спросила Юля. — Я бы сразу выгнала...
— Гуляет... — пожала плечами Лена. — Или гулял. Пока не знаю. Стас... Ты как на этот счëт? Ещë мне изменять собираешься?
— Нет. Не собираюсь. А ты?
— А я тебе изменяла?
— Не знаю, не искал подтверждений... свои только скрывал. Но как-то криво. Так ты мне изменяла?
— А какая разница?
— И правда... никакой. Знаешь, Лен... даже если ты и изменяла... ну выпорю тебя за это... если ты признаешься. Мне гораздо больше стыдно... за свои измены... ты же про все знаешь?
— Вот начнëм играть, ты мне обо всех и расскажешь... и получишь по заднице... и не языком... а ремнëм. Договорились?
— Да, если ты меня за это простишь...
— Так уже простила. Я же до сих пор живу с тобой. И... мне нужен рядом мужик... а не половая тряпка.
«Вот ещë одна правда про меня... — подумал Стас. — И сам не могу быть мужиком, да ещë и баб завожу. И как она меня терпит? Зачем? Надеется, что я исправлюсь? Что реализуюсь в том, что когда-то она увидела во мне? А может быть...»
— Только не ставьте такого дурного условия — получение удовольствия от власти, всë равно, не получится, нет в этом никакого удовольствия. Лучше, на определëнное время, — вздохнув, сказа Света.
— Или сексом заняться с садо-мазо фантазиями, — размышлял Стас.
— Тоже неплохо, главное, чтобы по взаимному согласию. Да? — спросила Света. Она подмигнула и улыбнулась Лене.
Лена облегчëнно вздохнула. «Не стоило всë-таки на Светку наезжать, она могла бы и посильнее по больному съездить. Начальница... точнее — Госпожа. Даже я сама под еë власть подлезала».
— Ох, девчонки, поздно уже. Пойдëм мы, наверное, — сказал Стас. — Спасибо, Света, что нас пригласила. Спасибо и тебе, Юля! За очень многое спасибо! Я думаю, мы ещë обсудим кое-что потом. До завтра.
— Вам спасибо! Без вас я не знаю, что было бы. И извините, если ненароком обидели кого, — сказала Света. Они ещë раз обменялись улыбками с Леной.
— Счастья вам, девочки! Хотелось бы, чтобы у вас получилось, — Лена выкидывала глупые мысли из головы. «Хорошие они обе! А мне надо многому учиться. Может, и я смогу, если захочу?»
— Мы к обеду придëм, отсыпаться будем. Вы тревогу не поднимайте, ничего хуже Американки мы не придумаем, я надеюсь, — сказала Юля. — А если не придëм к обеду — поднимайте тревогу... хотя... можете и не поднимать — уже поздно будет.
— Юля... как ты можешь такое говорить? — спросила Лена.
— Могу, но ты не переживай, тебя и Стаса это не касается, — пожав плечами сказала Юля.
Супруги вышли из номера, но тут Стас сказал:
— Лен, иди в номер, я сейчас поговорю со Светой... и прибегу. Мне надо. Это не про секс между мной и нею... им надо помочь. Я кажется кое-что понял, а с тобой она меня не услышит.
— Хорошо, — на удивление быстро сказала Лена. — Не задерживайся долго. Нам тоже нужно поговорить о многом, а ещë больше... решить, как жить дальше. Хотя я кое-что придумала: я завтра на завтрак и на обед иду в очень короткой юбке... без трусов... и лифчика. Это не обсуждается. Ты же так хотел?
— Да, хотел... и ты согласна?
— Так это же я предложила. А по приезду... мы займëмся с тобой садо-мазо.
— И ты меня выпорешь? — спросил Стас, в надежде что она не сможет.
— Обязательно... Розги с тебя. Я не сильно тебя собираюсь бить — до первой крови... или до второй... Там посмотрим. Надо же схему ломать. Или нет?
— Конечно, сломаем. А я тебя как-нибудь потом? Смогу?..
— Если захочешь, то может быть, — подмигнула Лена. — Но если я САМА тебя об этом попрошу.
— А ты попросишь?
— Надеюсь... Но если моя зарплата будет в 10 раз больше твоей, то буду каждую неделю пороть тебя... по субботам — Домострой, сам понимаешь. И ещë... теперь на тебе уборка по дому и посуда. Это без объяснений и без возражений с твоей стороны, — Лена посмотрела на мужа, который совсем потерялся, поэтому добавила: — Ладно... если ты приготовишь еду, я готова помыть после этого посуду. Так согласен?
— Обязанности по дому тоже надо поделить?
— Я поделила... уже. Если возникнет неравенство, поделю снова.
— И каждый день секс... — понурив голову, предложил Стас.
— Лучше два: перед сном и с утра... тоже.
— Мне это нравится, — улыбнулся Стас. — Надо попробовать.
— Мне тоже... Ты тут надолго?
— Мне пять минут... ну, десять. И сразу домой приду.
— Стас... у нас больше нет тайн и не будет. Я ей не смогла помочь, ты попробуй, если сможешь.
— Я постараюсь, — сказал Стас и постучался в дверь номера, из которого они только что вышли, а пока Лена шла по коридору, из номера выскочила Юля. Стас попросил:
— Юль, позови Свету, мне кое-что надо ей сказать. Желательно, наедине.
И пока Лена не дошла до лифта, в коридор вышла Света. О чëм они говорили, Лена не слышала, да и не хотела слышать, она даже не спросила потом у Стаса, только поинтересовалась... смог ли он до неë достучаться? Он ответил: «Похоже, да. Посмотрим по дальнейшим событиям».
Когда вышла Света, Стас спросил:
— Ну и как тебе результат вашей игры? Устраивает?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну... то, что ты проиграла по всем статьям, — сказал Стас и не дождавшись еë ответа, уточнил: — Ты же именно этого хотела?
— Почему ты так решил? — нахмурившись, спросила Света.
— Да, я так решил, — объяснять, почему, он не стал, перевëл разговор на другое: — Ладно, тогда вопрос совсем не в тему: с той девушкой, к которой ты хотела попасть в постель, ты была бы мальчиком или девочкой?
— Она — девочка!
— И Юля — тоже. Значит, ты добилась этого. Зачем тебе это?
— Ты мне сможешь это объяснить? — Света решила, что не хочет противиться этому диалогу.
— Хочу, но не знаю, смогу ли я. Ты же знаешь, что я обычный циничный хирург, и пока не вскрою — не смогу понять. А тут всë так выстроилось. Давай по порядку: в первой игре ты случайно попала в Рабыни, хотя изначально планировала быть Госпожой. Да?
— Да, я хотела научить еë... всему что сама умею. Но она правильно заметила — научить быть хорошей рабыней, какой я была до нашей встречи... Да, она слишком хорошо меня слышала, поэтому и переросла меня, когда потребовала и приняла сверх-боль...
— Правильно думаешь. Дальше?
— Ты бы хоть подсказал... у меня и так в голове полный раздай, прости.
— Зачем ты продолжила игру после этого? — спросил Стас.
— Не знаю, мы так договаривались... — пожала плечами Света.
— Но и договорëнности ваши менялись раз пять. Думай!
— Знаешь, Стас, ты, наверное, прав. Я видела, как ей было тяжело в первой части игры. Я уже там стала Госпожой над Госпожой. То есть, я стала мальчиком... поэтому была вынуждена продолжать. Она супер-Рабыня и супер-Госпожа! А мне остаëтся только занять оставшуюся роль, после того, как она определится со своей. Да, ты прав, можно было бы заканчивать, не начиная. Но я еë очень люблю... и не смогу еë мучить, заставляя делать то, что ей не свойственно. А я сильная — я смогу и это, вытерплю.
— Я бы не советовал. Тем более, во второй части ты совершенно разочаровалась в себе, как Госпоже. И сдалась на милость победительнице.
— Да... с моей работой, с моей излишней ответственностью за всë... я могу быть только еë защитницей... И еë рабыней...
— У меня есть совсем дурацкое предложение к тебе: останься девочкой с Юлей. Не знаю, как у тебя это получится, но ты должна это сделать!
— А иначе?
— Лучше расставайтесь, — вынес Стас свой вердикт. — Ничего путëвого в таком случае у вас не получится.
— Но как?!! — возмутилась Света, и сама поняла, что не хочет расставаться с Юлей НИКОГДА.
— Не знаю. Иначе, если займëшь должность мальчика, у тебя будет полный деструктив. Я родился мальчиком... и понял сегодня у вас, как им быть. А ты родилась девочкой. Вот и будь ею... даже с Юлей.
— Ты говоришь загадками... — сказала Света. — Как я смогу быть девочкой... с девочкой?
— Я не знаю — я мальчиком родился. И какие на фиг загадки? У мальчика с девочкой всë определено: жена шея, он голова... если сможет. У двух мальчиков всë ещë проще... активный — мальчик, пассивный — девочка. Но только у пассивного всë в жизни получается, а у активного — депрессняк постоянный. У вас... двух девочек, можно не становиться мальчиком... ни одной. Вы же обе девочки. Не бери себе мужскую роль. Хотя в своей игре ты уже еë получила. Да, Юля сильнее, поэтому будет девочкой. А ты будешь мучиться.
Света молчала, хлопая своими глазками. Стас посмотрел, сказал:
— Это всë, что я тебе хотел тебе сказать. А я пойду признаваться Лене во всех своих изменах, и даже если сегодня накажет — не боюсь. Лишь бы не бросила! Но из-за того, что ещë не бросила, надеюсь на прощение. И ещë... она только что предложила быть мальчиком... в нашей паре. Но я с этим в корне не согласен! Это идиотизм какой-то получится... Лена — мальчик и кормилец, я — жена и жертва... Не хочу! Восстанавливаем рутинные отношения, — Стас помолчал недолго, и добавил: — Доброй ночи вам! — развернулся и ушëл не оборачиваясь.
— Доброй ночи! Спасибо... — сказала Света вдогонку, дождалась пока он не сядет в лифт и только потом вернулась в свой номер.